Не говоря уже о великолепном муже, более шести футов точеных, твердых как скала мышц, с членом, который заставляет меня краснеть при одной мысли об этом, и талантами в постели, о которых я и не подозревала. Муж, который хочет трахнуть меня, использовать, сделать своей всеми возможными грязными способами, и который знает, как играть на моем теле, как на скрипке, к которой я так давно не прикасалась. Мужа, в которого, как я знаю, по крайней мере на какое-то время я влюбилась. Я думаю, что все еще могла бы любить его. Если бы я могла ему доверять. И самое главное, если бы я знала, что могу доверить ему нашего ребенка. Желание прикоснуться к своему животу слишком сильно, чтобы сопротивляться, и я просовываю руку под мягкое одеяло, ощупывая свой все еще плоский живот под леггинсами. Если Лука увидит, я просто спишу это на тошноту, но прикосновение успокаивает, даже если на самом деле чувствовать пока нечего. Мне нужно уйти, прежде чем живот начнет расти. Но, глядя на Луку, когда он читает свою книгу, нахмурив брови над каким-нибудь особенно интересным отрывком, я чувствую, как у меня начинает болеть сердце. Я не знаю, действительно ли это то, чего я хочу, и впервые в жизни я жалею, что забеременела именно сейчас. Жаль, что у меня не было больше времени разобраться в этом и решить. Может быть, этот медовый месяц был плохой идеей. *** Мне удается вырвать только еще раз, что является рекордом для меня за последнее время. Но когда самолет начинает снижаться, я смотрю в иллюминатор и совершенно забываю о своем бурлящем желудке. Под нами самая голубая вода, которую я когда-либо видела, простирающаяся на многие мили вокруг в оттенках бирюзы и бирюзового чирка, о существовании которых я и не подозревала в реальной жизни. Вдалеке я вижу пляжи, а внизу, разбросанные здания, а также то, что выглядит как большой отель чуть дальше. — Где мы находимся? — Спрашиваю я, глядя на Луку с разинутым ртом, изо всех сил пытаясь осознать всю красоту происходящего. Он ухмыляется, явно наслаждаясь моей реакцией. — Добро пожаловать в наш медовый месяц, дорогая. Мы в Мюстик. СОФИЯ Мюстик Очевидно, я слышала об этом. Это место отдыха знаменитостей, куда герцог и герцогиня Кембриджские отправились на свой медовый месяц, а теперь и я провожу свой. Это немного похоже на что-то из сказки, что я даже представить себе не могла. Я уже перешла от размышлений о том, действительно ли это была хорошая идея, к тому, чтобы быть невероятно довольной тем, что предложила Луке кинуться в эту авантюру. Но еще более ошеломляющим является то, что он выбрал пункт назначения. И он выбрал это место. Это невероятно романтично: частный остров с небольшим количеством других посетителей. По крайней мере, я так думаю, пока Лука не берет меня за руку, и улыбка на его лице расплывается еще шире. — Я выкупил все виллы на всем острове на неделю, — говорит он, улыбаясь мне. — Этот частный остров полностью принадлежит нам, на нем нет ни души, кроме персонала. Мы можем сами выбрать место для ночлега. На следующую неделю Мюстик принадлежит нам. Я даже представить себе не могу, сколько это все стоит. И более того, глядя на Луку, я не думаю, что он сделал это только из страха, что кто-то причинит мне вред, или потому, что он настолько ревнив, что не хочет рисковать, чтобы какой-нибудь незнакомый мужчина мельком увидел меня в бикини. Он сделал это, чтобы быть романтичным. Он сделал это для меня в качестве великодушного жеста. Это почти, как если бы он пытался свалить все плохое, что произошло между нами до сих пор, на меня. Воздух теплый и влажный, когда мы выходим из самолета, и я чувствую, как мои волосы слегка вьются, обдуваемые цветочным бризом, когда мы выходим на взлетно-посадочную полосу. Улыбка расплывается по моему лицу, и я знаю, что здесь я смогу сделать именно то, о чем м просила Луку: провести время друг с другом, вдали от всего. Попытаться лучше понять друг друга, и понять могли бы мы быть счастливы вместе. Может быть, к концу всего этого я буду знать, смогу ли доверить ему свой секрет, если я смогу перестать играть в эти игры и просто быть его женой. Мысль об этом звучит слишком непостижимо, чтобы быть правдой. Лука указывает на виллы, когда мы подъезжаем к ним, отмечая различные особенности, которые выделяют их из толпы. — В этом доме есть пейзажный бассейн, — говорит он, а этот больше выдержан в деревенском стиле, он немного удален от пляжа. Но там есть бассейн, который ведет прямо в воду. По сути, это остров сам по себе. — Этот, — немедленно отвечаю я. Похоже, это именно то, чего я хочу: