– Понятно. Значит, Марина Арсеньевна? – Именно так. Я поднялся на третий этаж. Большие пустые помещения всегда производили на меня неприятное впечатление. Все эти коридоры, рекреации, ряды кабинетов вызывали смутное беспокойство и заставляли шагать быстрее, словно это могло придать уверенности в себе. Я едва удержался от того, чтобы начать насвистывать какой-нибудь бодрый мотивчик. Это уже был бы, пожалуй, перебор. В конце концов, хотя нами до самой смерти и владеют детские страхи, я полицейский, а не впечатлительная институтка. Словно для того, чтобы доказать себе, что все это ерунда и не стоит выеденного яйца, я решил посетить туалет. Не то чтобы очень уж хотелось, но в принципе можно было. Наверное, в большинстве школ туалеты расположены в рекреациях или конце коридора. Я отправился на поиски. По дороге никто не попадался, и соответственно спросить дорогу было не у кого, но это даже радовало: не придется объяснять, кто я и что тут делаю. Туалет обнаружился в углу рекреации. Дверь с табличкой, на которой красовался слегка поцарапанный силуэт девочки в платье, была приоткрыта. Я остановился в нерешительности: конечно, внутри никого быть не может, но ведь существуют же правила приличия. Логика подсказывала, что мужской туалет должен находиться в противоположном крыле. Идти туда через весь этаж мне не хотелось, и это решило дело. Я вошел, притворив за собой тихо скрипнувшую дверь, и прислушался. Мертвая тишина. Такая бывает, пожалуй, только в пустых туалетах, где все бачки полны и не слышно журчания набирающейся воды. Я прошел мимо раковины, над которой висело зеркало с потрескавшейся по углам амальгамой. Держатель для бумажных полотенец был пуст, провод сушилки висел вдоль стены, вынутый из розетки. Четыре кабинки выглядели очень маленькими: место явно сэкономили, чтобы впихнуть побольше унитазов. Тонкие двери были плотно закрыты, но на всех ручках виднелись синие индикаторы, означавшие «свободно». Невольно вспомнилась страшилка о Ханако, призраке маленькой девочки, которая буквально повергла в ужас японских школьников лет двадцать назад. Наверное, не было в Стране восходящего солнца ребенка, который не знал бы ее и не рассказывал сверстникам. Если верить легенде, Ханако убили в третьей кабинке, и с тех пор она обитает в ней, причем во всех школьных туалетах Японии сразу. Считается, что если ты трижды постучишь в дверь кабинки и спросишь: «Ханако-Сан, ты здесь?» – то услышишь: «Да, я тут». Если ты достаточно безрассуден, чтобы открыть дверь, то Ханако схватит тебя и затащит внутрь, где и убьет, утопив в фекалиях. Я не стал стучать в третью кабинку. Где-то мне довелось прочитать, что люди инстинктивно предпочитают справлять нужду как можно дальше от входа. Так я и поступил, отправившись в последнюю кабинку. Через минуту я вымыл руки и включил сушилку, вставив вилку в розетку, однако это не помогло – она осталась безучастной к моим попыткам воззвать ее к жизни. Пришлось воспользоваться носовым платком. Когда я вышел в рекреацию, на другом этаже что-то гулко грохнуло – будто уронили лист железа или ударили в дребезжащий гонг. Вероятней всего, в школе проводились ремонтные работы. Ну, или перетаскивали мебель. Судя по звуку, не слишком удачно. Я отправился по своим делам. Не то чтобы я недолюбливал психологов. Я признаю важность этой профессии и даже сам посещал некоторое время одного из них – когда меня мучили кошмары, – но никогда эти визиты не приносили мне настоящего облегчения. В целом я рассматривал психологов скорее как коллег по работе, которые могут составить портрет убийцы, чем тех, у кого ищешь помощи в решении своих личных проблем. Но это мой, вероятно, профессиональный взгляд, и я его никому не навязывал. Держал, так сказать, при себе. Дверь в кабинет психолога была приоткрыта. Я задержался на несколько