К тому же Пирьо еще утром стерла с жесткого диска все данные, которые могли бы указать на факт переписки с Вандой. И что же можно было еще предпринять? Быть может, найдется свидетель их поездки из Кальмара в Альварет? Наверняка, но, по крайней мере, не из знакомых Пирьо. Даже если кто-то и видел ее в обществе какой-то девушки, разве сможет посторонний человек вспомнить о таком незначительном факте спустя каких-то пару недель? «Это невозможно. Сегодня там было столько незнакомых лиц», – размышляла она. Конечно, последняя крупная волна туристов уже миновала, но не менее сотни гостей перемещались по дорогам западного побережья в связи с каким-то мероприятием, организованным коллекционерами произведений искусства. Этот день явно не принадлежал к числу дней, когда некое особое событие или какой-то необычный человек, повстречавшийся в пути, выделяет эту дату из ряда остальных. Нет-нет, можно было больше не забивать себе голову этими мыслями. Ванду Финн объявят в розыск еще не скоро, и кто тогда в этой связи сможет вспомнить именно об этом дне? Пирьо помотала головой и положила в дамскую сумку пару здоровенных камней. Правда, она не успеет вернуться в зал к началу общего сбора, после того как закинет ее к чертовой матери подальше в Балтийское море. Слава богу, без присутствия Пирьо по-прежнему ничего не начинали. * * * Пирьо переоделась во все белое и вошла в зал, преисполненная душевного спокойствия. Сейчас, перед приходом Ату, она снабдит всех слушателей необходимыми наставлениями в соответствии с их рангом. В нынешнем октябре свет, проникающий в актовый зал, еще сохранял кристальную прозрачность и чистоту, и помост, вымощенный стеклянной плиткой, на который вскоре поднимется Ату, сверкал теплым золотистым сиянием, от него было глаз не оторвать, как и от самого учителя. Когда он появился в зале, все собравшиеся, по обыкновению, смолкли и устремили на него взгляды, полные надежд. Все жили и дышали этими собраниями, ибо слово Ату являлось кульминацией всего дня, неважно, произносилось оно здесь, в зале, или на рассвете на пляже. В присутствии Ату Абаншамаша Думузи находились ответы на все вечные вопросы и мучительные поиски и ученики буквально таяли перед ним. Удивительно, насколько важно ощущать себя частью всего этого великого процесса, думала Пирьо. Когда Ату вышел вперед в шафранной тунике с прекрасными орнаментами на рукавах, словно неожиданно во тьме зажегся свет, разлилось сияние энергии и жизни. Будто, сама истина оказалась вдруг созерцаемой, когда он простер руки к собравшимся, заключая их в свой мир. Некоторые его последователи говорили, что считают эти собрания итогом своего паломничества, посредством их достигая абсолютного очищения души и тела, а впереди открываются новые пути, негаданные и совершенные. Другие воспринимали происходящее менее конкретно и объективно – они просто поддавались чистому порыву и позволяли «чуду проникнуть в душу». Но, независимо от того, что именно испытывал каждый из присутствующих в ходе этого действа, всех их объединяло то, что они заплатили немалые суммы за возможность сидеть на полу в этом зале скрестив ноги, а Пирьо распоряжалась, кого из них принять в Академию, и рассаживала их перед каждым сеансом. Хотя сама она, как и все остальные, поклонялась Ату, для нее это поклонение носило несколько иной характер, в каком-то смысле более осязаемый. Ату символизировал для Пирьо в первую очередь мужское начало, воплощенную сексуальность, новаторство, стойкость и, наконец, духовность в одном лице. Именно так она воспринимала его ровно с того момента, когда впервые повстречалась с ним. Возможно, с годами Пирьо стала придавать меньше значения статусу пророка и духовного лидера, которого все эти годы добивался сам Ату. Но так, конечно, было не всегда. А путь этот был ох каким долгим! * * * Кангасала была не только весьма фешенебельным городом, но еще и находилась совсем