– Да пошел он! Фу издал смешок. – Моя тачка вон там, – сказал Он. – Уже недалеко. Он перешел дорогу, сознательно воздерживаясь, чтобы не обернуться и не посмотреть, идет ли мальчик следом. Он вынул из кармана ключи от машины и подбросил их в руке, чтобы наглядно продемонстрировать близость машины – на тот случай, если Его спутник начнет испытывать беспокойство. – Кстати, я слышал, что у тебя вроде все неплохо, – сказал Он. Мальчик пожал плечами. Однако Фу видел, что тот доволен комплиментом. – Чем сейчас занимаешься? – Делаю оформление. – Оформление чего? Ответа не последовало. Фу глянул в сторону подростка, думая, что Он зашел слишком далеко, вторгся на территорию, которую мальчик по каким-то причинам считал закрытой для досужего любопытства. Тот действительно выглядел смущенным, но, когда, преодолевая нежелание говорить, все-таки ответил, Фу понял причину его колебаний: это была неловкость тинейджера, который боится выглядеть смешным в чужих глазах. – Это для одной церковной группы, в помещении, где у них проходят собрания. На Финчли-роуд. – Здорово, – сказал Фу. Но на самом деле Он так не думал. Контакт мальчика с церковной группой нарушал логику действий Фу, потому что Его целью были отвергнутые обществом индивидуумы. В следующий момент, однако, мальчик уточнил уровень и своей добродетельности, и близости с другими членами общества. – Меня взял к себе преподобный отец Сэвидж. Он теперь мой опекун. – Преподо… В смысле, викарий? Той самой церковной группы? – Ну да, он и его жена. Оуни. Она из Ганы. – Из Ганы? Недавно приехала? Мальчик в который раз пожал плечами. Наверное, это было привычкой. – Не знаю. Он тоже оттуда родом. В смысле, отец Сэвидж. Оттуда его предков привезли на Ямайку на рабовладельческом корабле. А ее зовут Оуни. Жену преподобного Сэвиджа. Оуни. Ага. Вот он во второй раз повторил ее имя и в третий. Значит, здесь есть что искать, сразу несколько самородков за один заход. – Оуни, – произнес Фу. – Чудесное имя. – Да. Она вообще супер. – Так тебе нравится жить с ними? С отцом Сэвиджем и его женой? Снова приподнялись и опустились плечи. Нарочито небрежный жест, под которым прячутся истинные чувства мальчика и его желания. В их силе и в их нечистоте Фу не сомневался. – Нормально, – ответил тот. – Всяко лучше, чем с матерью. – И прежде чем Фу успел задать мальчику следующий вопрос, чтобы тот заговорил о матери и о том, что ныне она находится за решеткой, и с помощью этой темы установить между ними еще одну фальшивую связь, мальчик спросил: – Ну, где же твоя машина? Беспокойство, явно различимое в его интонации, следовало интерпретировать как дурной знак. К счастью, они уже почти подошли к фургону, стоящему в тени огромного платана. – Да вот она, – сказал Фу и огляделся, чтобы удостовериться, что улица столь же пустынна, какой была во время всех Его разведывательных наездов. Так оно и оказалось: вокруг ни души. Прекрасно. Фу бросил сигарету на асфальт и, когда мальчик сделал то же самое, открыл пассажирскую дверь. – Залезай, – сказал Он. – Не голоден? Я заскакивал в кафе по дороге, и, по-моему, там еще оставалось что-то, посмотри в пакете на полу. Жареная говядина, хотя молодая баранина была бы лучше. Ягненок в данном случае явил бы более богатые ассоциации. Фу захлопнул за мальчиком дверь, убедившись, что тот нагнулся к пакету с едой, как и ожидалось. Он прямо набросился на содержимое коробок и поэтому не заметил, что с внутренней стороны его двери нет ручки, как нет и ремня безопасности. Фу залез в машину через водительскую дверь, опустился в кресло и вставил ключ в зажигание. Двигатель заработал, но Он не отпустил сцепление и даже не снялся с ручного тормоза. Вместо этого Он попросил мальчика: – Слушай, ты не достанешь нам чего-нибудь попить? У меня тут есть холодильник, за моим сиденьем. Я бы не отказался от пивка. Там должна быть и кола, если хочешь. Или пива тоже возьми. – Круто. – Мальчик повернулся на сиденье и посмотрел в глубь салона, где было темно, как у черта в заднице, благодаря звукоизоляционным панелям, которыми были обиты все внутренние поверхности микроавтобуса. И, по-прежнему действуя в полном соответствии со сценарием Фу, мальчик спросил: – А где холодильник-то? Ничего не видно. – Погоди-ка, – сказал Фу. – У меня где-то должен быть фонарик. – Он изобразил суетливые поиски фонарика под сиденьем. В точно рассчитанный момент Его рука легла на фонарик, спрятанный в специально оборудованном тайнике. – Вот он. Сейчас посвечу тебе. И Он помахал фонариком. Сосредоточенный на холодильнике и обещанном пиве, мальчик не обратил внимания на необычные детали внутреннего