Глава 16 Отщепенец Алёша опустился без сил на высохшую траву. Что он натворил? Как он мог? Как такое возможно?! Надо в полицию… или в скит. Нет, в полицию. Сдаваться. Он опёрся о дерево и с трудом встал, как тяжело больной. Изверг. Алёша побрёл в горячке, пробиваясь сквозь кустарник, не замечая царапающих веток, давя грубыми подошвами цветы и муравейники. В Алёшиной голове гудело, глаза то видели чётко, то вовсе отказывались смотреть: всё вокруг становилось мутным, расплывалось. Путь прервал высокий обрыв. Алёша замер, не понимая, куда идти дальше. Перед глазами стояли ссадины, алые царапины на Машиных руках – их сделал он, не кто-то, не его отец, а он сам. Это он – зверь. Он сумасшедший. Садист. Алёша вспомнил зарёванное, по-детски искажённое плачем лицо Маши, ужас в глазах перед ним, перед его разнузданной властью. Внутри Алёши всё заклокотало, закипело. Он вдруг понял, что если б не пришёл в себя, огонь коснулся бы её нежной, тонкой кожи, прожёг бы безжалостно, жадно, обнажая до мяса, заставляя кричать, корчиться от боли, умирать в жестоких муках. Алёша представил всё это так живо, что начал задыхаться. Он почти это сделал! Ему нет прощения! Кем бы она ни была… Алёша закачался, как пьяный, перед глазами всё поплыло ещё сильнее. Вдруг какая-то тёмная фигура с посохом, то ли реальная, то ли плод воспалённого воображения, появилась рядом. – …я – убийца, – еле выговорил Алексей. Ужас от содеянного требовал покаяния, и Алёша стал на колени перед обрывом, шепча, будто на исповеди: – Я грешен. Она обманула… Маша… Она же убила меня… во мне…, а я её. Сквозь туман в сознание Алексея проник низкий голос, говоривший с отвращением: – Ты просто маньяк, отброс человеческий. – Я не могу больше, не хочу… – бормотал Алёша, доверяясь тёмной фигуре – голос её был знакомым, значит, его надо слушать. А кто это? Он не понимал. Голос заметил недобро: – Да, отморозок, девушек обижать нехорошо. У них есть друзья… Поднимись. Алёша встал с колен, балансируя на краю пропасти, над обломками скал, над лесом и рекой, распростёртыми, размазанными кем-то Высшим меж серо-зелёных холмов. Из-под ступней посыпалась каменная крошка, цокая по скалистым стенам. Кто-то с мстительной усмешкой сказал: – Давай, гад. Шагай вперёд. И всё. Сам мучиться не будешь, не изнасилуешь и не убьёшь больше никого. Фигура отошла в сторону, будто предлагая Алёше место для разбега перед прыжком, а затем добавила, словно оправдываясь: – Понимаешь, зло надо выдирать… С корнем. Даже если оно – ты сам. Прыгай. – Не-ет. – Алёша, как пьяный, попытался удержаться, но сзади в его спину уткнулся посох. Лёгкий тычок, и послушник с криком сорвался с щербатого края пропасти. * * * Воздушный поток перевернул его, словно пластиковый манекен, головой вниз. С нарастающим ускорением Алёша пронёсся мимо серо-жёлтых каменных стен. Треск. И в одно мгновение ткань подрясника обтянула торс Алёши, и высокий воротник врезался жёстким краем в кадык, будто кто-то схватил за шиворот. Ветер перестал хлестать щёки. От встряски зрение снова стало чётким. Желтоватые кроны дубов, зелёное пятно пихтарника и белёсая с блёстками лента речки всколыхнулись, будто стекла в калейдоскопе, застыли на секунду, а потом, как на качелях, заколебались вправо – влево. Подвешенного вверх ногами Алёшу раскачивало над землёй, которая стала ближе на несколько десятков метров. Он изогнулся с трудом, но увидеть, что задержало падение, не смог. Он почти коснулся руками выступающего уступа скалы, но ухватиться не удалось. Послышался треск сухого дерева, Алёшу качнуло сильнее. «О! Господи! Ты? – сглотнул послушник, чувствуя, как с давящей силой приливает к голове кровь. – Я всех предал… Я Тебя предал… И Ты повесил меня, как Иуду на дереве… Прости меня, Господи! Помилуй». Дерево затрещало ещё сильнее и, наконец, хрустнуло. Длинный сук будто рычагом отбросил Алёшу к громадным пихтам. Он зажмурился. Порыв ветра вновь ударил в лицо. Тело, потяжелевшее от скорости, обрушилось на пружинящие колючие ветви. Задерживаясь на миллисекунды, а затем нещадно ломая их, оно скатывалось вниз. Когда разодранный до крови жадными лапами пихт Алёша упал в кучу нанесённых откуда-то жухлых листьев и источавшей сырой смрад мёртвой хвои, он был ещё в сознании. От мощного удара сотряслись все органы; ноги, спину, руки пронзила жуткая боль. Она вырвалась наружу леденящим воплем, а затем растеклась по изломанным костям и разорванным тканям. Лёжа в неестественной позе, Алёша хватал воздух ртом, как рыба, выброшенная стихией на сушу. Недвижимый и израненный, он смотрел сквозь ресницы на бесконечные стволы деревьев, устремляющиеся к навсегда потерянным небесам. Постепенно всё превратилось в тёмно-зелёное, мутное пятно и погасло. Вы прочитали книгу в ознакомительном фрагменте. Выгодно купить можно у нашего партнера.