остров на острове, место настолько уединенное, что я не смогу сделать ничего, кроме как притвориться, что внешнего мира не существует. — Ты уверена? — Лука ухмыляется. — Ты еще не видела интерьеров. — Я уверена, — твердо говорю я ему и чувствую, как его рука снова скользит в мою, когда мы идем ко входу на виллу. Я сразу же довольна своим выбором. Мы находимся на тропическом, прекрасном острове, в экзотическом и далеком месте, полностью изолированном от остального мира. Тем не менее, на этой вилле это ощущается еще сильнее. — Этот дом был спроектирован известным мексиканским архитектором, — говорит мне Лука, пока мы идем, и я смотрю вокруг широко раскрытыми глазами, впитывая все это. Все это поражает воображение, от выложенной плиткой каменной кладки вдоль дорожки, по которой мы проходим, до ухоженного, но дикого ландшафта с кустарниками, листьями, виноградными лозами, цветами и пальмами, до грубо обтесанных каменных стен. Сама вилла покрыта травой и соломенной крышей поверх терракотовых и глиняных стен, и я вижу пейзажный бассейн, о котором говорил Лука, край которого простирается до великолепных бирюзово-голубых вод. На палубе есть множество мест для отдыха, с деревьями и растениями в горшках и великолепным гамаком из макраме, висящим прямо у воды. Там есть массивный каменный камин, сделанный из камней размером с валун, собранных вместе таким образом, что они выглядят совершенно естественно, как будто они просто случайно оказались в таком расположении, которое идеально подходит для разведения огня. Все выглядит слегка неприрученным, чуть примитивным и очень экзотичным, но при этом более роскошным, чем даже пентхаус Луки дома. Мы еще даже не были внутри, а я уже влюблена в это место. Квартира Луки великолепна, но я никогда не чувствовала себя в ней уютно. Здесь все выглядит достаточно по-деревенски, где я действительно могу расслабиться несмотря на то, что это, вероятно, безумно дорого. — Мы можем остаться здесь навсегда? — Говорю я, глядя на Луку, только наполовину шутя. Боже, если бы только мы могли. Я представляю, как мы вдвоем, а в конечном итоге и втроем, навсегда останемся на этом частном острове, вдали от мафии, сборищ и братвы, боссов и подручных, итальянцев, русских и ирландцев, и всех конфликтов, которые длились годы за годами. Это звучит как рай. Это звучит как рай, который я никогда не осмеливалась себе представить. В этот момент, глядя на счастливое, расслабленное лицо моего мужа, такого далекого от всего, что нас мучает, я уверена в одном: я ненавижу не Луку, а человека, в которого его превращает мафия. Это его обратная сторона. Человек, который выходит наружу, когда чувствует угрозу, или пойман в ловушку, или зол. Именно этот человек приводит меня в ужас. Мужчина, стоящий сейчас рядом со мной, держащий меня за руку, когда мы осматриваем виллу, где будем жить следующую неделю, это мужчина, которого я могла бы полюбить. — Разве это не было бы здорово, — говорит Лука, и мне кажется, я слышу неподдельную тоску в его голосе. — Ты здесь в первый раз? — Нет. — Лука бросает на меня взгляд. — И прежде, чем ты спросишь, нет, я никогда раньше не приводил сюда женщину. До тебя я едва ли провел с кем-нибудь ночь, помнишь? Я действительно помню. Это часть того, что так трудно совместить в двух разных сторонах Луки. Что плейбой, который выгонял всех женщин из своей постели через несколько секунд после того, как кончал, не только позволял мне спать рядом с ним больше ночей, чем я могу сосчитать по пальцам, но фактически приказывал мне это делать. Я первая женщина, которой он, кажется, не может насытиться, и в этом есть пьянящая сила. Интерьер виллы так же великолепен, как и снаружи. Полы выложены холодным белым и бежевым камнем и покрыты ткаными коврами. Все выглядит удивительно естественно. Кровати из экзотического дерева, белые льняные простыни, тяжелые шторы овсяного цвета на окнах, колышущиеся на ветру. Ванная комната огромная, вся из камня, голубого стекла и белой плитки, с душем, который может соперничать с тем, что был в пентхаусе Луки, и плетеными корзинами с полотенцами и мочалками. — На вилле работает собственный персонал, — объясняет Лука. — Здесь есть экономка, горничные и дворецкий, а также консьерж, если нам что-нибудь понадобится. Нам не придется покидать виллу, если мы этого не захотим. — Он улыбается, когда говорит это, и дрожь желания пробегает по моей спине, когда я осознаю, насколько близко мы находимся к кровати. Я ожидаю, что он скажет мне непристойности, прикажет встать на колени, разденет догола и будет дразнить