интерьера в фургоне: широкую длинную доску, прочно установленную в скобы, фиксаторы рук и ног, свернувшиеся кольцами по обе стороны доски, электрическую плиту, оставшуюся от предыдущего собственника микроавтобуса, рулон скотча, веревку и нож. Мальчик не видит ничего этого, даже нож, потому что он точно такой же, как и его предшественники: подросток мужского пола с аппетитом ко всему незаконному – аппетитом, свойственным всем подросткам мужского пола, – и в данный момент это незаконное воплощается в пиве. В другое время – это было чуть раньше – незаконное воплотилось для него в преступлении. Вот за что он осужден понести наказание. Развернувшись в кресле и наклонившись в сторону салона, мальчик потянулся к холодильнику. Это движение раскрыло его торс. Это движение было спланировано – чтобы последовало то, что последовало. Фу включил фонарик, который вовсе не был фонариком, и вжал его в тело мальчика. Две тысячи вольт нанесли удар по нервной системе. Остальное было просто. Линли стоял у кухонного стола, допивая чашку самого крепкого кофе, какой он только мог проглотить в половине пятого утра. Вдруг, к его удивлению, в дверях кухни появилась жена. Хелен хлопала ресницами, щурясь от яркого света и затягивая пояс халата на талии. Она казалась измученной. – Плохо спала? – спросил он и добавил с улыбкой: – Все беспокоишься о крестильных нарядах? – Не надо об этом, – простонала она. – Мне приснилось, что наш Джаспер Феликс крутит сальто-мортале у меня в животе. Она подошла к мужу и обняла его, уткнула голову ему в плечо и зевнула. – А ты зачем встал в такую рань? И уже одет. Или это ваше пресс-бюро додумалось устраивать предрассветные брифинги? Я даже догадываюсь, какой ход мысли был у них: вот смотрите, как усердно мы трудимся в столичной полиции – солнце еще не встало, а мы уже мчимся по следу преступника. – Хильер обязательно бы это устроил, только пока не додумался, – ответил Линли. – Дай ему еще недельку, и эта светлая мысль придет ему в голову. – Опять плохо себя ведет, да? – Да нет, просто ведет себя как Хильер. Сейчас вот демонстрирует перед прессой Уинстона, как породистого жеребца. Хелен подняла на него глаза. – Ты сердишься на него, да? На тебя это не похоже; ты же умеешь смотреть на вещи философски. Или это из-за Барбары? Из-за того, что Уинстона повысили вместо нее? – Со стороны Хильера это было подло, но мне следовало это предвидеть, – сказал Линли. – Он мечтает избавиться от нее. – До сих пор? – И конца этому не видно. Хелен, я ведь так и не понял пока, что нужно делать, чтобы ее защитить. Даже теперь, получив на время полномочия суперинтенданта, я в растерянности. Уэбберли умеет разбираться с такого рода ситуациями, мне до него так далеко. Она освободилась из его объятий и подошла к шкафу, вытащила оттуда кружку, наполнила ее обезжиренным молоком и поставила в микроволновку. – У Малькольма Уэбберли, дорогой, есть одно важное преимущество: он родственник сэра Дэвида. Это обстоятельство не может остаться без внимания в случаях разногласий между ними. Линли буркнул в ответ что-то невнятное, то ли соглашаясь, то ли нет. Он наблюдал, как его женушка достает из микроволновки теплое молоко и размешивает в нем ложку меда. Он сам тем временем допил кофе и ополаскивал чашку в раковине, когда в дверь позвонили. Хелен отошла от стола со словами: – Боже мой, кто в такую рань… – и перевела взгляд на настенные часы. – Это Хейверс, должно быть. – Так ты действительно идешь на работу? В половине пятого утра? – Нам нужно съездить в Бермондси. – Линли вышел из кухни; Хелен, с чашкой молока в руке, последовала за ним. – На рынок. – Неужто хочешь купить что-нибудь? Низкая цена – это хорошая цена, и ты же знаешь, я сама никогда не откажусь от выгодной покупки. Но все-таки должны же быть какие-то рамки. Подожди хотя бы, пока солнце встанет. Линли против воли засмеялся. – А ты с нами не хочешь прокатиться? Вдруг отыщешь бесценную фарфоровую вещицу за двадцать пять фунтов? Или Питера Пауля Рубенса, который притаился под слоем двухсотлетней грязи и под портретами любимых кошечек кисти шестилетнего мальчугана, датируемыми прошлым веком? Он прошелся по мраморным плитам вестибюля и распахнул дверь, за которой стояла Барбара Хейверс – в вязаной шапке, натянутой до самых глаз, и застегнутой на все пуговицы куртке на коренастом теле. – Если вы поднялись, чтобы проводить мужа, то медовый месяц явно затянулся, – заметила Хейверс, обращаясь к Хелен. – Его провожают мои дурные сны, – ответила Хелен. – И общая тревога о будущем, как он считает. – Вы еще не решили, что делать с крестильными шмотками? Хелен посмотрела на Линли.