недалеко от Тампере, второго по величине города в Финляндии, и в непосредственной близости к провинциальному городишке, где родители Пирьо обосновались и решили растить своих детей. Там, рядом с легендарным поэтическим местом, которое славилось своими природными красотами и привлекало богатых туристов, родители строили свои огромные надежды на будущее. Все могло бы сложиться прекрасно, но так не случилось, поскольку ни у отца, ни у матери Пирьо не нашлось тех качеств, которые могли бы способствовать реализации их амбициозных планов. И все их грандиозные мечты нашли свое воплощение в крохотном и из рук вон плохо обустроенном торговом киоске. Этот киоск характеризовался наличием скромной клиентской базы и отдаленным местоположением, это была всего лишь примитивная лачуга, выстроенная во время Первой мировой войны из досок и всякого строительного мусора, которому больше нигде не нашлось применения. Каждая зима была ледяной, а каждое лето – знойным, и мошкара с близлежащих болот жутко докучала членам семьи. Так и тянулись их будни. Из такой вот убогой исходной точки брала начало вселенная их семейства. Именно здесь родители и трое их ребятишек должны были изыскивать средства к существованию, устанавливать свой социальный статус и получать «сырье», необходимое для формирования культурного уровня и общего развития. Поэтому значимые мировые события и представления о вожделенных перспективах просачивались в малоинтересную жизнь Пирьо исключительно посредством глянцевых журналов, продаваемых в киоске. Таким образом наметились некоторые варианты будущего, но осуществить эти потенциальные возможности можно было только при условии отрыва от родного гнезда. И Пирьо стала мечтать о способах самореализации, которых с каждым днем становилось все меньше и меньше, особенно после того, как отец заставил ее бросить школу, чтобы она могла подменять его в киоске. В то же время младшие сестры Пирьо не были поставлены в такие тяжкие условия – родители явно любили их гораздо больше и никоим образом не стесняли. Они ходили в город на танцы, их обучали игре на музыкальных инструментах, даже одевали не в пример приличнее. И все это на деньги, которые с трудом добывала она, Пирьо. Это обстоятельство мучило и огорчало ее каждый божий день, а если называть вещи своими именами, просто-напросто злило ее и нагнетало ревность и жажду мести. И когда в один прекрасный день младшая сестра явилась домой с котенком и ей позволили оставить его, накопленная обида проявилась в полную силу. – Вы всегда отвечали мне отказом, когда я просила завести домашнее животное, – заорала она. – Я ненавижу всех вас! Будьте вы все прокляты! В награду за прямоту она получила звонкие пощечины, а котенок остался в доме. Спустя неделю Пирьо исполнялось шестнадцать лет, но ей и не подумали что-то подарить. В тот день девушка раз и навсегда осознала, что ей абсолютно безразлично все происходящее вокруг, ибо, о чем бы она ни мечтала и к чему бы ни стремилась, самые значительные события проходили стороной, а на ее долю все равно выпадало что-то мелкое и неприметное. Ненавидя сестер и собственную никчемную жизнь и маясь от скуки, Пирьо в тот же вечер завязала знакомство с сомнительными личностями из Кангасалы, что, как и следовало ожидать, привело ее к довольно рискованным занятиям. Однажды, обнаружив ее позади киоска за курением гашиша в компании каких-то отморозков, отец так жестоко выпорол Пирьо, что она несколько дней не могла не только спать, но и просто лежать. А пока заживали ее телесные и душевные раны, девушка случайно услышала, как мать предостерегает ее сестер – мол, никогда не уподобляйтесь своей старшей сестре. «Да этого и не случится. Слава богу, в нашем сервизе есть только одна треснутая чашка. Ваша сестрица дурная девчонка, не то что вы, мои ангелы», – всадила она нож ей в спину. – Так, может, поскорее выбросим эту треснутую чашку на помойку? – рассмеялась