секунд, чтобы настроиться на разговор нужным образом, и лишь затем негромко постучал. – Да? – Голос был высокий и приятный. Я заглянул и увидел женщину лет шестидесяти, шатенку с короткой стрижкой, в очках без оправы. При виде меня она развернулась в кресле и положила руки на колени. – Марина Арсеньевна? – уточнил я на всякий случай. – Это я. А вы? – Старший лейтенант Самсонов, полиция. – Это по поводу чего? Смерти Евгения Казимировича? – Вы уже слышали? – Мне директор позвонил. – Психолог слегка улыбнулась. – Предупредил, что вы будете меня искать. – Он порекомендовал мне обратиться к вам. – Садитесь. – Марина Арсеньевна выдвинула одной рукой стул. – Спасибо. – Я так понял, что жертвы посещали вас. – Жертвы? – Психолог чуть приподняла брови. – Простите. Дело в том, что Суханова Мария Кирилловна тоже убита. – Как? Я этого не знала. Директор мне ничего не сказал. – Наверное, забыл. – Как можно об этом забыть? – удивилась Марина Арсеньевна. – Даже не знаю, – честно ответил я. – Ну ладно. Давайте к делу. Так что вы хотите? Узнать, не было ли у моих коллег проблем с психикой? – Если эту информацию можно разглашать. – Было бы нельзя, если бы они были моими пациентами. – А они не были? – Нет. Время от времени жаловались на жизнь и просили помочь с релаксацией. По-дружески, в частном порядке. – Никаких навязчивых идей, вроде мании преследования? Марина Арсеньевна отрицательно покачала головой. В глаза бросились ее крупные старомодные серьги: красные камни, окруженные белыми помельче. Словно фантастические цветы. – Поверьте, они нуждались в психологической помощи не больше, чем другие учителя нашей школы, – сказала психолог. Я подумал, что Зинтаров, пожалуй, все-таки нуждался. Но, похоже, он предпочитал искать ее в церкви, а не в кабинете психолога. Хотя, возможно, он вообще ни с кем не говорил о своей тайной страсти. – На самом деле я раньше работала психиатром, – сказала Марина Арсеньевна, прерывая мои мысли. – И, кстати, когда-то писала дипломную работу по серийным убийцам. Правда, это было очень давно, когда статьи на эту тему только начали выходить. – Серьезно? – Я был искренне удивлен. – Абсолютно. Так что, если хотите… – Марина Арсеньевна пожала плечами. – Можете составить психологический портрет убийцы? – Думаю, да. Но для этого мне нужно знать modus operandi, разумеется. – Что знать? – «Образ действия». Это по-латыни. – А, вы имеете в виду почерк убийцы. – Именно. Но вы, наверное, не захотите разглашать подробности дела. Я задумался. В принципе если Марина Арсеньевна была компетентна, то какой смысл искать другого специалиста и терять драгоценное время? Для того чтобы получить психологический портрет убийцы у наших штатных сотрудников, понадобилось бы пересылать им всю информацию по делу а потом ждать неизвестно сколько. – Мне нужна будет ваша расписка о неразглашении, – сказал я. – Если вы действительно готовы сотрудничать с полицией. Психолог кивнула: – Конечно. Хоть сейчас могу подписать. – Обычно люди не стремятся… – Помогать полиции? – Да. – Ну, сейчас ведь лето, уроков нет. Так что делать все равно нечего. – Марина Арсеньевна обезоруживающе улыбнулась. – Хорошо, давайте напишем расписку, а потом я вам расскажу, что знаю. У вас принтер работает? – Как часы. Только бумагу надо проверить. Минутку. Через десять минут Марина Арсеньевна подписала свежеотпечатанную расписку о неразглашении материалов следствия. Я сложил листок и спрятал в карман. Обычно документы такого рода действуют на людей. В этой пожилой женщине я был вполне уверен. Во всяком случае, вряд ли она бегала по лесу, размахивая раскаленным клеймом, ножом или вилкой. – Ну, так что там случилось? – Психолог приняла удобную позу, откинувшись на спинку вертящегося кресла. Переведя дух, я начал рассказывать обо всем, что было известно мне самому на тот момент.