Чуть позже в комнату вошел Нката, только что отсидевший рядом с Хильером очередную пресс-конференцию. Решено, что по материалам следствия будет сниматься серия программы «Краймуотч», поведал он, и это сообщение вызвало град насмешек в его адрес: в наших рядах взошла новая звезда и тому подобное. Не обращая внимания на юмористов, Нката продолжил, что в серии будет использован фоторобот замеченного в спортзале «Сквер фор Джим» мужчины, который составили в соответствии с показаниями бодибилдера, имевшего беседу с потенциальным подозреваемым. Фоторобот дополнят портреты всех опознанных жертв, а также инсценировка того, как – предположительно – Киммо Торн встретил своего убийцу: красный «форд-транзит» останавливает велосипедиста, имеющего при себе мешок с украденными вещами, водитель фургона помогает мальчику загрузить велосипед и вещи, мальчик садится в «форд», и они уезжают. – К этому мы можем еще кое-что добавить, – заявил Стюарт, когда Нката закончил. В голосе инспектора звучало удовлетворение. – Кадры из записи, сделанной камерой скрытого видеонаблюдения. Не скажу, что это прорыв, но все же считаю, что нам повезло: на одной из видеокамер, установленных напротив Сент-Джордж-гарденс, запечатлен фургон, едущий по улице. – Время и дата? – Совпадают со временем и датой, когда погиб Киммо Торн. – Господи, Джон, почему об этом стало известно только сейчас? – Об этих кадрах мы знали и раньше, – сказал Стюарт, – но они были низкого качества. Нужно было поработать с пленкой, на это и ушло время. Однако ожидание стоило того. Надо бы вам взглянуть на запись и решить, как ее можно использовать. Возможно, что-то подойдет для «Краймуотч». – Сразу после совещания посмотрю, – сказал Линли. – А что с наблюдением за местами, где были обнаружены тела? Есть хоть что-нибудь? Как оказалось, ничего. Если их убийца и подумывал о ночном визите к алтарю его криминального действа (как предполагалось в заключении Хеймиша Робсона), то пока он не осуществил этих намерений. Продолжая тему психологического портрета убийцы, Барбара Хейверс сказала, что она еще раз перечитала заключение Робсона и хотела бы обратить внимание на одну деталь: по мнению психолога, убийца живет с властным родителем. На данный момент у них имеется два подозреваемых, которые соответствуют этому параметру: Килфойл и Гринэм. Один при папочке, другой при мамочке. И не странно ли, что Гринэм ведет маму в оперу, а подружка удостаивается лишь посещения дешевого ресторана и бесплатного открытия галереи? Что бы это могло значить? На это стоит взглянуть повнимательнее, согласился Линли. – У кого-нибудь есть сведения о том, с кем живет Винесс? – спросил он. – Там всего лишь квартирная хозяйка, – ответил Джон Стюарт. – Мэри Элис Аткинс-Уорд. Дальняя родственница. – Значит, нам надо сосредоточиться на Килфойле и Гринэме? – спросил один из констеблей с карандашом наготове. – Давайте я сначала взгляну на видеозапись с фургоном. Линли попросил всех вернуться к выполнению заданий, а сам проследовал за Джоном Стюартом к видеомагнитофону. По дороге он жестом пригласил Нкату присоединиться. Хейверс, заметив это, помрачнела, но Линли решил проигнорировать пока ее недовольство. Он возлагал большие надежды на запись камеры видеонаблюдения. Фоторобот оказался малоинформативным. По мнению Линли, получившееся лицо могло принадлежать любому и никому. Подозреваемый носил кепку – но сейчас все ходят в кепках. Барбара Хейверс, взглянув на фоторобот, сразу же напомнила, самодовольно сияя, что Робби Килфойл не расстается со своей кепкой с логотипом «Евродисней», но считать это уликой нельзя. Так что Линли считал фоторобот практически бесполезным и