И все же Оуэнс продирался сквозь толпу. Внезапно до него дошло, что все окружающие его создания растеряны и напуганы в точности как он сам. Они не пытались убить его, напротив, они сами старались сбежать и защитить себя от вреда. Внезапно входную дверь словно взрывом снесло. Монстры колотили в нее, разбили стекло, а теперь продирались сквозь осколки и мимо других существ, пытающихся сбежать из этого ада. Оуэнса подхватило общим потоком, и внезапно он очутился на улице. Его плавники превратились в пальцы, пальцы крепились к рукам, а руки снова стали частью, о, слава тебе, Господи, человеческого тела. Оуэнс лицом вниз рухнул на мостовую. Подняв голову, он увидел, как от закусочной во все стороны, словно за ними по-прежнему кто-то гонится, разбегается десяток мужчин и женщин. Несколько человек лежало на мостовой, даже на проезжей части. Некоторые из них были в весьма плачевном состоянии. Но среди них не было монстров. Возникшая из ниоткуда угроза каким-то образом снова канула в небытие. Вот только страх никуда не делся. Оуэнс потянулся к телефону, чтобы связаться с диспетчером, но он по-прежнему не мог контролировать свой голос. Его собственные слова звучали будто завывания дикого животного. И даже обрети Скотт возможность снова говорить, он не мог себе представить, чтобы в участке поверили во всю эту историю о том, как он едва выбрался живым из закусочной, полной монстров. Его руки дрожали, и он уронил телефон. Оуэнс попытался было подобрать его, но тут телефон внезапно завибрировал, и Скотт, испугавшись, снова его выронил. Один из убегавших из закусочной посетителей наступил на гаджет и раздавил его. Оуэнс почувствовал себя совершенно одиноким. Его страх только усилился. Подобно остальным, Скотту хотелось убежать куда подальше. Он попытался было встать, но ноги под ним подогнулись, и он снова рухнул вниз, не в силах пошевелиться. Скотт Оуэнс лежал на тротуаре в ожидании смерти. Но смерть так и не пришла. То, что он видел, не могло быть правдой. И не важно, насколько реальным казалось происходящее. Галлюцинация? Массовая истерия? А если и так, то неужели все видели одних и тех же монстров? Как такое вообще возможно? На противоположной стороне дороги стоял Готэмский треугольник, здание, в котором располагалась редакция «Готэм Трибьюн». В свои лучшие дни газета расходилась тиражом в три миллиона экземпляров ежедневно. В эпоху интернета ее тираж едва достигал трети от былых цифр. Фасад здания украшал гигантский проекционный экран, большую часть которого заполняла реклама. Лишь в самом низу бегущей строкой транслировались новости. На огромном экране прекрасные женщины в минимально допустимом размере бикини бежали по пляжу, рекламируя какой-то неизвестный Оуэнсу женский продукт. Внезапно изображение застыло и исчезло, сменившись картинкой изнутри «Закусочной Поли». Несколько минут Оуэнс молча разглядывал видео. На нем посетители забегаловки в диком припадке бегали из стороны в сторону, сталкивались и кусали друг друга. Внезапно он увидел себя. На видео офицер Скотт Оуэнс полз по кафельному полу закусочной, хватая и лихорадочно отталкивая в сторону других посетителей в отчаянной попытке сбежать. Скотт уставился на свое собственное изображение. Огромное, на весь экран, изображение его самого. Не монстра, в которого, как ему показалось, он превратился, а его самого, совершенно озверевшего и бездумного. Оуэнсу стало дурно от того, что он натворил. Но затем Скотту на ум пришла еще одна мысль, настолько пугающая, что желудок свернулся узлом, а кожа похолодела. Во время всего этого безумия кто-то снимал разворачивающуюся в кафе сцену на видео, а он этого даже не заметил. «И какой же ты коп после этого?» На глазах у Скотта экран снова начал мигать. Его собственное изображение сменилось лицом, скрытым за бурым мешком из джутовой ткани, словно пришитым к коже человека. Пустые глазницы полыхали огнем, а на руках вместо пальцев были шприцы. Еще одна галлюцинация? В нижней части экрана, где еще минуту назад транслировались новости, поползли слова. ПРИШЛО ВРЕМЯ ПОДЧИНЯТЬСЯ Костлявая фигура заговорила глубоким, хриплым, гортанным, едва напоминающим человеческий голосом: – Жители Готэма, я беру под контроль все ваши телевизионные