Я замешкался в коридоре, развязывая шнурки, и зашёл в комнату, когда Маринка завела песнь о самочувствии. Тут я сделал контрольный выстрел: – Что-то твой братишка не пришёл сегодня… – У него самбо, – машинально ответил Юрик. – А у сестрёнки музыкалка, – пробормотал я себе под нос. Юрик всё прекрасно слышал и дурачка изображать не стал. Он понял, что братишку я ввернул не случайно. И важность своего ответа, по сути признания, понял тоже. Он приподнял брови, как бы спрашивая у меня «и что?». Потом сложил руки на груди и снисходительно улыбнулся. Эта улыбочка, словно он знает какую-то тайну, до которой я не дорос, в прошлый раз меня здорово обидела. А сейчас я просто отметил немаловажный факт: Рубанова действительно с ними теперь как-то связана. И Юрик об этом уже осведомлён. Может, он и не в курсе, что расписание его новых друзей изменилось, но знает, что в их полку прибыло. Маринка смотрела на нас с недоумением. Она сообразила, что мы не вполне дружелюбны, но о каком братишке речь – не понимала. Зато я понял, что братство Коня ширится и крепнет. В том, что оно прочно засосало Юрика, я уже не сомневался. В коридоре раздалось мяуканье. Маринка просияла: – Вы кошку завели?! И молчишь! – Она подскочила и бросилась на звук. Юрик метнулся за ней. На его лице читалось удивление. Ещё бы, кошек Огруцовы сроду не держали. Там, в ботинке, мяукал мой телефон, и Юрик с Маринкой должны были не так сразу его найти. Потому что я приступил к проверке второй части своих догадок. Юрик, забратавшись с Конём, получил бонусом повадки бегемота. Но даже зверская тяга к воде не смогла отлепить его вчера от подоконника. И я догадывался, что могу там найти. Это я уже видел сегодня один раз. И мог бы увидеть второй, если бы Рина успела извлечь это из недр шкафа вместе с тряпкой, призванной меня вырубить. Схватив рюкзак, я бросился к окну и всмотрелся в завал на подоконнике. Так и есть! Она была там и в прошлый раз. Юрик не хотел делиться секретом. Или не мог. Я знал, что он не перепрячет её, – шкаф могла проверить мать. Время от времени она потихоньку шерстила ящики, чтобы убедиться в сохранности здоровья и психики Юрика. Но на видном месте никогда не искала, Юрик давно это вычислил. Так что в свалку на подоконнике можно было безопасно прятать что угодно. И Юрик спрятал. А я нашёл. За шторой, прикрытая со всех сторон стопками книг, стояла банка. Мозг в формалине. Я сунул его в рюкзак и поскорее вышел в коридор. Огурцов покосился на меня с подозрением. Маринка выглянула из кухни: – Нашёл, Сева? Я чуть не брякнул, что нашёл, да. Всё нормально. Может, обойдётся, надо уходить и прятаться, в смысле прятать. Но вспомнил, что она не про банку. – Это у меня будильник, – мне было жаль разочаровывать Дёмину. – Я совсем забыл, какой там звук, телефон старый. Маринка вздохнула, но она такая… не умеет долго расстраиваться. Она так заболтала Юрика, что у него и возможности не было выяснять со мной отношения. Мы поиграли в «Свинтуса», а потом в «Имаджинариум». Юрик тупил по-страшному, как будто видел карточки в первый раз. Впрочем, я тоже бестолково играл, исключительно для вида, не уходить же сразу. Всё это время я наблюдал за Юриком. Решил, что просто убегу, если он сунется за штору и обнаружит пропажу. Но Юрик вёл себя аккуратно – к подоконнику не подходил, тайное место не выдавал. Тоже как бы играл, но иногда я ловил его быстрый взгляд исподтишка. Уличить меня Юрик ни в чём не мог, банка благополучно оставалась в комнате, и я думаю, он ощущал её присутствие. Время от времени он прикрывал рот ладонью и как бы кашлял, но сбоку я видел, что он быстро-быстро облизывает губы, как маленький нетопырь. Боялся ли я опасного груза в своём рюкзаке? В общем-то, да. Как боятся тикающей бомбы. Правда, я смекнул, что просто так адская машина не сработает, нужны определённые условия. В частности – потеря сознания. До того, как стать водоплавающим, Юрик грохнулся в обморок. А очнулся – не вполне Юриком. С банкой мозгов в укромном месте. Юрик «кашлял» всё чаще, и по ходу я начал бояться не только банки… Глава 8. Формалиновое порабощение Юрик так старательно изображал из себя нормального, что это пугало. Мне захотелось открыто спросить у Огурца, что