младшая сестра. Выбросить треснутую чашку? Так говорили они о ней. Если б Пирьо умела плакать, то заплакала бы, но она уже давно поняла, что уязвимость ей в жизни ни к чему. И все-таки ей надо было как-то отреагировать на услышанное, чтобы окончательно не свихнуться. Возмездие проявилось в том, что ночью Пирьо встала с кровати и убила котенка сестры, а затем выложила его дохлое тельце прямо на прилавок в киоске. После этого она забрала из кассы столько денег, на сколько считала себя обманутой, а остальную выручку оставила в открытом доступе для случайных прохожих. И, оставив за собой распахнутую настежь дверь и закинув сумку через плечо, ушла из дома в твердом намерении никогда сюда не возвращаться. На некоторое время Пирьо сошлась с парой англичан и кучкой полубезумных представителей богемы из Хельсинки и жила в арендованном коттедже на другом конце города. Поскольку новые приятели, которые были постарше ее, вели образ жизни куда более экстравагантный, чем могли принять местные жители, довольно скоро эта компания с участием Пирьо стала городской притчей во языцех. Существуя в этой достаточно нестандартной форме общежития, она впервые научилась получать удовольствие от наблюдения за невероятными вспышками, которые зажигало в небесах северное сияние. От созерцания недвижных озер. От опьянения самогоном в сочетании со случайным сексом. Хотя в некотором смысле это было счастливое время, она все же с грустью осознавала, что последние проблески детской непосредственности навсегда покидают ее. В конце концов в социальные органы поступило такое количество яростных обращений от людей, проживающих по соседству с «общежитием», а также от ее собственных родителей, что официальным представителям пришлось вмешаться в ситуацию. Но когда социальные работники пришли в общежитие, оказалось слишком поздно, потому что Пирьо уже сбежала, обчистив общую кассу до копейки. С этими скромными сбережениями в кармане, слепо веря в то, что счастье поджидает ее прямо за углом, девушка устремилась в Данию, в Копенгаген, самый бедный на предрассудки город Скандинавии. Там она несколько месяцев прожила в «Молодежном доме»[12] в Нёрребро, где околачивались все самые подозрительные личности, каких только можно и нельзя себе представить, и вскоре перепробовала все без исключения, что можно пить или курить. После нескольких шумных стычек с задающими тон девушками, на тему «кто с кем из парней будет спать», Пирьо выставили за дверь, и у нее не осталось иного выхода, кроме как жить на улице. С месяц помотавшись по городу в качестве бездомной и выклянчивая последние деньги у пьяниц или наркоманов, она наконец повстречала паренька немного постарше, у которого имелась собственная квартира. Он был очень доброжелательным, всегда нежно улыбался ей. Звали его Франк. Он рассказал ей о том, что самой мощной движущей силой в жизни является не секс и не алкоголь, но воспитание души и ее переход на более высокий уровень. Звучали его слова довольно странно, однако вполне возможно, что, руководствуясь его наставлениями, она выберется из дерьма, в котором погрязла по уши, а потому Пирьо слушала его внимательно. Его убеждения звучали весьма незатейливо. Стоит лишь делать кое-какие усилия и культивировать в себе сознание, что тело и плоть могут освободиться от своих потребностей, если совершенствовать духовность и заниматься медитацией, – и ты обретешь путь к свободе и счастью. Так почему бы и нет? По крайней мере, ее никто не дергал, и она просыпалась без ощущения, будто в черепе у нее копошатся какие-то насекомые, и без ненависти к самой себе. Пирьо становилась сильнее духом и постепенно обретала внутреннюю гармонию, по мере того как опыт изучения души и душевных энергий оказывался все более сложным и обширным. Днем оба работали в «Бургер Кинг» на Ратушной площади, облаченные в крошечные шапочки и униформу, пропитанную запахом пережаренного