каналы, чтобы вы полюбовались на новое дело рук моих, – произнес человек в маске, – для этой демонстрации понадобилось лишь пять унций моего новейшего токсина. Завтра то, что произошло сегодня, покажется вам детской игрой. Оуэнс перечитал бегущий текст и снова взглянул на изображение, узнав говорившего по ежедневным сводкам. Это был преступник, известный как Пугало. – Жители Готэма, это ваше единственное предупреждение. Казалось, что это отвратительное лицо смотрело прямо на него, заставляя кровь пульсировать в жилах. Изображение на огромном экране снова затрещало статикой, а затем погасло, будто кто-то вытащил штекер из розетки. «Наше единственное предупреждение?» Что же, черт возьми, будет дальше? 2 Угроза Пугала сработала. Поток направлявшихся к мосту Милосердия машин растянулся более чем на пять миль, аж до самого Мемориального парка в центре города. С моста можно было разглядеть Сити-Айленд, над которым во всей красе возвышалась статуя Леди Готэма, гордая и величественная. Огромная скульптура была возведена много десятилетий назад как маяк, озаряющий Готэм светом надежды и мечты. К сожалению, с годами свет потускнел и сейчас едва ли служил символом чего-то кроме бесконечных неудач города. Полицейские на мотоциклах и верхом на лошадях управляли транспортными потоками, безуспешно пытаясь успокоить до смерти напуганных беглецов. Город реквизировал школьные и муниципальные автобусы и выделил их на самые загруженные направления, чтобы хоть как-то облегчить часть траффика, но в конечном итоге и автобусы завязли в бесконечной волне напуганных, спасающихся бегством людей. Гордон как мог управлял исходом из города с заднего сидения служебной машины. Он был весь в движении и постоянно переключался между полудюжиной различных телефонов, держащих его на связи с капитанами основных участков города. Большую часть своего извилистого пути машина проделала по тротуарам. И без того перепуганные горожане, заслышав вой сирены, разбегались по сторонам, чтобы не угодить под колеса. – Сэр, – донесся испуганный голос из динамика одного из телефонов. – Мои люди эвакуировали примерно треть населения Миагани, но мы ни за что не успеем вывезти вовремя всех. – Капитан Джером Фингер, двадцатидвухлетний ветеран департамента полиции Готэма, командовал пятым участком, и в его голосе отчетливо сквозил страх. Но парень пытался удержать эмоции под контролем. – Я не знаю, что делать сэр. Нам реально бы не помешала помощь. – Я был бы рад тебе помочь, Джерри, – ответил Гордон. Фингер был одним из первых копов, кого он встретил после перевода в Готэм. Более честного и способного офицера еще поискать нужно было, поэтому парня и повысили до капитана всего тремя годами позже. – Но наши силы и так на пределе. Вывозите всех, кого сможете. – А как быть с теми, кого мы не сможем вывезти? Гордон ненавидел этот ответ, но другого он предложить не мог. – Мы можем сделать только то, что можем. – Комиссар скинул вызов прежде, чем Фингер успел что-либо ответить, швырнул телефон на сиденье рядом с собой и выдохнул. Его работа и в лучшие дни была невыносима. Сегодня все обстояло еще хуже. Мимо его окна медленно проползли несколько школьных автобусов, набитых учениками средней школы и ребятишками помладше. Автобусы направлялись на север, в сторону моста Милосердия и острова Блик. Оттуда они двинутся на запад и, если повезет, часа через два выберутся за пределы города. Дети выглядели напуганными, и у них были все основания бояться. Сегодня они, бесспорно, стали свидетелями самого хаотического события за всю свою недолгую жизнь. К сожалению, у Готэма была привычка оставлять свой отпечаток даже на самых юных жителях. – Вечно все сводится к детям, не правда ли? – обратился комиссар к своему водителю, Биллу МакКину. – Даже представить не могу, насколько им страшно. Я вижу этих детишек и вспоминаю, какими были Джеймс-младший и Барбара в их возрасте. МакКин кивнул. – Да, но знаете что, комиссар? Двадцать лет назад безумцев вроде Пугала не существовало в природе. Сегодня их пруд пруди, я даже сосчитать всех не смогу. – Билл покачал головой. – Боюсь, эти дети вырастут, слишком много зная о том, каким может быть человечество. Они даже не поймут, что жизнь вовсе не обязана