предполагал, что «Краймуотч» подтвердит это. Стюарт взял пульт от видеомагнитофона и нажал на кнопку. В углу экрана появились цифры – дата и время съемки; камера была направлена на небольшие строения, за которыми изгибалась ограда Сент-Джордж-гарденс. В кадре между строениями показалась передняя часть фургона, примерно в тридцати ярдах от того места, где была укреплена видеокамера. Фургон остановился, фары погасли, из кабины вышел мужчина. С каким-то инструментом в руках он исчез за поворотом ограды, вероятно, чтобы употребить инструмент для чего-то, но дальнейшее находилось вне кадра. Линли предположил, что целью мужчины является навесной замок на цепи, которой обматывают ворота парка на ночь. Через некоторое время фигура мужчины вновь возникла в кадре, но слишком далеко, чтобы различить хоть какие-то детали. Не помогла даже обработка пленки. Мужчина забрался в фургон, и автомобиль покатился вперед. Прежде чем он исчез из виду, Стюарт остановил запись и сказал, преисполненный гордости: – Взгляните-ка вот на это, Томми. И ему есть чем гордиться, признал Линли. Потому что на боку фургона удалось различить буквы. Если бы надпись читалась вся целиком, то это было бы чудом. Чуда не случилось, однако компьютерщики потрудились на славу, вытягивая из расплывчатой записи все возможное. Линли прочитал обрывки трех строк: виж ня ваф Под ними видны были цифры: 873-61. – Нижняя строчка – это, скорее всего, часть телефонного номера, – заключил Нката. – А все остальное – название фирмы, – добавил Стюарт. – Вопрос в следующем: показываем ли мы это в «Краймуотч»? – Кто у нас сейчас работает с фургоном? – спросил Линли. – И что именно делается? – Сейчас мы пытаемся получить что-то от телефонной компании по части номера, проверяем названия всем фирм на предмет совпадения с буквами, которые видны на записи, и еще раз прогоняем наши данные через Агентство регистрации транспорта. – На это уйдет сто лет, – заметил Нката. – А если мы покажем запись по телевизору, ее увидят миллионы людей. Линли обдумывал возможные последствия демонстрации этих кадров в программе «Краймуотч». Да, этот сериал смотрят миллионы, и в нескольких случаях отклики зрителей ускорили ход следствия. Но показ пленки по всей Британии связан и с определенными рисками. В частности, тогда Скотленд-Ярд раскроет преступнику свои карты, ведь он тоже может оказаться среди тех миллионов, что смотрят «Краймуотч». И в этом случае он так вычистит и выскоблит свой автомобиль, что любые свидетельства нахождения там убитых подростков будут уничтожены навсегда. Или он может отогнать фургон подальше от Лондона и бросить в таком месте, где его еще лет десять не найдут. Или поставит под замок в каком-нибудь гараже, и эффект будет примерно тот же. Все ждали, что скажет Линли. Он решил пока придержать пленку, но вслух произнес лишь: – Я еще подумаю. Уинстон, скажи людям из «Краймуотч», что у нас может быть дополнительный материал для них, но пока мы не закончили с ним работать. Нката без особой охоты направился к телефону. Стюарт же вернулся к столу, сохраняя довольное выражение лица. Линли кивнул Хейверс, словно говоря: «Теперь займемся вами». Она взяла новенький блокнот и вышла вслед за ним из оперативного штаба. – Хорошая работа, – похвалил он ее. Он заметил, что она сегодня даже оделась почти как положено: в твидовый костюм и полуботинки. На юбке, правда, сидело жирное пятно, а обувь не чистили с рождения, но в целом это была разительная перемена для женщины, которая предпочитает носить мятые штаны и футболки с сомнительными надписями. – Сэр, я в состоянии уловить намек, особенно когда меня стукнут им по голове, – ответила Барбара, пожав