Она начинала сердиться. Он видел это – потому что под трикотажной кофточкой вздымалась и опускалась ее грудь. Как и все кофточки, которые он на ней видел, эта была коротко обрезана и обнажала гладкий живот, плоский как ладонь. Она сделала пирсинг на пупке, заметил он. На фоне темной кожи поблескивала капелька золота. В горле у него пересохло, но он знал, что еще не сказал того, ради чего пришел, и неважно, как она воспримет его слова. – Яс… – сказал он и подумал: «Ну что же такого в ее имени? Почему мне хочется повторять его снова и снова?» – Яс, неужели ты предпочла бы ничего не знать? Она обманывала тебя, обманывала с самого начала, и ты не можешь не признавать этого, что бы ты обо мне ни думала. – Ты не имел права… – Неужели ты предпочла бы остаться в неведении? И что хорошего бы из этого вышло, Яс? Мы с тобой оба знаем, что ты не склонна к этому. Она схватилась руками за прилавок так, что побелели кончики пальцев. – Это все, что ты хотел сказать? Потому что, если ты закончил, мне нужно работать. – Нет, – ответил он. – Не все. Есть еще одно. То, что я сделал, должно было быть сделано, и ты сама это понимаешь. – Ты… – Но, – продолжал он, – то, каким образом я это сделал, было неправильно. И… Он подошел к самой трудной части, когда нужно было сказать правду, в которой даже самому себе он не хотел признаваться. Однако он решился. – И то, почему я это сделал, тоже было неправильно, Ясмин, – сказал он. – И неправильно, что я лгал себе о том, почему я это делал. Я прошу прощения за все это. И хочу исправить. Она молчала. В ее взгляде не было ничего, хотя бы отдаленно напоминающего теплоту. В это время у салона остановилась машина, Ясмин оглянулась на нее и снова обратила взгляд на Нкату. – Тогда прекрати использовать Дэниела, – отчеканила она. – Использовать? Яс, я… – Прекрати использовать Дэниела, чтобы подобраться ко мне. – Ты так это видишь? – Ты мне не нужен. У меня был мужчина. Я вышла за него замуж, и каждый раз, когда смотрюсь в зеркало, я вижу, что он сделал со мной. И тогда я вспоминаю, что с ним сделала я за все это, а повторения того кошмара я больше никогда и ни за что не допущу. Она задрожала. Нката хотел протянуть руку через прилавок, разделяющий их, и утешить ее, убедить, что не все мужчины… Но он знал, что она не поверит, да и сам не очень-то был уверен в этом. И пока он придумывал, что бы сказать ей, дверь открылась и в салон вошел еще один чернокожий мужчина. Его взгляд при виде Ясмин засиял, потом переметнулся на Нкату. – Ясмин, – сказал он, произнося ее имя иначе, с ударением на втором слоге, с чужестранным акцентом, – с тобой все в порядке? Ты здесь одна? В том, как незнакомец говорил с ней, Нката услышал все. В том, каким тоном и с каким видом тот обращался к ней. Нката почувствовал себя идиотом. – Да, теперь она одна, – сказал он мужчине и вышел, оставив их вдвоем. Барбара Хейверс решила, что пора на перекур. Она рассматривала сигарету как небольшую награду, как морковку, которой она трясла перед собственным носом все то время, что сидела за компьютером, и потом, когда сидела на телефоне. Больше всего ей хотелось заняться куда более приятным делом – немедленно отправиться в «Колосс» и вытрясти из этих благотворителей правду, однако она корпела над ненавистной канцелярской работой и в конце концов одолела ее, так что можно считать это небольшим подвигом с ее стороны. Ведь ей приходилось еще и подавлять кипящие в душе чувства: ярость на инспектора Стюарта, раздражение из-за необходимости выполнять скучное задание, детскую зависть (неужели это и в самом деле зависть?) к Нкате из-за того, что для дуэли с Хильером Линли выбрал его, а не ее. Итак, с какой стороны ни посмотри, а в этот поздний час она просто обязана как-то поощрить себя за старания – например, сигареткой. С другой стороны, как это ни противно, но приходится констатировать: сидение за компьютером и на телефоне вложили ей в руки новое оружие, которым она сможет воспользоваться, появившись в следующий раз в районе Элефант-энд-Касл. Поэтому она хоть и с неохотой, но признала разумным требование начальства выполнять порученные ей задания. Барбара даже решила, что своевременно составит отчет о проделанной работе. Что будет означать одно: допущенные ошибки ею осознаны и исправлены. Но потом на время отложила осуществление этого героического плана – сначала все-таки надо покурить. Оправдывалась она тем, что если сумеет выскочить на лестницу и там незаметно покурит, то окажется поближе к оперативному штабу и, следовательно, поближе к тому месту, где она сможет заполнить соответствующие формуляры и составить отчет… только нужно порцией никотина подкрепить измученный мозг, пока он окончательно не отключился. Она собрала вещи, пробралась на лестницу, плюхнулась на ступеньку, щелкнула зажигалкой и затянулась. Блаженство. Конечно, в этот поздний час она предпочла бы сидеть дома перед тарелкой лазаньи и жареной картошки, но раз это неосуществимо, то сигарета вполне сойдет как временный заменитель. – Хейверс, чем это вы тут занимаетесь? Черт возьми! Барбара поднялась на ноги. Из коридора на площадку вышел Линли, собираясь либо спуститься по лестнице, либо подняться. Судя по пальто, перекинутому через руку, на повестке дня был спуск по лестнице. Пешая прогулка до подземной стоянки займет довольно много времени, но размеренное движение по ступенькам даст возможность подумать, что, наверное, и было целью Линли. Если, конечно, он не выбрал лестницу как