превращаться в подобную помойку, что нормальная жизнь совсем не такая. Если спросите меня, вот что является настоящим преступлением. Гордон почувствовал, как его желудок сворачивается в узел. – Так как же нам исправить все к лучшему? – Вы сами спросили. Разумеется, это только мое мнение, но мне кажется, что нам нужна еще сотня Бэтменов. А потом мы разрешим им не сдерживать себя. – Его голос становился громче с каждым словом. Затем МакКин глубоко вздохнул и добавил: – Как я и говорил, это только мое мнение. – Бэтмен хорош, – согласился Гордон, – может даже, жизненно необходим. Я это знаю, Билл. Но какую бы важную роль он ни играл, ты не хуже меня знаешь, что мы не можем всегда надеяться на народных мстителей, вершащих самосуд. В конечном итоге нам нужны правила – закон и порядок. Люди полагаются на нашу защиту, и они должны верить, что мы справляемся с работой, и нам не нужна помощь кого-то постороннего. – Я с вами согласен, сэр, – ответил МакКин, – но до этого дня Бэтмен мог управиться со всем этим. – Проблема в том, что он поднимает ставки. А плохие парни продолжают равняться с ним. – Я знаю, сэр. Но если вы настолько против его существования, почему позволяете заниматься тем, что он делает? – Ты сам сказал, Билл. Потому что он может управиться со всем этим. И вовсе не Бэтмен меня беспокоит. Он хороший человек, возможно, лучший из всех, кого я знаю. Но меня волнуют те, кто следует за ним. Подражатели. У них может и не быть его нерушимого чувства справедливости. Вот кто меня пугает. Да, прямо сейчас это работает, но я продолжаю молиться, чтобы настал день, когда мои офицеры остались бы единственной защитой, в которой нуждался Готэм. – Ваши бы слова да Богу в уши, сэр, – ответил МакКин и остановил машину. – О, мы на месте. Нулевая отметка. «Тут-то все и началось». Напротив машины Гордона располагалось то, что осталось от «Закусочной Поли». Окна разбиты, дверь сорвана с петель, столы и стулья перевернуты, плиты и печи поломаны так, что уже не подлежат ремонту. Семьдесят лет истории исчезло менее чем за четыре часа. – Знаешь, Билл, еще вчера в Готэме жило и работало шесть и три десятых миллиона человек, – произнес Гордон, вылезая из машины. Осторожно ступая меж обломков и обходя ковер из разбитого стекла, комиссар вошел в пустую забегаловку и огляделся по сторонам, рассматривая то, что теперь превратилось в запятнанные кровью воспоминания. – Сегодня их стало куда меньше. Под перевернутым столом лежал плюшевый медвежонок. Комиссар поднял детскую игрушку, расправил курточку вместе со шляпой и осторожно положил ее на столешницу, надеясь, что мишка в конечном итоге найдет дорогу домой. Наверное, Гордон никогда не узнает, что случилось с владельцем игрушки, был ли это мальчик или девочка, и удалось ли ребенку выбраться из города целым и невредимым. Некоторые вопросы так и останутся навеки без ответов, и его, как человека живущего ради подобных ответов, необычайно огорчало подобное положение дел. Комиссар выглянул из окна закусочной, скользнул взглядом по потрескавшемуся, отчаянно нуждавшемуся в ремонте асфальту, и уставился на бескрайнюю пустоту кругом. На секунду ему показалось, что в небе промелькнула черная точка. – Да, – вслух обратился Гордон к самому себе, – он может управиться со всем этим. И как же мы сейчас все в нем нуждаемся. 3 Он сидел на потрескавшейся каменной гаргулье в семидесяти метрах над тротуаром и изучал бегущие фигуры. Тысячи мужчин и женщин, с искаженными от паники лицами, тащили за собой детей. Они пытались, хотя и не питали надежды, выбраться из города до истечения срока ультиматума. Жить в Готэме означало жить в постоянном страхе. И скоро, если только с этим что-то не сделать, здесь не останется ничего кроме страха. «Если только что-то с этим не сделать, – подумал он, наблюдая за тем, как то тут, то там все новые и новые офицеры полиции забывают об управлении движением и присоединяются к бегущей толпе. – Если только я что-то с этим не сделаю». Бэтмен выстрелил крюком в стоящее на противоположной стороне широкой улицы здание Гройлера, спрыгнул с каменной образины, с распахнувшимся в стороны плащом пронесся над разыгравшейся внизу паникой и приземлился на балконе восьмого этажа позолоченного здания.