происходит. Мы же все свои, фактически из одной песочницы. Мы в одном клане уже который год рубимся все вместе, сколько игр прошли! Мне хотелось потрясти его за плечи, чтобы он перестал облизываться, и потребовать ответа: что не так, Юрик?! – Что не… – Ой, подожди! – Маринка не дала мне договорить и потянулась за укатившимся кубиком. – Сейчас достану. Ого! Юрас, а тебе зачем столько?! Она таращилась под кровать, где в два ряда были уложены пластиковые бутылки с водой. Интересно, на какой помойке Огурец набрал столько тары? – Э-э-это мама, – сказал Юрик неискренним голосом. – У неё теория. Он уставился на Дёмину и хлюпнул горлом, как гоблин с забитой слизью носоглоткой. – Понятно, – Маринка отползла подальше и не стала ничего уточнять. Родители – тема деликатная. Теории у них действительно бывают самые бредовые, так что на эту опасную почву лучше не вступать. Но у Юрика была вменяемая мать. Нам с Огурцом в этом плане крепко повезло, нас даже ночевать друг к другу отпускали. У наших матерей были примерно одинаковые представления о добре и зле, и влетало нам за одинаковые провинности. Более того, мама Юрика работала в детском саду, а моя – в досуговом центре, так что мы с Огурцом невольно попадали в поэтапный воспитательный процесс. Заодно мы органично вписались в быт обеих семей. В некотором роде у наших родителей было два сына на всех. В общем, мать у Юрика была без отклонений. Это я совершенно точно знал. Как и то, что мамина спальня у Огурцовых находилась аккурат напротив ванной. Юрику нужна была вода. Много воды. А колобродить ночью возле крана он не мог, это было бы слишком подозрительно. Юрик смотрел на меня с вызовом. Я молчал. Я видел, что он уже какое-то время с трудом держит себя в руках – постоянно вытирает рот рукавом, дёргает плечом, дважды промокнул пот со лба. Когда у Юрика в глотке снова что-то хлюпнуло, Маринка не выдержала и «вспомнила», что ей ещё надо в магазин. Мы с облегчением собрали игру и распрощались. Облегчение Юрика было настолько явным, что мне стало неловко. Всю дорогу Дёмина задумчиво смотрела на носки своих ботинок и хмурилась. Я осторожно нёс рюкзак и прикидывал, куда спрятать добычу. Я не хотел оставлять её дома из соображений безопасности. – Сева, – Маринка убрала волосы за уши, как обычно делала, когда её что-то беспокоило. – Ты можешь мне кое-что объяснить? – Про маму Юрика? – Я пожал плечами. – Не бери в голову. – Нет, не про маму. Про Юрика. И Маринка протянула мне клочок бумаги. На котором неровным почерком было написано: «Не ход в шк». Отлично. Огурец пытался нас предупредить. Но почему запиской? Маринка покачала головой: – Я не понимаю, Сева, в чём прикол. – Он тебе что-нибудь сказал? Ну, когда дал записку? – В том-то и дело! Он её с закрытыми глазами писал, я сама видела. Дёргался весь, хлюпал, бр-р… – Дёмина скривилась. – Я думала, дурачится. Думала, вы договорились на пранк какой-нибудь. А вы… нет? А мы нет. – Знаешь, Марин, не ходила бы ты и правда завтра в школу. Она расхохоталась. – Не, Орлов, я на ваш спектакль не поведусь. Не разбежались ещё тараканчики? Тараканчики эти с нами теперь пожизненно. В старшей группе мы с Юриком придумали говорить всем, что садик атаковали гигантские тараканы, и теперь он закрыт, пока их всех не выловят. Вроде как, кто может, тот пусть идёт спасаться домой. Попандос был в том, что некоторые родители детей в группу тогда уже не заводили, провожали до крыльца и уезжали. А тут мы с Огурцом – ослы доброй воли – всех из раздевалки домой разворачиваем. Никто не ушёл, конечно. Кроме Андрюшки-переростка. Этот телёнок нам почему-то сразу поверил и заплакал так, что я почувствовал себя змеёй, разорившей птичье гнездо. Я за ним побежал и почти вернул, но меня опередила заведующая. Перехватила его на крыльце, в соплях по колено. Полдня мы с Юриком простояли возле стола воспитательницы – для осознания. И потом до вечера нас на палас играть не пускали – для закрепления. Вот тогда-то, мне кажется, я и сделал решительный шаг в развитии своих наблюдательных способностей. Маринка, кстати, хоть и осудила наше выступление, оказалась единственной в группе, кто около нас – наказанных – рисовать сел. Разговаривать нам запретили, мы должны были проникаться