– Нет. Я не хочу. Отец опустился на колени, глядя мне в глаза. – Ты станешь отцом, сынок, и, к счастью для тебя, у меня есть кое-кто на примете. Я нахмурился. – Что? Кто? Я все еще не собирался заводить детей, но мне все равно хотелось узнать, с кем, по его мнению, я должен сойтись. Он полез в передний карман куртки и вытащил оттуда маленькую фотографию, перевернув ее, чтобы показать мне. Это была маленькая девочка, примерно того же возраста, что и я или чуть младше. У нее были каштановые волнистые волосы, пухлые щечки, яркая улыбка и голубые глаза. На ее щеках виднелось несколько веснушек, и она держала в руках охотничье ружье. – Эта девочка. – Эта девочка? – спросил я в недоумении. Видимо, отец забыл принять лекарства. В этой девочке не было ничего выдающегося, в своей школе я видел куда лучше, но… в ней было что-то контрастное, какой-то дисбаланс. И ее глаза. Ее глаза съедали расстояние между нами, несмотря на то, что она смотрела на меня только с фотографии. – Кто она? Папа покосился на меня, заметив, что другие парни пытаются ее рассмотреть. Сложив фотокарточку пополам, он сунул ее обратно в карман, бросив на всех предупреждающий взгляд. – Кто-то, кто появится в твоей жизни именно в тот момент, когда ты будешь в этом особенно нуждаться. – Судьба? Я не знал, что означает это слово, но часто слышал, как его используют взрослые. Он засмеялся. – Не судьба – карма. Твой сигнал к пробуждению. Телефон, вибрирующий на кухонном столе, отвлекает меня от готовки. Я неплохо готовлю, так как мои родители постоянно уезжали, оставляя меня одного, и мне пришлось научиться делать простые блюда вроде яичницы, тостов и бекона. Поскольку для выживания этих навыков было вполне достаточно, я ими и ограничился. Потянувшись к телефону, я смотрю на экран и, увидев, что мне звонит мама, включаю громкую связь. – Да? – я беру лопатку и распределяю яйца по сковороде. – Я просто хочу убедиться, что ты не спугнул ту девушку. Я фыркаю. – Думаю, нет. Она замолкает, и я наклоняюсь к экрану, проверяя, не бросила ли она трубку. – Бишоп, как много она знает? Я проверяю бекон в духовке и слизываю соус с кончиков пальцев. – Достаточно, но не все. – И что именно ты собираешься ей рассказать? – Все. – Бишоп… – предупреждает она. – На твоем месте я бы рассказала ей некоторые вещи, но все – это слишком, она может быть к такому не готова. – Мама, я думал, что после того, как отец так долго держал тебя в неведении, ты будешь только за. Ты ведь сама говорила: «Не храни слишком много секретов, сынок». – Ради ее безопасности, Бишоп. Ты знаешь своего отца, нужно ли мне говорить больше? Я захлопываю дверцу духовки и вздыхаю. – Не нужно, но, если бы до этого дошло, я бы сам с ним разобрался. – Мой сын – рыцарь… Она дразнила меня, потому что я слышал нотки юмора в ее голосе, но, кроме того, я чувствовал ее опасения. Она боялась. По объективным причинам. Никто в здравом уме не пойдет против моего отца, но если и способен кто на это, то это я. Как бы я его ни уважал, как бы ни искал его одобрения в большинстве своих поступков, когда дело доходило до Мэдисон, все это становилось неважным, и, думаю, он тоже об этом знал. – Где ты? Я выключаю духовку и снимаю сковороду с плиты. – На самом деле я еду домой. Объясню, когда уже буду на месте. Ты в новой квартире? – Ага. Мне нужно идти. Созвонимся. – Хорошо. Люблю тебя, сын. – Да, и я тебя, мам. Я отключаюсь и засовываю телефон в карман. Я почти никогда не говорил маме, что люблю ее, но она была одной из тех женщин, которым достаточно просто об этом знать. – Умеешь готовить? И ты столько времени это скрывал? Мэдисон стоит, прислонившись ко входу на кухню. Я ухмыляюсь. – Просто спасал твою жизнь. Она проводит пальцами по волосам, убирая их с лица. Локоны свободно спадают на ее плечи, и тогда я замечаю, что на ней одна из моих рубашек. Я прищуриваюсь. – Под ней что-нибудь надето? – спрашиваю я, указывая лопаткой на ее ноги. Она смотрит вниз, вцепляется в низ рубашки и пожимает плечами. – Эм, нет… Я бросаю лопатку в кастрюлю и направляюсь к ней. Она улыбается, увидев, что я иду к ней, и в ее глазах мелькает легкое удивление. Должно быть, она чувствует себя странно. Схватив ее за бедра, я поднимаю ее над полом, и она обвивает ногами мою талию. Прижавшись губами к ее губам, я проскальзываю языком в ее рот и прикусываю ее нижнюю губу. – Черт возьми, ты даже утром такая вкусная. – Ага, – она закатывает глаза. – Это потому что я почистила зубы. Я смеюсь. Всегда восхищался ее честностью. Мне нравилось, что ей все равно, что о ней думают. Включается музыка, и на фоне начинает играть «Killing Strangers» Marilyn Manson. Ухмыльнувшись, я несу ее к кухонному столу и усаживаю сверху. Ее затылок ударяется о мраморную стенку, и она стонет, закатывая глаза. – Больно? – спрашиваю я, изогнув бровь. Она прикусывает нижнюю губу и качает головой. – Не особо. Она усаживается на столешнице, а я встаю между ее ног, хватаю ее за бедра и притягиваю к себе так, что ее промежность прижимается к моему члену. Затем мои ладони скользят вверх по ее талии и стягивают с нее рубашку, пока она не оказывается передо мной совсем голая. Я отступаю назад, рассматривая каждый изящный изгиб и тонкую линию ее загорелого тела. – Так чертовски красиво. Она краснеет, и мне это ужасно нравится. Нравится то, что я могу произвести на нее такой эффект одними словами. – Подожди, я голодная. Она хочет встать, но я толкаю ее обратно. – Я тоже. Я прижимаю губы к внутренней стороне ее бедра и скольжу языком по ее коже. Сдавшись, она откидывается назад и выгибает спину. Я обвожу языком ее клитор, ее восхитительный вкус возбуждает мои рецепторы. Обхватив его губами, я глубоко погружаю в нее палец. Она стонет, сжимая соски пальцами и еще сильнее выгибая спину. Я встаю, все еще прижимаясь пальцем к ее клитору и мягко лаская его круговыми движениями. – Жди. Отстранившись, я облизываю палец и подхожу к морозилке, доставая лоток со льдом. Ее глаза загораются, щеки вспыхивают румянцем. – Я никогда… это опасно?