Голоса отдалялись. Сиберт понял, что он опять теряет сознание. В отчаянии он попытался разорвать плотную пелену, но она одолела его. Он еще успел увидеть, как мелькнула рука. В ней было что-то небольшое, металлическое. С глухим звуком «что-то» ударило в голову врача. — Очнись, Эдди. Очнись же! Успокаивая жар, лица коснулась прохлада. Сиберт шевельнулся и застонал от свирепой боли. — Эдди, нужно уходить! Здесь опасно. С усилием он приоткрыл веки. На него смотрели большие измученные глаза Барбары. Она еще раз провела влажной салфеткой по его лицу. — Ну постарайся, Эдди. Нам нельзя здесь оставаться. «Я умираю, — подумал Сиберт. — Так врач и сказал». В голове прояснилось, он вспомнил Локке и цель, которой себя посвятил. Сиберт попытался встать, но слабость пересилила, и он, застонав, опустился на пол. Барбара кинулась помогать ему. Он сел. Темный подвал качнулся, завертелся. Вновь он пришел в себя уже на ногах. Где-то далеко, очень далеко от глаз он увидел ноги. Сообразив, что это его ноги, он приказал им двигаться. Ноги отказывались повиноваться. Он осторожно приподнял одну и не менее осторожно поставил. То же проделал с другой. Он упал бы, но Барбара успела поддержать его. Рядом с угольной печью кулем сидел доктор, уронив голову на грудь. — Ты убила его? — тонким от слабости голосом спросил Сиберт. — Молчи. Тебе нельзя разговаривать. Я оглушила его, только и дел. Его очень скоро начнут искать. Он выходил из госпиталя, когда я подкараулила его… Пистолет его убедил. Нас никто не видел, но когда он не явится на дежурство, его хватятся. Тебе бы отдохнуть, но некогда. Надо поскорее убираться отсюда. До шатких ступенек лестницы, что вели наверх, они добрались каким-то чудом. Сверху манил солнечный свет. И тут Барбара заплакала. — Господи… Как же мы заберемся туда?! Собрав все силы, Сиберт расправил плечи. Постарался как можно меньше опираться на нее. — Перестань, девчонка, — сказал он. — Нельзя сдаваться. — Да, Эдди, — окрепшим голосом ответила она. — Они ведь не меня будут убивать? Тебя, да? — Почему ты так думаешь? — Я слышала. Ты бредил. — Да. По лестнице они взобрались с неимоверным трудом. Прогнившие деревянные ступеньки опасно прогибались под ногами. — Да, меня они убьют. А ты им нужна для другого. Солнечный свет безжалостно высвечивал уродливость потрескавшегося бетона. Под легким ветерком дымились кучи пепла, валялись какие-то старые, почерневшие доски, консервные банки. Солнечный свет подействовал на Сиберта пьяняще. Он почувствовал приток сил, впрочем, почти сразу же исчезнувших. Пройдя через кучи мусора, они оказались в аллее. Перед ними сиял полированными боками «кадиллак-турбоджет-500». Сиберт прислонился к машине, пытаясь отдышаться. Барбара открыла дверцу. — Откуда у тебя такая? — шепотом от слабости спросил Сиберт. — Сперла. — Не годится — слишком заметная. Сразу поймают. — Другую искать некогда. Садись назад, прямо на пол. Большие чемоданы, которые громоздились на заднем сиденье, Барбара расположила так, чтобы полностью закрыть Сиберта. Только пятнышко света просачивалось между ними. Машина рванула, быстро набирая скорость. Она оказалась достойна своей турбины в пятьсот лошадей. Световое пятно заметалось, запрыгало… Сиберт уснул. Проснулся он от того, что машина остановилась. — Извините, мисс, — послышался чей-то голос. — Нам приказано останавливать все машины, идущие из города. Ищем раненого убийцу и его напарника. «Значит, о Барбаре они не знают», — облегченно подумал Сиберт. Но радоваться было рано. Локке достаточно силен, чтобы поднять на ноги всю полицию штата. А