чувством вины. Мы с Юриком проникались, а Дёмина притащила книжек и листала их нарочно медленно, чтобы мы тоже успевали картинки рассматривать. Так что за Маринкой я начал сознательно наблюдать ещё тогда, когда нам по шесть лет было. Я, может быть, Маринку знал лучше, чем она сама себя знала. И весь мой опыт говорил о том, что про банки с мозгами ей рассказывать пока рано. Не поверит. Мы дошли до Маринкиного подъезда, и я аккуратно поставил рюкзак на землю. – Ладно, – сказал я. – Придётся идти в школу, раз ты настаиваешь. Только… Не заходи без меня в кабинет биологии. Я тебя как друга прошу. – Орёл, ты здоров?! Между прочим, это обидно. Если ты боишься, что я вас Рине сдам, то мне плевать. Вообще-то, мне не нравится, что Коню влетело, а Юрочка дома пирожки ест. Но это не такая великая драма, чтобы кричать о ней в соцсетях. Она рассерженно пихнула ногой мой рюкзак. Я, конечно, взвыл и схватился за него, как Фродо за кольцо всевластья. Дёмина покрутила пальцем у виска и заявила, что мы с Юриком переигрываем. Солнце светило, птички пели, и я подумал, что напрасно себя накручиваю. Насочинял всякой ерунды, мозги у Юрика украл… Заняться больше нечем, сказала бы моя мама. И оказалась бы права, ой как права: именно краденным мне и предстояло заняться. Дома я тщательно изучил банку. Мозг как мозг – обычный, человеческий, окей, гугл. Надо было не тормозить, а спросить у Юрика в лоб, что происходит. Но… Интуиция подсказывала, что спрашивать опасно. И записка тому подтверждение. Если бы мог, Юрик бы сам всё рассказал. Только он почему-то не мог, а просто вёл себя по-хамски, как чужой. Формалин или нет, психические отклонения налицо. Я уже понял, что имею дело с каким-то ядом. Токсичный формалин, вредоносные ткани, излучение самого контейнера… Это могло быть всё, что угодно, судя по читанной мной научной фантастике. То, что было в банке или сама банка, изменяли поведение владельца. При другом раскладе я пошёл бы к Рине, но… Рина уже примкнула к вражескому лагерю, и я не хотел быть следующей жертвой. Ясно, что вещество действует прицельно. Если бы оно одинаково влияло на окружающих, мы бы гикнулись всем классом. Но люди отъезжали кукушкой избирательно. И я не видел между избранными никакой связи. Тайный хорошист Конь, явный троечник Юрик, и уж тем более отличница Рубанова не имели ничего общего. За исключением того, что они в силу различных обстоятельств получили в подарочек от Рины мозги, и теперь трансформировались в неведомых водохлёбных зверюшек. Почему мне не досталось бесценного гостинца – тоже ещё вопрос. Может быть, те мозги, которые я видел, были уже пользованными? Отработали, так сказать, свой потенциал, – приконнектились к жертвам и благополучно их отравили. Рина полезла за нераспечатанными как раз, когда я смотался. И достались они в итоге Лидочке. Я быстро сосчитал: Конь, Юрик, Лидочка… а, да, сама Рина. Итого четыре. Если верить Маринке, которая видела четыре банки, то непосредственная опасность миновала. Разве что мозги воспроизводят сами себя, как это обычно и бывает в ужастиках. Оставалось понять, что грозит тем, кто попал под влияние экспонатов. И как помешательство одноклассников может навредить нам. Обычно в таких ситуациях я жду и смотрю. Ведь, здраво рассуждая, никто никому пока не причинил ущерба. А чьё-то странное поведение может объясняться элементарными мотивами. Миха просто решил начать новую жизнь. Юрик просто спрятал банку, чтобы подарить мне на день рождения. Рубановой просто надоело быть занудой. Все они просто пьют воду как не в себя… И кстати! Я набрал сообщение Дёминой. Она почему-то не удивилась, а без комментариев выслала мне фото. Ещё и края сама обрезала, чтобы Рубанова была покрупнее. На Коня я внимания не обратил бы, Миха, с его бугайским сложением, никогда тепло не одевался. А вот Рубанова шла без шапки! Без шапки, в конце холодного марта, после того, как на неё воду вылили… В общем, не клеилось с простыми объяснениями. И главное, подводил Юрик. Когда он влюбился в Рубанову – представьте себе, в третьем классе ещё – он и то мне рассказал. А про банку с мозгами – ни гу-гу. Если отбросить обиду, то яснее ясного, что дело тёмное. Юрик вляпался. Во что, я пока не понимал.