– Что нам делать с этим, Барб? – Он положил шариковую ручку на блокнот. – Или даже – как нам быть? Взять и просто игнорировать ситуацию мы не можем. Барбара снова села на место. На столе лежал степлер, и она рассеянно взяла его и стала вертеть в руках. – По-моему, мы просто должны делать то, что нужно. А остальное все самой собой утрясется как-нибудь. Он задумчиво кивнул. – Не думай, что мне это нравится. Я понимаю, почему я здесь. Хочу, чтобы и ты это понимала. – Не волнуйся, понимаю, – сказала Барбара. – Но не вини себя. Ты заслуживаешь… – Хильер ни хрена не знает, заслуживаю я чего-то или нет, – перебил ее Нката. – Я уж молчу про отдел по связям с общественностью. Ни раньше не знали, ни теперь и никогда знать не будут. Барбара молчала. Спорить с тем, что, как они оба знали, было правдой, она не могла. Наконец она произнесла: – Ты знаешь, Уинни, мы с тобой оказались примерно в одинаковом положении. – Как это? Женщина-полицейский и чернокожий полицейский? – Да нет. Скорее дело в видении. Хильер на самом деле не видит ни тебя, ни меня. Да что там, можно сказать то же самое и о любом члене нашей команды. Он не видит нас, значит, не понимает, что мы можем либо помочь ему, либо навредить. Нката обдумал слова Хейверс. – Что ж, пожалуй, ты права. – И поэтому ничто из того, что он говорит или делает, не имеет значения: в конечном счете перед всеми нами стоит одна и та же задача и ничего больше. Вопрос в том, сможем ли мы выполнить ее. Ведь для этого нам придется отложить все чувства и эмоции и заняться тем, что мы умеем делать лучше всего. – Я готов, – сказал Нката. – Но, Барб, все равно ты заслуживаешь… – И ты тоже, – не дала ему договорить Барбара. Сейчас, сидя в машине, она широко зевнула и пихнула плечом норовистую дверцу «мини». Свободное место для парковки нашлось на Стилс-роуд, буквально за углом от Итон-Виллас. Съежившись на холодном ветру, не затихающем с самого полудня, она потопала к желтому зданию, а дальше по тропинке к своему коттеджу. Очутившись наконец дома, она включила повсюду свет, бросила сумку на стол и вытащила из буфета желанную банку фасоли. Содержимое банки было бесцеремонно вывалено на сковороду. При других обстоятельствах Барбара съела бы фасоль, не разогревая ее. Но в этот вечер она решила, что заслуживает наилучшего обращения. Два куска хлеба утонули в тостере, из холодильника появилась банка пива. Вообще-то по расписанию выпивка сегодня не полагалась, но, сказала себе Барбара, день был слишком уж тяжелый. Пока готовился ужин, она отправилась на поиски телевизионного пульта, который, как обычно, где-то искусно прятался. Барбара перетряхивала смятое покрывало на диване, когда в дверь постучали. Она оглянулась и увидела за окном два силуэта, стоящие на ее крыльце, – один совсем маленький, а второй повыше, оба стройные. Это Хадия и ее отец решили зайти к ней в гости. Барбара прекратила поиски пульта и открыла соседям дверь. – Как вы вовремя! – сказала она. – Фирменное блюдо «Барбара» почти готово. Правда, я сделала только два тоста, но, если вы будете хорошо себя вести, я разрежу каждый из них на три части. Она пошире распахнула перед гостями дверь и торопливо оглядела комнату, проверяя, не валяются ли где-нибудь на виду трусы, которые давно уже следовало бы положить в корзину для грязного белья. Таймулла Ажар улыбнулся с присущей ему серьезной вежливостью. – Мы не сможем остаться, Барбара, – сказал он. – У нас к вам небольшое дело, если не возражаете. Его голос звучал так печально, что Барбара насторожилась и перевела взгляд на его дочь. Хадия стояла, понурив голову, сцепив руки за спиной. Несколько прядей выскользнули из косичек и упали на щеки. Однако Барбара заметила, что лицо девочки порозовело… Что это? Кажется, она плакала? – Что случилось? – Барбара встревожилась, находя дюжину поводов для беспокойства, ни один из которых ей не нравился. – Что происходит, Ажар? – Хадия, – произнес Ажар. Дочь подняла голову и умоляюще посмотрела на него. Выражение его лица не смягчилось ни на йоту. – Мы пришли сюда по делу. Ты знаешь по какому. Хадия сглотнула так громко, что Барбара, стоящая от нее в трех ярдах, расслышала этот сдавленный звук. Девочка вынула руки из-за спины и протянула их Барбаре. Она держала компакт-диск с записями Бадди Холли. – Папа говорит, что я должна вернуть это тебе, Барбара, – еле слышно проговорила она. Барбара взяла диск. Подняла глаза на Ажара. – Но… – пробормотала она. – А что такое? У вас не разрешается брать подарки или что? Однако она