когда врач придет в себя, они все узнают. Надо было шлепнуть его по-настоящему. — Ничем не могу вам помочь, — голос Барбары звенел натянутой струной. — Да и мне куда больше нравятся здоровые сильные мужики. Вот вроде вас, офицер. А раненые меня не интересуют. Но, — беззаботно добавила она, — посмотрите, если очень хочется. Полицейский хмыкнул. — Не искушай меня, девочка. Не под юбкой же ты его прячешь? Что, кроме мотора, может еще влезть в этого зверя?! Сколько он дает по прямой? — Двести запросто, — небрежно ответила «девочка». — А может и двести пятьдесят. — Ого! — удивился коп. — Не верите? Смотрите! Взревев, мощная машина рванула. Через несколько секунд злобно зажужжали шины. «Зверь» приподнялся, словно собирался взлететь на своих спойлерах. Возникло ощущение полета… «Как просто», — подумал Сиберт. Скорость снизилась. Шины зашуршали мягче, будто напевая колыбельную. Сиберт уснул. От сильной боли в груди он опять проснулся. Тихо. Машина стояла. «Врач сказал, что я умру, — вернулась мысль. — Пуля этой старой суки прошла сквозь легкое. Я умру от внутреннего кровотечения». Он разозлился на Барбару. Что-то очень уж легко она распоряжается его жизнью. Заставляет корчиться под этими дурацкими чемоданами, как бешеная гоняет по дорогам. А ведь только быстрая квалифицированная помощь может спасти его. Что с того, что она дала свою кровь? Это же временна Подумаешь, одна пинта. Она теперь по капле вытекает из него. Настойчиво и неумолимо уносит с собой и саму жизнь. Что толку, что эта пинта бессмертна?.. «Будь ты проклята! — Гнев душил Сиберта. — Сама ты будешь жить вечно, а я сейчас сдохну, как последний…» Умирал он как-то странно. Так, наверное, чувствует себя новорожденный, у которого долгая дремота сменяется полусознательными пробуждениями. В промежутках между дремотой, когда отступала серая пелена, Сиберт убеждался, что еще жив, и каждый раз несказанно удивлялся этому. Но однажды он проснулся окончательно. Сквозь пыльное окно сочился свет пасмурного дня. Перед глазами рябили разноцветные квадратики тяжелого пледа. «Я живой, — с некоторым удивлением подумал Сиберт. — И, похоже, помирать пока не собираюсь». Он повернул голову и возле кровати увидел Барбару, спящую в старом большом кресле. Лицо ее казалось усталым, одежда — мятой и перепачканной. Глаза девушки открылись. Он улыбнулся ей. — Ну вот, тебе стало лучше, — хрипло сказала она и коснулась рукой его лба. — Лихорадка прошла, теперь ты поправишься. — Спасибо тебе, — едва слышно сказал он. — Сколько сейчас времени? — Прошла неделя. Поспи еще. Глаза его закрылись. Темный глубокий бассейн медленно закружил его в своих прохладных струях. Когда он проснулся вновь, Барбара напоила его наваристым куриным бульоном, от чего у него появились силы для разговора. — Где мы? — На старой ферме. Она лет десять как заброшена. На этот раз она была одета в чистое старенькое платье, которое взяла, видимо, из вещей, оставленных бывшими хозяевами. — Похоже, этот фермер разорился, не выдержав конкуренции с гидропоникой. Когда мы ехали сюда, дорога была совершенно пустынная, так что видеть нас никто не мог. А которых ты пристрелил, они кто такие? — Позже расскажу, — ответил он. — Своего отца ты помнишь? Она помотала головой. — Это важно? — Может, и важно. Но разве мать ничего не рассказывала о нем? — Самую малость. Мне было всего десять лет, когда она умерла. — Почему же ты так настаивала на переливании крови? Барбара потупилась, затем пристально взглянула на него. — Я поклялась маме, что никому об этом не расскажу. Сиберт улыбнулся. — Ну, если нельзя…