меня до тех пор, пока я не начну умолять. Но вместо этого Лука удивляет меня, кажется, уже в сотый раз за сегодняшний день. Его рука скользит по моей щеке, его ладонь теплая и нежная на моей коже. Его глаза встречаются с моими, и у меня возникает то же головокружительное чувство, которое я испытывала раньше с ним, как будто комната сузилась до нас двоих, а все остальное расплывается и уплывает прочь. Я не могу представить, чтобы кто-то еще когда-либо заставлял меня чувствовать себя так, как будто мы единственные люди в мире и прямо сейчас, здесь, на этом острове, мы почти таковыми и являемся. Когда его губы прижимаются к моим, это не жестко и не страстно. Это мягко и нежно, его губы касаются моих, как будто он целует меня в первый раз. Другая его рука скользит вверх по моей талии, сжимая мягкую ткань моей футболки, и я задыхаюсь, выгибаясь навстречу ему, не задумываясь, чувствуя, как в моей крови бурлит желание. Но на этот раз все медленно и сладко, а не горячо и яростно. Это не ненависть, смешанная с похотью, не гнев, смешанный с желанием, это просто потребность двух людей друг в друге, наши тела прижимаются друг к другу, как будто у нас нет другого выбора. Его губы не отрываются от моих, пока он снимает с меня рубашку, а затем леггинсы, пока мои руки снимают с него одежду предмет за предметом, пока мы не падаем обнаженные вместе на прохладные льняные простыни кровати. Снаружи я слышу слабый плеск волн о берег, шелест бриза в пальмовых ветвях, и я чувствую, как у меня щемит сердце, когда Лука проводит губами по моей шее. Его дыхание становится коротким и учащенным, его нос касается моей кожи, когда он ласкает мою грудь, талию, бедра, его тело трется о мое так сладко, медленно, как я всегда и представляла, когда двое людей соединяются. — София… — он шепчет мое имя, его глаза встречаются с моими, и я вижу в них что-то, чего в них раньше никогда не было. В его взгляде неприкрытая грубость, потребность, которая отличается от всего, что было раньше. Я отвечаю, не задумываясь, обвивая руками его шею и выгибаясь навстречу ему, слегка поскуливая от ощущения, того, как мои соски трутся о его твердую грудь. Я чувствую, как он прижимается к моим ногам, твердый и утолщенный. Я позволяю своим ногам раздвинуться для него, обхватывая ими вокруг его талии, когда чувствую, как его бедра подаются вперед, первый дюйм его погружается в меня и заставляет меня вскрикнуть от удовольствия. Я ожидаю, что тогда он начнет толкаться, быстро и мощно, но он этого не делает. Он продолжает в том же медленном темпе, входя и выходя из меня долгими, уверенными толчками, которые ощущаются лучше, чем все, что мы делали раньше, лучше, чем поддразнивание, лучше, чем грубый секс. Это ощущается по-другому, наполнено эмоциями, которыми мы раньше не делились. Когда я обвиваюсь вокруг него, чувствуя, как нарастает мой оргазм, я знаю, что мы зависаем на краю чего-то. Я знаю, что это опасно. Потому что сейчас мне было гораздо легче потерять себя, чем когда-либо прежде. Не успеваю я оглянуться, как день переходит в вечер, а мы все еще лежим на теперь уже грязных льняных простынях, влажный воздух становится прохладнее по мере того, как поднимается ветерок. — Я голоден, — бормочет Лука, поворачиваясь ко мне лицом. — Я думаю, нам следует заказать ужин. — Хорошо. — Мой голос становится шепотом, и я чувствую, что все еще пытаюсь переварить все это. Это первый раз, когда мы с Лукой проводим целый день вместе, первый раз, когда мы занимаемся чем-то таким простым, как чтение рядом друг с другом. Первый раз, когда мы летели куда-то вместе, первый совместный отпуск, и определенно первый раз, когда мы делали, как бы я ни назвала то, чем мы занимались последние несколько часов. Если бы это было с кем-то другим, я бы сказала, что мы занимались любовью. Но, несмотря на нелепую банальность этого термина, я никогда не могла представить, чтобы Лука делал это, или мы делали это вместе. — Мы можем попросить что-нибудь конкретное, — продолжает Лука, совершенно не обращая внимания на мое душевное смятение, — но на вилле есть личный шеф-повар. Я бы порекомендовал позволить ему принести нам все, что он решит сам приготовить. — По-моему, это звучит прекрасно. — Я улыбаюсь ему, пытаясь скрыть свои нервы. Наверняка в этом есть что-то еще, верно? Конечно, это какой-то трюк. Способ заставить меня ослабить бдительность. Если это так, то это работает. Сначала мы принимаем душ, по очереди стоя под водой. В какой-то момент я чувствую, как рука Луки скользит вниз по моей спине, проводя по моей коже так, что меня