Остальные могут принимать её слова за заботу. Но я уже поняла этот трюк. «Слишком поздно поняла». - А давай я без тебя разберусь, что мне и когда делать? Может быть я хочу быть тупой? Походить на тебя хочется, - обрываю её назидания. Как я могла быть настолько глупа? Неужели, правда, думала, что мама переживает за моё семейное счастье? - Как ты с матерью разговариваешь?! – от возмущения моя тетя швыряет нож на столешницу и резко ко мне оборачивается. Отчаянье делает нас очень смелыми. В какой-то момент ты понимаешь – терять нечего. - Мария, что происходит? – мама старается держать себя в руках, но получается плохо. Я, конечно, лукавлю. Она какая угодно – алчная, лживая, но не тупая. О, нет… Её знания вкупе с отсутствием совести творят фантастические вещи. Когда я сидела дома с маленьким сыном, ожидая каждую секунду Серёжу, как солнышко, мне и в голову не приходила, насколько я была уязвима. Мама же понимала прекрасно. Ей прекрасно было известно на какие точки лучше давить. Сейчас по прошествии времени я могу сказать: подождать Серёжу несколько часов пока он был в университете, или на объекте, или на стажировке в следственном комитете – не трудно, то ли дело ждать его каждую гребанную минуту. Хотя бы сообщения. Мама бросает на меня леденящий душу взгляд. Ждет извинений. Ага, как же. - Достаточно будет того, что ночью с Марком потрахаюсь? Ты ведь этого хотела? Она не представляет, как мне больно. Никто не представляет. Каждую свободную минуту я думаю о том, что собственноручно разрушила свою жизнь. - Да как ты…, - мама стремительно, насколько ей возраст позволяет, ко мне приближается. Я успеваю раньше на ноги подняться из-за стола. Толкаю её несильно. Но она делает несколько шагов назад. Шарахается. Что-то новенькое всегда удивляет. - Не прикасайся ко мне, - почти что кричу. Меня трусит, особенно верхней части тела достается. Мелкие импульсы пробивают нервные окончания. Зубы стучать начинают. Она понимает – неладное происходит. - Машенька, - тактика меняется на ходу. Бросаю на нее презрительный взгляд и вылетаю из кухни. Боже, как мне с этим всем справиться если я не могу себя держать в руках. Проносясь по лестнице, специально задеваю её любимую вазу, что стоит на площадке между этажами. Она со звоном летит вниз. И внутри меня злорадство голову поднимает. Это ужасно. Я понимаю. Но ничего не могу с собой поделать. Я очень хотела вернуться с сыном в нашу с Сережей квартиру. Там все родное. Своё. Наполненное теплыми воспоминаниями. Но мама была против, аргументировав это тем, что скоро к Марку переезжать. Зачем туда сюда вещи катать. На деле она понимает – живя отдельно я никогда не выйду за Марками замуж. Поэтому стоит перекрыть мне воздух. У нас в квартире на кухне большая стена. Метров пять, наверное. И я очень хотела, чтоб её художник расписал. В итоге возился с ней Серёжа дольше всего. Сначала ее долго выравнивали до идеальной поверхности. Несколько раз Сережа сам штукатуркой проходился. Я тогда удивлялась – где он этому научился? Дима – его брат, точно не мог научиться. Представить его руками работающим – сложно. В отличие от Сережи он из дома не выйдет, если у него идеально выглаженные рубашки закончатся. Когда все было подготовлено, я отказалась расписывать сама. Боялась испортить. Но это ошибкой было. Когда я увидела результат трудов мастера, минут двадцать плакала, в ванной закрывшись. Следующей ночью мы с Серёжей заклеили творение обоями под покраску. Несмотря на то, что выравнивание и роспись той стены ушло несколько недель, а то и месяц, он ни разу мне слова не сказал. Терпеливее человека, чем мой муж – бывший – трудно найти. Он был таким. Пока я его не достала своими ежедневными истериками. Словами не передать как я жалею. Пока он был занят – мама накручивала меня, по возвращении я его самого изводила. И даже после этого Серёжа меня не бросил. Откуда в нем было столько терпения? Душой я только с ним.