плечами. – Рад слышать это. Одевайтесь, вы поедете со мной. Ее лицо просияло таким счастьем, что Линли растрогался. Он хотел посоветовать ей держать свои чувства при себе, дабы они не мешали профессиональной деятельности, но промолчал. Хейверс – это Хейверс, и ничего с этим не поделаешь. Она не спрашивала о цели поездки до тех пор, пока они не сели в «бентли» и не отъехали в сторону Воксхолл-Бридж-роуд. Только тогда она поинтересовалась: – Мы совершаем побег, сэр? – Поверьте, я уже не раз об этом думал, – ответил он. – Но Уэбберли говорит, что с Хильером можно справиться. Только я пока не понял как. – Наверное, задачка почище поисков чаши Грааля. Барбара опустила взгляд на свои полуботинки и, по-видимому, обратила внимание на их плачевное состояние. Она послюнявила пальцы и потерла ими кожзаменитель – безрезультатно. – Как он вообще? – спросила он, имея в виду состояние суперинтенданта. – Уэбберли? Медленный прогресс, но все же прогресс. – Значит, дела идут на поправку? – В общем, да, только, повторюсь, медленно. А нам нужно, чтобы он вернулся до того, как Хильер достигнет стадии саморазрушения и заберет всех нас с собой. – Вы думаете, дело идет к тому? – Иногда, – сказал Линли, – я не знаю, что и думать. В конечном пункте их путешествия найти место для машины, как всегда, было неосуществимо. Линли втиснул «бентли» перед входом в бар, прямо под табличкой «Машины не ставить», к которой кто-то приписал: «А то умрешь!» Приподняв вопросительно бровь, Хейверс взглянула на Линли. – Что за жизнь без риска? – отшутился он. Но тем не менее выложил на видное место полицейский пропуск. – Так вот что, по-вашему, значит рисковать, – заметила Хейверс. Они прошли несколько ярдов вдоль Чейни-роу до углового дома на Лордшипс-плейс. Там они поднялись на верхний этаж и в лаборатории нашли Сент-Джеймса в обществе Деборы и Хелен, которые листали журналы и обсуждали некое «идеальное решение всех проблем». – Саймон, твоя жена – гений! – воскликнула Хелен. – Логика, – ответила Дебора. – Логика и ничего больше. – Она обернулась на звук шагов и увидела возникших в дверях Линли и Барбару. – Вы как раз вовремя, – сказала она. – Хелен, смотри, кто пришел. Тебе даже не придется ехать домой, чтобы его уговорить. – Уговорить меня на что? – Линли подошел к жене, вгляделся в ее бледное лицо. – Ты выглядишь усталой. – Не будь такой наседкой, – пожурила его жена. – У тебя уже морщинки на лбу появились оттого, что ты постоянно беспокоишься. – Это все из-за Хильера, – сказала Хейверс. – Через месяц все мы будем выглядеть старше лет на десять. – Ему еще не пора в отставку? – спросила Дебора. – Помощники комиссара в отставку не уходят, любовь моя, – просветил жену Сент-Джеймс. – По крайней мере, не уходят до тех пор, пока из них не выбьют последнюю надежду стать комиссаром. – Он посмотрел на Линли: – Я полагаю, в случае с Хильером до этого еще далеко? – Ты верно полагаешь. У тебя есть для нас что-нибудь, Саймон? – Наверное, речь идет не о виски, а об информации, – с сожалением в голосе сказал Сент-Джеймс. И добавил загадочно: – Фу. – Почему фу? – переспросила Хейверс. – От нас плохо пахнет? Или от информации? – «Фу» – это название. Сент-Джеймс до прихода гостей стоял перед повешенной на стене диаграммой с образцами искусственной крови, но сейчас подошел к письменному столу и вынул из верхнего ящика лист. На бумаге был нарисован тот же символ, который стоял в конце записки, полученной в Скотленд-Ярде, предположительно – от серийного убийцы. – Это китайский символ, – объяснил Сент-Джеймс. – Он означает силу, священную власть и способность судить. В целом его можно читать как «правосудие». А называется он «Фу».