масла, фастфуда и приторных газированных напитков. На что-то ведь им надо было жить. Все остальное время проходило во всевозможных расширяющих сознание практиках, как-то: ясновидение, курсы йоги, встречи с экстрасенсами для составления гороскопов и гадания на картах таро. В результате осталось не так уж много ответвлений мистицизма, с которыми они не познакомились за тот период жизни. На протяжении первых нескольких лет, несмотря на вожделение Пирьо, они прожили в целибате, дабы вся доступная энергия находилась целиком и полностью в распоряжении души. Но все же настал момент, когда Франк почувствовал, что планеты, психодинамика и будущее перестроились для другой цели, и отказался от обета безбрачия. – Теперь я готов испытать свое тело во взаимодействии с другими телами, – сказал он. Эта перемена касалась только его, и ей скрепя сердце пришлось принять это решение. Да и к чему был ей секс с другими мужчинами, если она желала одного только Франка? Именно с момента укоренения этой перемены Франк положил начало своему альтер эго и преобразился в Ату Абаншамаша Думузи, а Пирьо стала весталкой при нем – Пирьо Абаншамаш Думузи. Отныне функция Пирьо заключалась в том, чтобы помогать Франку, то есть Ату, и поддерживать его. И хотя ее положение, несомненно, являлось привилегированным по отношению к остальным служителям культа, все же на практике оно накладывало на Пирьо кое-какие ограничения. И это несоответствие она стремилась во что бы то ни стало устранить. Ибо у нее имелись свои амбиции. Глава 19 Суббота, 3 мая, воскресенье, 4 мая, и понедельник, 5 мая 2014 года Утреннее пробуждение оказалось резким, отягощенным головной болью и ясным осознанием того, что прибегать к услугам мини-баров следует все-таки с некоторой осторожностью. Когда они въезжали на палубу парома, фургончик Розы уже прибыл. Нагрузка на несущую ось транспортного средства оказалась не вполне соизмерима с его скромными размерами. Проклятье, и все это барахло надо будет каким-то образом разместить у них в подвале… Карл никак не мог представить, что все так будет, не говоря уж о том, что Роза догадалась занять им места в кафетерии между двумя сотрудниками мувинговой компании. Карл осторожно кивнул им. Лучше поберечь раскалывающуюся голову и обеспечить ей максимум покоя. – Что-то ветер поднялся, – заметил один из грузчиков, чтобы ловко завязать бесконечную беседу о всякой ерунде. Карл попытался улыбнуться. – У него походняк, – пояснил Ассад. На этот раз Карл был не в состоянии исправить коллегу. – Походняк, ха-ха, – отозвались грузчики, сгребая пятернями фастфуд, представленный в равных долях закаленным растительным маслом и мучнистой жижей. – Видимо, ты имел в виду отходняк, приятель, – рассмеялся один из них и по-дружески хлопнул Ассада по спине с такой силой, словно собирался расколоть гигантский валун. – Ух, – выдавил из себя сириец, в то время как его южная смуглота, всегда вызывающая зависть, приобрела некие новые нюансы, и не сказать, что привлекательные. Он взглянул на волны, готовый сложить оружие. – Наверное, ты склонен к морской болезни? – предположил один из верзил. – У меня, слава богу, есть чудодейственное средство против укачивания. – Он вытащил из-за пазухи какую-то бутылочку и налил немного содержимого в пустой стакан. – Только надо осушить одним глотком, иначе не подействует. Оно оказывает магическое влияние на желудок и немедленно приносит облегчение. Ассад кивнул. Он явно был готов пойти на что угодно, лишь бы избавиться от похода в туалет за рвотными пакетиками. – Блю-юм! – заорали грузчики, когда Ассад запрокинул голову и вылил себе в горло содержимое стакана. В следующую секунду бедняга схватился за шею, выпучив глаза сильнее, чем обычно. Его лицо побагровело, словно он задыхался. – Что, скажите на милость, было в вашей бутылке? – спросила Роза без особого участия, выглянув из-за утренней газеты. – Нитроглицерин?