Ещё один разряд не даёт мне закончить. Пока я мотаю головой, приходя в себя, итальянец подкручивает регулятор мощности, ещё раз подносит «кусаку» к моей щеке, нажимает на кнопку и держит, как мне кажется, бесконечно долго. До тех пор, пока я не начинаю кричать во всю глотку. Только тогда итальянец отключает «кусаку» и повторяет ещё раз: — Тебя не спрашивали. Я киваю, чувствуя, как печёт правую щёку, чуть ближе к виску. Ирокез хватает Арла за шиворот и тащит через всё помещение к креслу, в котором сижу я. Сидевший тихо в углу комнаты шестой игрок встаёт и подходит к нам. Это Йун Бо — дирижёр криминальной среды восточного сити. О том, как он появился в наших краях и занял своё место в преступном мире, ходит много историй. Каждая из них приукрашена, но во всех есть кое-что общее — жестокость и бескомпромиссность, с которой он вёдет свои дела. — Ты же знал, куда шёл, — говорит Йун утвердительно. Я молчу, глядя ему в глаза. — Знал, но не отказался от затеи, — добавляет он. Равнодушный взгляд скользит по мне несколько мгновений, а затем кулак его бионического протеза впечатывается мне в нос, озаряя мир вспышкой света и хрустом кости. — Ты же понимаешь, чем это закончится? — спрашивает меня якудза восточного сити, разглядывая механическую кисть, сжатую в кулак. Я понимаю. Но не спешу это подтверждать. Из костяшек бионического протеза выдвигаются шипы. Я успеваю подумать о том, что даже таких коротких хватит для того, чтобы Улле-Медуза не справилась с результатом их работы, как украшенный шипами кулак врезается в мою левую скулу, разрывая кожу. А потом ещё раз. — Гостю не подобает вести себя так, — голос звучит, словно мою голову обмотали несколькими слоями войлока. — Ты же знаешь, что бывает с теми, кто пренебрегает гостеприимством? — Давай без нравоучений и риторических вопросов, — говорю я, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — Учить жизни того, у кого собираешься её отобрать, как-то тупо, не находишь? Йун изучает моё разбитое лицо, а я уже понимаю, что ему от меня что-то надо. Всё логично. История игр пестрит примерами того, что делают с мошенниками, если уличают в жульничестве. В живых таких остается очень мало. И раз тебя не спешат убить, значит дело не в том, что ты смошенничал. — После игры ты мог бы получить работу, — говорит Йун. — Я ни на кого не работаю. Йун усмехается. — Мистер Амберс так не считает, Плешивый Сэм так не считает. И ещё два десятка человек так не считают, — ухмыляется Йун Бо. Он даже знает, с кем у меня дела. Вон оно что. Это не я закидывал удочку в поисках жирных игроков, это он обставил всё так, чтобы меня, в конце концов, привели к нему. Игра за игрой, ставка за ставкой, компания за компанией. — С Амберсом и остальными я сотрудничаю, а не работаю на них. — А в чём разница? Интересно, Йун продолжает поддерживать диалог для того, чтобы насладиться моим положением, или ему действительно любопытно? Отвечая на его вопрос, я пробую перехватить инициативу. — В том, что при сотрудничестве обе стороны прилагают усилия, а работа подразумевает, что кто-то делает дело, пока кто-то сидит сложа руки, потому что платит. — Ты такой борзый, потому что понимаешь, что терять нечего? — Нет, я таким родился. Якудза возвращается к столу и наливает виски в два стакана. Протягивает один из них мне. Я беру стакан в руку. — Это хорошо, что ты не трус, — сообщает Йун Бо. — У меня есть дело, которое тебе придётся сделать. Потому что ты же помнишь, в чём проблема жульничающих в игры? — В том, что нельзя попадаться, — буркаю я и делаю глоток алкоголя. Виски обжигает развороченную губу, и я прижимаю к ней рукав. Биопротез, оснащенный шипами, — атавизм какой-то из фильмов прошлого века. Но вот, поди ж ты, как раз в тему пришёлся. Запоздало шевелю нижней челюстью. Левая половина лица ощущает себя так, будто ею прошлись по свернутой в моток колючей проволоке, сломанный нос пульсирует. — В том, что иногда им приходится работать на тех, кто сидит сложа руки, — поправляет