- И несмотря на это, вы обвиняете уважаемого генерала? - Обвиняю? Боже упаси! Про то, что Куропаткин прикрывал Ухач-Огоровича знают все, как и про то, что последний занимался хищениями. Это подтвердило даже следствие, практически замятое после своевременного убийства Столыпина. Я ведь не просто так хочу подать в отставку и увезти отсюда Татьяну. - Вы боитесь? - За нее – да. Очень. Потому что я знаю, что по сорвавшимся планам вы, ваша супруга и все ваши дети подлежали ликвидации. - Что?! – Переспросил выкриком Николай Александрович, привстав. - Сядьте, - с усмешкой на лице произнес Максим. И, после того, как Император подчинился, продолжил. - Помните странную и трагическую историю с вашим отцом, в результате которой он был вынужден держать на своих плечах крышу вагона? Неужели вы думаете, что она – чистое совпадение? А Ходынское поле, где на ровном месте устроили трагедию? Или, может быть, вам напомнить, как погиб ваш дед и сколько на него было покушений? Теперь ваш черед. - Мой? - Да. Но мы отвлеклись. Вы не обратили внимание на странную реакцию части ваших родственников? Сначала поздравляли простого поручика с успехами, а потом вдруг стали нос воротить. - Вы прекрасно знаете из-за чего они так поступили. - Серьезно? Вы так думаете? Половина Августейшей фамилии в морганатических браках. Просто потому, что акт Александра I о равнородности больше невозможно выполнять. Технически. Он просто устарел. Больше нет подходящего количества правящих домов. А те, что есть – друг другу близкие родственники. Следующая стадия, как древнеегипетские фараоны, брать в жены дочерей и племянниц. Так что, как раз ЭТА сторона поступка никого не смутила. Особенно в сочетании с болезнью Алексея. Из-за нее ваши дочери обречены либо умереть старыми девами, либо идти в морганатические браки. Или вы этого тоже не понимаете? Ни один правящий дом не станет рисковать наследниками. Да и тот факт, что я бастард, тоже не сильно людей заботит. Даже ваша мать и то ко мне хорошо отнеслась . Нет. Это все ширма. - Но тогда что? – Растерянно спросил Император. - Моя амнезия не позволяет мне многого вспомнить. Но очевидно их смутило не то, что Татьяна вступила в морганатический брак с бастардом, а то, что вышла замуж за меня. Их это очень испугало. Тут и знания, и характер. Ведь я за Татьяну, если потребуется, весь Питер в крови могу утопить. Невзирая на пол, возраст и социальное положение. А вы ее отец. Очень неловкая ситуация может возникнуть для заговорщиков. Оно им надо? - Вы их знаете? - Увы, - развел руками Максим. – Амнезия. Сначала, до провала в 1907 году, ключевую роль играл Владимир Александрович. Это я еще помню. Но он умер. И игра резко сменила свой формат. Кто сейчас? Я не знаю. Просто не помню. Впрочем, это не так и важно. Все слишком очевидно. Кому выгодно, тот и стоит за этим. - Но это невозможно! – После долгой паузы воскликнул Император. - Вас смущает закон о престолонаследии? Зря. Если бы заговорщики ориентировались на закон, то вас бы уже постиг апоплексический удар табакеркой. Как Павла Петровича. Быстро и просто. И народу можно будет сказать, что пилюлькой подавились. А сын ваш скоропостижно поранится и скончается от потери крови. «Случайно». Как царевич Дмитрий. Тот ведь тоже совершенно «случайно» ножичком поранился. Но что дальше? Нет. Этот путь заговорщикам не интересен. Слишком многих родственников придется убить или заставить отречься. Поэтому их лидер пошел другим путем, разыгрывая козырные карты. Свои, не ваши. Ведь он фактический глава семейного совета и очень популярен в армии. С ним связываются все победы на фронтах. С ним, не с вами. Ему подчиняются офицеры и генералы. Ему, не вам. Вы ведь это хорошо увидели на инциденте с Сухомлиновым. Не так ли? А что вообще сейчас с вами связывают, не думали? Чиновников-взяточников и бестолковых министров. Ну и прочую мерзость. Не понимаете почему? Или вы думаете о Распутине просто так вой подняли? Это вы еще погодите. Про Марию-Антуанетту под финиш вообще говорили, будто она спит с собственным сыном. - Православный