А пленные? Максим выглянул в окно из кабинета Вальтера и расплылся в улыбке. А уже через пять минут первая партия мучеников отправилась в свой «увеселительный поход». Ничего хитрого, сложного и действительно опасного. Сотрудников Генерального штаба выводили на мост и скидывали в Шпрее. Высота была небольшой. Глубина приличной. Сапоги с них, благоразумно, снимали. Так что утонуть должно было немного. Рядом же с рупором стоял унтер и орал: - Господа офицеры, не толпитесь, расплывайтесь, а то вас коллегами завалит! Не будьте такими эгоистами! Помогайте тем, кто не умеет плавать! Все понятно, что это скорейший путь к повышению, но будьте людьми! Имейте совесть! Они же ваши коллеги! Практически друзья! И так далее, и тому подобное. Унтер из числа этнических немцев, семья которого покинула Германию из-за объединения Рейха, отрывался по полной программе. Благо, что ротмистр ему подсказал как именно нужно комментировать эту водную процедуру. Совсем не обязательно, чтобы происходило то, что описывал этот унтер. Главное – чтобы вся округа слышала эти веселые комментарии и видела, как русские солдаты одного за другим выкидывают офицеров Генерального штаба Германии в теплую воду Шпрее. Разумеется, вся эта процедура снималась на фото и кинокамеры самым трепетным образом. Благо, что тихо, спокойно и удобно работать. Удалось поставить и стационарную камеру, и с ручными нарезать по округе. В общем – шоу разворачивалось что надо. По правде говоря, не всех офицеров Генерального штаба «макали». Совсем не всех. Меншиков предложил каждому подписать бумагу обязательством более не участвовать в войне. То есть, воспользовался схемой, предложенной Гаагской конвенцией. Она разрешала отпускать пленных офицеров в случае, если они дадут слово, что более воевать не станут. Этим Максим и воспользовался. Так что, в Шпрее полетело не более трети личного состава. Остальные ушли по домам. А их письменные обязательства остались у ротмистра. Пришлось попугать. Не без этого. Но все равно – забавно вышло. - Одиннадцать часов девять минут, - произнес, сверяя свои часы Меншиков по тем, что стояли в кабинете начальника военной разведки. - Что вы говорите? – Переспросил Хоботов. - Мы здесь уже больше шести часов. Из них государственные учреждения работают часа три. Еще часа два и нужно уходить. А то войска в город станут подходить, что нам не нужно совершенно. - Кого берет в плен? - Только Эриха фон Фалькенхайма и Вальтера Николаи. Все остальные, полагаю, не нужны. За них много лучше скажет бумага. - И не говорите, - вздохнув ответил Лев Евгеньевич. – Никогда бы не подумал, что Великий князь Николай Николаевич замешан в таких делах. - И не только он, мой друг. Не только он. Я думаю, что немцы предупредят кого нужно о том, что мы везем очень опасные документы. Для них опасные. Мда. Вляпались мы по самые уши. - Да уж… - сокрушенно покачал головой Хоботов. А потом, подпалив здание Генштаба, Максим отправился дальше хулиганить. Поглядывая на часы. Без этого никак. Ибо хоть немцы и отправили практически все боеспособные части столичного гарнизона его ловить под Франкфурт-на-Одере, но задерживаться сильно не стоило. Власти города рано или поздно очнутся и начнут попытки организовать сопротивление. Это сейчас они, пока еще, либо ничего не знают, либо паникуют, не владея сведениями об объеме вошедших войск. Пока. Через два-три часа все может измениться. Городскую комендатуру Берлина также не минула чаша внимания «безумного гусара». Практически сразу по взятию Генерального штаба Максим подозвал Чапаева и поставил ему боевую задачу: - Мы тут, - тыкнул он пальцем на карту, - комендатура тут. Так что бери свой взвод и езжай туда. Штурмовать не надо. Это лишнее. Подойдете. Пошумите. Повалите все подходящие телефонные столбы. Просто