охватывает восхитительная дрожь. Кажется, он хочет прикоснуться ко мне, почувствовать меня, как будто боится, что я могу исчезнуть. Это заставляет меня задаться вопросом, о чем он думает, но, как всегда, это все еще остается большой загадкой. К ужину я переодеваюсь в легкий, развевающийся голубой сарафан с рисунком, кожаные сандалии на плоской подошве и золотые украшения с филигранью, оставляя волосы распущенными по плечам. Сушка на воздухе и влажность придали им мягкость, и я вижу, как Лука оценивающе смотрит на меня, когда мы выходим на балкон, где наш стол уже накрыт, бутылка белого вина охлаждается в ведерке со льдом. Блядь. Мне следует начать подсчитывать, сколько раз мне придется отказываться от алкоголя на этой неделе. Лука отодвигает для меня стул, и я смотрю на него снизу вверх, пытаясь увидеть в нем не мужа, с которым у меня были такие странные, случайные отношения, а просто мужчину. Мужчину, который приложил немало усилий, чтобы спланировать для нас романтический отпуск, мужчину, с которым у меня только что был сладкий, любящий секс, а теперь мужчину, который делает для меня такие вещи, как отодвигание стула. Красивого, обаятельного, харизматичного мужчину, который теоретически мог бы быть моим навсегда. Лука откупоривает бутылку, слегка понюхав ее, прежде чем налить каждому из нас по бокалу. — За нашу первую ночь на нашем собственном острове, — говорит он, постукивая бокалом по моему, и я улыбаюсь, прежде чем поднести его к губам и чуть-чуть попробовать. Врачи говорят, что полстакана, это нормально, верно? Первый крошечный глоток заставляет меня пожалеть, что я не могу пить столько, сколько захочу. Оно приятное, освежающее и фруктовое, с ароматами яблока, груши и ванили, которые превосходят любое шардоне, купленное мной в продуктовом магазине. Я с некоторым сожалением ставлю бокал на стол, глядя на Луку, пока один из сотрудников приносит наши салаты, что-то с микрозеленью, мелко нарезанным сыром и ломтиками ананаса, с лимонным соусом. — Это невероятно, — говорит Лука после первого кусочка. — Все это… просто невероятно. Прошло много времени с тех пор, как я в последний раз был в отпуске. — Серьезно? — Я удивленно смотрю на него. Имея столько денег, сколько у него есть, я бы подумала, что он все время будет отдыхать. — Когда ты в последний раз ездили в отпуск? Лука корчит гримасу. — По-моему, около трех лет назад, на Ибицу. Хотя это не тот отпуск, о котором ты хотела бы услышать, — добавляет он. — Ой. — Я пытаюсь представить себе поездку, о которой он говорит, вероятно, с большим количеством супермоделей, запрещенных веществ и других вещей, в которых у меня нет абсолютно никакого опыта. Я выпаливаю свой следующий вопрос прежде, чем успеваю остановиться. — Тебя беспокоит, что я не очень… я думаю, “светская” было бы подходящим термином? Что я просто… скрытная, я полагаю? — Нет, — решительно говорит Лука. — Ни капельки. Я полагаю, что кто-то, кто был воспитан так, чтобы быть частью жизни мафии, а не быть защищенным от нее, был бы полезен, но это не то, с чем ты могла бы помочь. И я не виню твоего отца за то, что он хотел, чтобы ты ушла из этой жизни. Даже этого короткого заявления достаточно, чтобы дать мне крошечный проблеск надежды. Я знаю, что тянусь, хватаюсь за соломинку, но я чего-то хочу. Чего-то, что могло бы означать, что эта неделя, не просто вспышка счастья перед тем, как мне придется погасить тлеющие угли того, что могло бы быть между нами. — А что, если бы у тебя был ребенок? — Неуверенно спрашиваю я. Я знаю, что это слишком близко к опасности, слишком близко к тому, чтобы сказать ему правду, но я ничего не могу с собой поделать. — Ты бы хотел, чтобы он был частью этого? Лука замолкает, кладет вилку и смотрит на меня, и в его глазах появляется выражение, которое я не могу понять. Но он серьезен, когда отвечает. Он не отмахивается от меня и не напоминает о контракте, который я подписала, о том, что у него никогда не должно быть ребенка. — Ну что ж, — медленно произносит он. — Я знаю, ты хочешь, чтобы я сказал нет, что я бы не хотел, чтобы ребенок рос в такой жизни. Но ответ гораздо сложнее, — усмехается он. — Иногда ты задаешь мне непростые вопросы, София. Например, о том, каким мужем я хотел бы быть. Теперь ты спрашиваешь меня, что я за отец. — Разве это плохо? — Мой голос слегка понижается, становится приглушенным. Мой салат забыт прямо передо мной, все, о чем я могу думать, это глаза Луки, устремленные на меня, выражение его лица искреннее и задумчивое. Это другой Лука, тот, кому не все равно. Тот, кто слушает меня.