– Скоро. Я знаю, что это переводится как «не спрашивай меня сейчас», поэтому оставляю его в покое. Мы подъезжаем к моему дому. Я вздыхаю, чувствуя, как мне не хочется сюда возвращаться. – Это место начинает меня раздражать. – Хочешь, я зайду с тобой? – спрашивает Бишоп, проводя указательным пальцем по верхней губе. Я киваю. – Хорошо. Затем я поворачиваюсь к Тат. – Сможешь посидеть в машине несколько минут? Она хватается за грудь, изображая потрясение. – Нет, что ты, я ни за что… Мы с Бишопом смеемся и выходим из машины. Пот после тренировки высох, но запах все еще остался. – Мне очень нужно в душ. Я зайду в ванную перед тем, как мы уедем. Бишоп надевает солнцезащитные очки и обвивает рукой мою талию, направляясь к входной двери. – Договорились. – О, привет, милая! Мы входим в дом, и нам навстречу спускается Елена. Ее глаза обращаются к Бишопу, и улыбка становится еще мягче. Она прижимает ладонь к его щеке. – Дорогой, ты должен был рассказать об Элизабет. Он пожал плечами. – Это бы ничего не изменило. Она расправляет плечи, ее каштановые волосы спадают ей на плечо. – Уверяю тебя – изменило бы, и еще как. Завтра я обедаю с твоей мамой. Она в курсе? Бишоп качает головой. – Нет, не в курсе, главным образом потому, что… Елена ухмыляется. – Потому что твоя мама – единственная женщина, с которой ты не хочешь портить отношения. Бишоп улыбается. – В яблочко. – Ну, если придется, я не стану ей лгать. Она сама пригласила меня на встречу, так что ей необходима либо помощь, либо информация – или и то, и другое. Мы все знаем, что в нашем мире все работает именно так. Она надевает свои огромные солнцезащитные очки и хлопает его по плечу на прощание. – Позаботься о нашей девочке. Затем она уходит, оставляя после себя воспоминания о лете, теплом молоке и печенье. Клянусь, она одна из самых притягательных женщин, которых я когда-либо встречала. От нее пахнет ромашками в жаркий летний день и холодным чаем со льдом, но, будучи частью этого мира, она лишь кажется такой эфемерной. Я не раз была свидетельницей того, как она превращалась из милой домохозяйки в жестокую жену главаря мафии. Мы с Бишопом поднимаемся по лестнице и направляемся в мою спальню. – Я быстро приму душ. Он заходит в мою гардеробную. – А я возьму твои вещи. – Спасибо. Я улыбаюсь ему, и он подходит ко мне, прижимая свои губы к моим. Мне понадобились все силы, чтобы не превратиться в лужу на полу, – если это вообще возможно. Он отстраняется, изучая мои глаза. – Появилась информация о том, что может происходить на острове. Что-то, о чем мы не знали до сегодняшнего утра. Я начинаю нервничать. – Что-то опасное? Бишоп сжимает зубы. – Да. – И от кого ты это узнал? – Деймон. – С ним все в порядке? Как и всегда, при упоминании брата у меня начинается паника. У нас была невообразимая связь, и одна только мысль о том, что ему могут причинить вред, меня парализовала. – Он в порядке, детка, но нам нужно кое-что проверить. – В чем дело? – шепчу я, не сумев сдержаться. – То есть я понимаю, что он связан с Королями, но почему все вдруг стали ему помогать, если еще недавно вы его не переносили? Не считая того, что он мой брат. Бишоп молчит, а потом вздыхает. – Дело не в том, что мы его не выносим, Мэдисон. Дело в том, кто он и на что он способен. Но он твой брат, а значит, теперь он для меня не чужой. – Спасибо, – выдыхаю я, потирая лоб ладонью. – Спасибо за понимание – особенно когда дело касается Деймона. А почему ты не хотел, чтобы Тат поехала с нами? Улыбка Бишопа дрогнула. – Она мне нравится, а это о многом говорит, потому что я почти никого не люблю, но… – Он смотрит мне в глаза, словно не решаясь что-то сказать, а затем качает головой. – Ничего такого. Я просто не хотел слышать, как она и Нейт будут спорить всю дорогу. – Вот как, – бормочу я, отводя от него взгляд. – Эй! – его большой и указательный пальцы обхватывают мой подбородок, приподнимая мое лицо. – Она чертовски тебе преданна, что делает ее моим другом. Все, что я делаю, – я делаю для тебя. Запомни это, хорошо? Я поднимаю руку к его лицу и провожу пальцем по линии его подбородка. Его губы слегка приоткрываются, и он втягивает воздух. Почти незаметно, но я обратила на это внимание. – Я люблю тебя, – шепчу я, не сводя глаз с его губ. Его челюсть сжимается, я быстро опускаю руку, словно вырываясь из транса. – Прости. Я знала, что он не ответит, и никогда не ждала от него взаимности, но чем дольше он молчал, тем больнее мне становилось. Сначала все было нормально. Мол, ему нужно время, чтобы обдумать свои чувства. Я могла ему это позволить, верно? Но это уже второй раз, когда я говорю, что люблю его, а он не отвечает. Я проскальзываю за дверь ванной. – Мэд… Я захлопываю дверь перед его носом, прежде чем он успевает меня остановить. Я чувствую подступающие к глазам слезы и боль, сжимающую мою грудь. Прежде чем я успеваю сдержаться, по щеке стекает одинокая слезинка, и я быстро ее вытираю. Я злюсь, что позволила себе так разволноваться из-за какой-то мелочи. Открыв кран с горячей водой, я захожу внутрь. Только настоящий кипяток отвлечет меня от того, что только что произошло. Напомнит мне, что эмоциональная боль не реальна, и это лишь плод моего воображения. Я не истекаю кровью. От душевных травм не умирают. Но даже прокручивая эту мантру в своей голове, я чувствовала, что лгу самой себе. У меня вырывается всхлип, и, потянувшись за мылом, я растираю его между ладонями. Громкий хлопок отрывает меня от мыслей, и я быстро отдергиваю занавеску, чтобы посмотреть, что, черт возьми, только что произошло. Прямо передо мной – вздрагивающий от гнева Бишоп и расколотая надвое дверь. Я опускаю взгляд на его армейские ботинки, обнаруживая на них следы от удара и древесную пыль. – Бишоп! – вытираю щеки и шмыгаю носом. – Ты мог пройти через дверь Нейта! Он молча шагает к душевой кабине, его плечи вздымаются и опускаются, а зубы стиснуты так крепко, что его челюсть, кажется, вот-вот сломается. – Ты даже не дала мне шанса… – начинает он, медленно ко мне приближаясь. Я собираюсь ответить, но его рука взлетает в воздух, чтобы меня заткнуть. Его глаза расширены, щеки покраснели. Боже. Он в ярости, что тоже заставляет меня немного разозлиться – на этот раз человек, который имеет право злиться, – я. Он отдергивает занавески, не сводя с меня взгляда. Он не смотрит на мое тело – только в глаза. Они потемнели до ужасающего состояния. Я слегка вздрагиваю. – Бишоп… Его рука взлетает к моему подбородку, пальцы ложатся на мою щеку. Он заходит в душ прямо в одежде и ботинках и прижимает меня спиной к стене. Его губы мягко касаются моих, заставляя мое сердце трепетать.