пушкой с бронеавтомобиля на малой дистанции шараште. Раз. И поехали дальше. Если провода останутся целыми – шашкой помахайте. Ибо нечего. Понятно? - Понятно, - кивнул Василий Иванович и пересказал приказ. - Потом комендатуру покошмарьте немного. Постреляйте по окнам там. Ну, не знаю. Киньте в окна бутылок... - Что кинуть? – Удивился Чапаев. - Берете бутылку, наливаете туда бензина, затыкаете тряпицей, поджигаете и кидаете так, чтобы бутылка там, внутри разбилась. Но так поступайте только как будете уходить. Поначалу не надо. Коптить сильно будет. Провоняете. Чапаев усмехнулся. Такой довод его позабавил. А потом спросил: - И долго нам там сидеть? - Посматривайте в сторону Генштаба. Как увидите дым – уходите. Встреча – вот сюда. Там большая площадь. Не промахнетесь. Общий сбор я продублирую красными ракетами. - Все ясно? - Все, - кивнул Чапаев. - Как увидим дым или красные ракеты, так и отходить. - Отлично. И главное – не геройствовать! Хрен с ними с немцами. Вы мне нужны живыми. Если что – отходите, не стесняйтесь. Все! Действуй! Помахал Василию Ивановичу лапкой вдогонку… мысленно, и вернулся к насущным делам. Важным и серьезным. Комендатура его не сильно беспокоила. Он даже не был уверен в том, что нужно туда кого-то посылать. Ибо ничего страшного наворотить она не могла. Разве что мобилизовать военные училища и раненых в госпиталях или еще кого для усиления охраны стратегических объектов. Тех же складов и вокзалов. На большее их точно не хватит. Во всяком случае не так быстро. Но почему бы не дать своим людям отличиться? Ведь в рапорте будет черным по белому написано, что берлинскую комендатуру воевал такой-то взвод под личным командованием Чапаева. Весомый такой подарок в послужной список. Не каждый унтер может таким похвастаться. Глава 4 1915 год, 28 июня. Берлин Подождав, пока здание Генштаба разгорится, Максим поехал к Рейхстагу. Требовалось забраться на самый верх и заменить флаг Германской Империи – российским. Причем таким всем из себя красивым, с вышитым золотым орлом и так далее. А потом сделать все для того, чтобы снять этот флаг оказалось, как можно более трудным занятием. Каждый час – на вес золота. Поэтому заваривали все что могли. Металлические лестницы срезали. А подходы минировали растяжками. Обидно для обывателей? Может быть. Но так война штука такая. На ней бывает стреляют, убивают, обижают и прочие не самые лицеприятные вещи делают. Приехал взвод Чапаева. Все довольные. Глазки сверкают. А вдали столб дыма. - Подпалил Василий Иванович? - Не устоял. Да и как бутылочку не опробовать? Хорошо пошла! Вспыхнула – словно поленница. Когда мы уезжали – люди из окон выпрыгивали. - Сколько же вы их туда кинули? - Да десятка два почитай. За раз. Домик-то не маленький. - Ладно, пироман, - усмехнулся Меншиков, - заступай в оборону. Подмени Хоботова… Возня с флагом была недолгой. Получаса не прошло, как ремонтно-восстановительное отделение и саперы загрузились в машины. Да вот беда – сарафанное радио по городу ходило удивительно быстро. И к Рейхстагу собралась приличная толпа журналистов. Война войной, но в Берлине было немало представителей прессы нейтральных держав, как, впрочем, и в других столицах воюющих государств. Да и своих оппозиционеров хватало, не говоря о любителях бульварных скандалов. Вот всей этой братии и набежало, словно мух на варенье. - Разогнать? – Поинтересовался Буденный, косившийся нехорошим взглядом на этих подозрительных людей. - Отчего же… - чуть подумав, произнес ротмистр. – Это, Семен Михайлович, оружие похлеще пулемета. Наполеон в свое время сказал, что три газеты могут легко заменить сто штыков. А мы не в том положении, чтобы разбрасываться столь тяжелыми формами вооружений… Сказал и вышел вперед, к страждущим акулам пера и прочим зевакам.