народ никогда не примет такого беззакония! - Ха-ха! Три раза. Если вы сейчас отмените обязательное посещение церкви – девять из десяти туда больше и ходить не станет. Удивлены? Пообщайтесь инкогнито с простыми людьми. Много интересного узнаете. Для народа православие – это социальный ритуал. То есть, некие действия, которые позволяют маркироваться как «свой». И больше ничего. Веры в сердце нет практически ни у кого. - Я не верю вам! - А и не надо. Почитайте внутренние отчеты Синода. Крестьяне приходят из села в город и сразу впадают в атеизм, ибо больше притворяться не нужно. Что? Вам их еще не показывали? Ай-ай-ай… - А вы их видели? - Видел. За небольшую мзду много куда можно заглянуть. – Произнес Максим. Вздохнул. И продолжил. – Вы поймите. Народ сейчас жаждет перемен. Крестьяне – своих. Рабочие – своих. Буржуа – своих. И так далее. Во многом глупых, недальновидных и взаимно исключающих друг друга. Но это и не важно. Думаете, широкие массы отдают себе отчет о последствиях своих желаний? Нет. Это просто стадо мартышек, которому все приелось. Им нужно хлеба и зрелищ. Как и в Древнем Риме. Любой лидер-популист сейчас срывает народные овации и любовь. Не обязательно даже выполнять обещания. Достаточно просто болтать про светлое будущее. Достаточно просто вас покритиковать. Глупо и безответственно. Но кто из них об этом думает? Или вы считаете отчего вся эта либеральная шушера так популярна? Они героические борцы с тираном. Тихим и безответным. Потому что, если бы вы оказались настоящим тираном – они бы следили за языком, опасаясь быстрой и жесткой расправы. Они ведь обкладывают вас как волка флажками, затравливая и загоняя в угол. А вы забиваетесь все глубже и глубже в свою раковину. Разве вы этого не понимаете? Православие…. Смешно…. Церковные иерархи в основной массе встанут за любого, кто пообещает им Патриаршество. А вы говорите православие. Это все та же свора жадных и склочных мартышек, желающих урвать свой кусок. Только что в рясах. - Вы говорите страшные вещи! - Такова жизнь, - пожав плечами, произнес Максим. – Люди слушаются только тех, кто с одной стороны крепко держит их за яйца, норовя оторвать, а с другой – решает проблемы. Их, не свои. И чем выше люди сидят, тем ярче это проявляется. - После чего парень достал из нагрудного кармана сложенный вчетверо листок бумаги и положил на стол. Он его заготовил заранее, понимая, что такой разговор возможен. – Это мое очередное прошение об отставке. Вы тащите свою семью в могилу не желая драться за нее. Думаете, Бог защитит вас? Опыт Карла I и Людовика XVI вас ничему не научил? Он, - Максим скосил глаза наверх, - даровал нам свободу воли. Что сами наворотили, то и расхлебываем. Если вы не желаете защитить своих близких, то я прошу вас, я вас умоляю - дайте мне возможность спасти мою Таню… Сказал. Встал. Кивнул. И вышел из кабинета, оставив Императора сидеть за столом с оплеванным и совершенно потерянным видом. Глава 4 1915 год, 10 мая. Петроград Михневич сидел в своем кабинете и работал с бумагами. Вчерашний разговор с Меншиковым дал очень много поводов для размышления, а также идей. Это все требовалось не только зафиксировать на бумаге, но и осмыслить. Чем он и занимался, зарывшись с головой. Вдруг дверь внезапно и довольно резко открылась. Николай Петрович хотел было уже возмутиться и наорать на столь невежественного гостя, но, вместо этого вскочил, вытянулся по стойке смирно и гаркнул: - Здравия желаю Ваше Императорское Величество! Император был не в духе. Мрачный, хмурый и явно не выспавшийся. Михневич никогда раньше не видел и не слышал, чтобы Государь имел ТАКОЕ выражение лица. - Доброе утро, - тусклым голосом произнес он. – Как ваш отчет? Готов ли? - Какой отчет, Ваше Императорское Величество? – Предельно осторожным и вкрадчивым тоном, поинтересовался генерал. - Великому князю Николаю Николаевичу. О маневрах отдельного лейб-гвардии эскадрона. - Он… э-э-э… - попытался что-то сказать Николай Петрович. - Он не готов? - Никак нет, Ваше Императорское Величество! - Почему тянете?