оптимальный способ незаметного побега из здания – ведь это тоже вариант. – Э-э, собираюсь с мыслями, – затараторила Хейверс. – Я сделала, что вы сказали, по Гриффину Стронгу и как раз обдумываю, как лучше представить информацию. Она протянула ему записи, которые вела по результатам своих компьютерно-телефонных поисков. Сначала, пока оставалось место, она писала в старом блокноте, но потом пришлось перейти на подручные материалы, коими оказались два использованных конверта из корзины для мусора и мятая салфетка, валявшаяся на дне сумки. Линли перевел взгляд с бумажек на Барбару. – Эй, прежде чем сделать мне выговор… – начала Барбара. – Мне не до этого, – устало произнес Линли. – Что удалось найти? И Барбара, с сигаретой, зажатой в углу рта, довольная, что избежала очередной нахлобучки, приступила к отчету: – Ну, прежде всего, если верить его жене, Гриффин Стронг занимается со своим директором постельной акробатикой. Арабелла – это и есть жена – готова подтвердить, что в даты убийств, когда бы они ни случились, ее муж был у Ульрики Эллис. Заявила об этом не моргнув глазом, между прочим. Не знаю, как вы, а я так сразу решила, что эта Арабелла любой ценой будет цепляться за мужа и его зарплату, пока сама нянчится с ребенком и качает пресс под руководством видеокурса днями напролет. Ну да, ее можно понять. Но оказывается, наш Грифф далеко не в первый раз затевает романы с коллегами по работе и в прошлом умудрялся увязнуть в них так глубоко, извиняюсь за каламбур, что не хватало пороху на выполнение прямых обязанностей. Прислонившись к перилам, Линли терпеливо слушал речь Барбары, щедро приправленную метафорами. Он смотрел ей в глаза не отрываясь, и у Барбары зародилась надежда, что она понемногу приближается к восстановлению своей репутации (а там, глядишь, и звание вернут!). Это побудило ее с еще большим энтузиазмом пересказывать детали полученных сведений. – Вот что интересно: оказывается, из Льюисхема его уволили за фальсификацию отчетов! – Действительно, интересно. – Предполагалось, что он ходит по домам, проверяет, как живется детям в приемных семьях, а на самом деле он успевал зайти только к одному из десяти. – Почему? – Понятно почему. Ублажал соседку по рабочему кабинету. Он получил одно устное предупреждение и два письменных выговора, после чего терпение у начальства лопнуло. Похоже, его взяли в Стокуэлл только потому, что никто из его подопечных детей не пострадал от дурного обращения, пока он развлекался. – Но в наши дни… Неужели для него не было никаких последствий, более серьезных? – Ни шепотка. Я поговорила с его бывшим боссом в Льюисхеме, который убежден – я даже догадываюсь, кто его убеждал в этом, – что Грифф был не столько охотником, сколько добычей. Если послушать этого босса, так бедный Гриффин месяцами отбивался от той дамочки. Он сказал, что «на месте Гриффа любой бы в конце концов сдался». – Я так понимаю, что его боссом был мужчина? – Естественно. И вы бы послушали, как он отзывается о самой дамочке. Как будто она – сексуальный эквивалент бубонной чумы. – А что в Стокуэлле? – спросил Линли. – Да, там погиб один из подростков, за которых отвечал Стронг. На него напали. – Кто? – Банда, в которой было принято проводить что-то вроде инициации. Желающие присоединиться должны были поймать двенадцатилетнего мальчишку и порезать его осколком стекла. И однажды они поймали того парнишку в Анджелл-парке, ткнули в бедро стеклом, попали в артерию. И он умер от кровопотери, не успев добраться до дому. – Господи! – Линли пришел в ужас. – Но вряд ли можно винить в этом Стронга. – Если учесть, что напавший на парнишку был его сводным братом… Линли воздел глаза к потолку. Выглядел он совершенно разбитым. – Сколько же лет было этому сводному брату? Барбара пошуршала бумажками. – Одиннадцать. – Что с ним стало? – спросил Линли. Барбара продолжила читать записи: – Посажен в психушку до восемнадцати лет, хотя неизвестно, будет ли от этого какая-то польза. – Она сбила с сигареты выросший столбик пепла. – Я тут подумала… – О чем? – Об убийце. Складывается такое впечатление, будто он считает себя «санитаром леса». Это для него вроде как религия. Если вспомнить все ритуалы, которые он совершает в ходе убийства… – Она оставила мысль незаконченной, предоставив Линли самому сделать логическое заключение. Линли потер лоб и обеими руками взялся за перила. – Барбара, мне абсолютно все равно, кем он себя считает. Ведь это же дети, а не сорная трава, не генетические мутанты. Если ребенок ошибся, ему нужно подсказать, как исправиться, а в остальных случаях его нужно беречь. Все. Конец истории. – Сэр, здесь не может быть двух мнений, – сказала Барбара. – Согласна с вами от начала и до конца. Она бросила окурок на пол и затоптала носком ботинка. Потом, спохватившись, нагнулась, подобрала окурок… и спрятала его в сумку вместе со своими записями. – Что, проблемы наверху? – спросила она, имея в виду встречу Линли с Хильером. – Не больше, чем обычно, – ответил Линли. – Но нужно сказать, что в лице Уинстона Хильер получил вовсе не того пай-мальчика, на которого рассчитывал. – А вот это приятно, – заметила Барбара. – В какой-то степени да. Он смотрел на нее внимательно. Между ними повисло молчание, и Барбара отвернулась, притворившись, будто нужно срочно оторвать катышек от рукава застиранного свитера. Хотя один оторванный катышек из тысячи не сделает свитер лучше. – Барбара, – наконец снова заговорил Линли, – может, нам следует кое-что изменить.