меня якудза. — Понятно, — киваю я. — Можно без дальнейших предисловий. Йун достаёт из кармана системный узел и бросает мне на колени. — Здесь всё, что я знаю, — сообщает он. — А даже если и не всё, то у тебя есть выход на тех, кто соберет недостающие части пазла. Мне нужна база данных этого проекта. Как и где ты её найдёшь, меня не интересует. * * * Датчики под потолком оказываются дохлыми. Поэтому внутри помещения, бывшего когда-то цехом, мы идём, не пытаясь прятаться. Люк, как ни странно, поддаётся с первой попытки. Я свечу фонариком вниз. Глубина колодца — метров семь-восемь. Спускаюсь первым. И пока Арл переставляет ноги по лестнице, свечу фонариком, оглядывая помещение. — Здесь? — спрашивает меня Арл, спустившись. Луч выхватывает странные конструкции, терминалы непонятного предназначения, роботизированную линию странного конвейера. — По схемам — здесь, — отвечаю, начиная шагать вдоль покрытой белёсым налётом стены, а Арл двигается в противоположную сторону. Он несколько раз чертыхается, обо что-то спотыкаясь. Хлама здесь поменьше, чем наверху, но тоже достаточно. Хорошо всё-таки, что Машка подсуетилась. С тем мусором, который мне вручил Йун Бо, я бы точно выбрал вариант побега из сити. Говорят, что вне сити тоже живут люди. Плюс Китай. Скорее всего, я бы так далеко не забрался, но всё же… Перешерстить все помещения завода не так-то просто. Да ещё и турельник этот. Наверняка ж не один. Просто каждому своя зона отведена. У Ржавой тоже обрывочно всё, но сложив то, что она смогла найти, и то, что дал мне этот якудза, можно понять общую картину и наметить план действий. — Бакс! — зовет Арл. — Кажется, оно. Подхожу и вижу простенькую дверь с кодовым замком. Не сенсорным, но работающим от электричества. — Похоже, — соглашаюсь я. — Только как мы её открывать будем? — спрашивает напарник. — Руками, — говорю я, снимая со спины рюкзак. — Я читал про такой тип дверей. К каждому замку подведено питание. Видишь, панель не на самой двери, а сбоку? — И? — Под панелью механизм, выдвигающий в пазы двери несколько металлических штырей. Обычно три, — объясняю Арлу, доставая батарею, — Нам нужно только раздолбать стену, чтобы подцепить аккумулятор к проводам. И снять переднюю панель, чтобы дать доступ пауку. А он займется подбором пароля. * * * — Что с твоим лицом? — испуганно спрашивает Машка Ржавая, разглядывая меня. — Мне из него сделали рожу за вот это, — протягиваю ей системный узел. — И чего здесь? — спрашивает Ржавая, вертя его в руках. — У тебя хотел спросить. — О как. А подробности будут? Потому что, глядя на твою рожу, я предполагаю, что доставал ты его с боем. — Наоборот. Мне делали рожу из лица, чтобы я его взял. — О как? Теперь я тем более жажду подробностей. Я рассказываю ей, как спалился с монтом и во что всё это вылилось. А Машка слушает, изучая содержимое узла. — В этом твоя проблема, — говорит Ржавая, — ты никогда не рассказываешь подробностей. Я могла бы учесть некоторые нюансы, если бы ты объяснил, для чего именно нужен монт. — Для некоторых подробностей невозможно подобрать удобный момент. — Может, ты его просто постоянно проёбываешь? — саркастично спрашивает Машка. — Случилось то, что случилось, — отмахиваюсь я. — Ты мне лучше скажи, чего там? Я киваю на лежащую у Ржавой на коленях доску. Очень старая, не чета моей. Как она умудряется на таком старье работать? Если выкрутимся — куплю ей чего-то поприличнее в знак благодарности. — Законсервированный проект. Данных мало, но из тех, что есть, можно утверждать: речь идёт о сращивании железа с нервными окончаниями. — Бионейромеханика наше всё? — Может и бионейромеханика, — задумчиво отвечает Маша, продолжая листать-вращать-перекладывать содержимое системного узла. — А смысл? Не думаю, что данные какой-то законсервированной лаборатории могут быть полезными спустя столько десятилетий. — Зачем-то ж Йуну Бо это понадобилось. А он не такой человек, который будет делать что-то просто так. Даже если делает это чужими руками. * * *