не думала, что дело в подарке, принятом девочкой. У Барбары была возможность немного познакомиться с традициями соседей: обычай дарить подарки они не только не порицали, но даже приветствовали. – А дальше? – спросил Ажар у дочери, не отвечая на вопрос Барбары. – Что еще нужно сказать? Хадия снова понурила голову. Барбара видела, что губы у девочки дрожат. – Хадия, – произнес отец, – я не буду просить тебя дважды… – Я соврала, – выпалила девочка. – Я соврала папе, а он узнал, и теперь я должна отдать тебе диск. – Она подняла голову и, глотая слезы, торопливо добавила: – Но все равно спасибо тебе, потому что песни мне понравились. Особенно «Пегги Сью». Хадия развернулась на пятках и умчалась к дому. Только когда всхлипывания Хадии смолкли в отдалении, Барбара обрела дар речи. – Послушайте, Ажар, – сказала она, глядя на соседа, – на самом деле это я виновата. Я понятия не имела, что Хадии не разрешается ходить на Камден-Хай-стрит. А она не знала, куда я ее веду, когда мы отправились в путь. И вообще все это было шуткой, не более того. Я обратила внимание, что она слушает какую-то ужасную попсу, и стала подшучивать над ней из-за этого, а она стала рассказывать, какая эта группа замечательная. Тогда я решила показать, что такое настоящий рок-н-ролл, и повела ее в музыкальный магазин. Я ведь не знала, что это запрещено, а она не знала, куда мы идем. – Барбара остановилась, чтобы перевести дух. Она чувствовала себя как школьница, которую застали в парке аттракционов, когда ей положено было быть на уроке в школе. Ощущение не из приятных. Она заставила себя успокоиться и произнесла: – Если бы я знала, что вы ей запретили ходить на Камден-Хай-стрит, то никогда бы не отвела ее туда. Я дико извиняюсь, Ажар. Она не сказала мне сразу. – Что и стало причиной моего недовольства Хадией, – сказал Ажар. – Она должна была сказать это первым делом. – Но я же говорила: она не знала, куда мы идем, пока мы не пришли на место. – А когда вы пришли, вы завязали ей глаза? – Разумеется, нет. Но тогда уже было слишком поздно. Честно говоря, я не дала ей шанса что-либо сказать. – Хадия не должна нуждаться в дополнительном приглашении, чтобы сказать правду. – О’кей. Согласна. Это случилось, но больше не повторится. По крайней мере, пусть диск останется у нее. Ажар отвел взгляд. Его темные пальцы – такие тонкие, что были похожи на девичьи, – двинулись к карману белоснежной рубашки. Он нащупал и достал пачку сигарет. Вытряхнул одну, задумчиво посмотрел на нее, будто недоумевая, что с ней делать, и протянул пачку Барбаре. Она восприняла это как положительный знак. Их пальцы соприкоснулись на мгновение, пока она вынимала сигарету, и он чиркнул спичкой, от которой они оба по очереди прикурили. – Она хочет, чтобы вы бросили курить, – сказала Барбара. – Она много чего хочет. Как и все мы. – Вы все еще сердиты. Зайдите в дом, поговорим. Он остался стоять у двери. – Ажар, послушайте. Я понимаю, что вы беспокоитесь насчет Камден-Хай-стрит и всего остального. Но вы не можете защитить ее от всего. Это невозможно. Он покачал головой. – Я не стремлюсь защитить ее от всего, просто хочу делать то, что правильно. К сожалению, я не всегда уверен, что правильно, а что нет. – Один невольный поход на Камден-Хай-стрит не испортит ее. И Бадди Холли, – тут Барбара помахала возвращенным диском, – не испортит ни ее, ни кого-либо другого. – Дело не в Камден-Хай-стрит и не в Бадди Холли, Барбара, – сказал Ажар. – В данном случае меня возмутила ложь. – Ну хорошо. Могу понять ваши чувства. Но это была даже не ложь, а упущение. Она не сказала мне вовремя того, что могла. Или должна была. Только и всего. – Это не все, Барбара. – А что еще? – Она солгала мне. – Вам? А… – А этого я не потерплю от дочери. – Но когда? Когда она солгала вам? – Когда я спросил у нее про диск. Она сказала, что это вы подарили его… – Ажар, но это чистая правда! – Однако она предпочла умолчать о том, где и при каких обстоятельствах он был подарен. Эта информация всплыла позже, когда она болтала о компакт-дисках вообще, о том, как много их на прилавках магазина «Вирджин мегастор». – Черт возьми, Ажар, но это же не ложь! – Это – нет. А вот ее отказ признаться, что она была в этом магазине, – ложь. И это недопустимо. Я не позволю Хадии вести себя так по отношению ко мне. Она не будет лгать. Никогда. Только не мне. Его голос был таким ровным, а черты – такими невозмутимыми, что Барбара поняла: сейчас речь идет о куда более серьезных вещах, чем первая попытка дочери схитрить.