Райф бежал вперед, и вскоре до него донеслось пение, разливающееся по простирающимся до самого горизонта пустынным равнинам. Затем он услышал тяжелый скрип железных колес. «Нет, нет, нет, нет!..» Райф ускорил бег, хотя это, скорее всего, было уже бесполезно. Он наконец обогнул отвал, и его взору открылась обширная полоса песка. Впереди, где-то в четверти лиги, вытянулся длинный караван. Десяток скрепленных железными полосами деревянных повозок – доверху нагруженных серой, мелом и железной рудой, – установленных на огромные железные колеса, закрепленные на стальных рельсах. Рельсы начинались на соляных копях далеко на юге и тянулись на сотню лиг на север, до самой Наковальни. В конце дня караван совершал долгий путь до порта, чтобы на следующее утро вернуться за новым грузом. Райф увидел, как караван подкатил к окраинам Мела. Впереди по обеим сторонам от колеи шли два огромных пескокраба, привязанные цепями к головной повозке. Черные гиганты, облаченные в прочный панцирь, размерами вдвое превосходили повозки. Все восемь членистых конечностей заканчивались шипами, вонзавшимися в каменистый песок. Спереди у крабов должны были быть похожие на косы клешни, но их отрубили давным-давно, еще когда животных только отловили в безлюдной глуши пустыни. Два пескокраба тащили десять здоровенных повозок. Здоровенные твари без труда могли опередить самую резвую лошадь. Однако сейчас они только тронулись, с трудом приводя в движение тяжелые повозки. Впрочем, скоро все это изменится. На первой повозке сидел возничий, давным-давно работающий вместе с ними. Он напевал какую-то песню, подбадривая огромных животных, управляя ими, заставляя их двигаться. В отличие от каторжан-рудокопов пескокрабам не требовались кнуты и палки. Пение возничего проникало под панцирь, воздействуя на мозг. Райф этого не понимал; впрочем, он готов был поспорить, что мало кто это понимал. Подобный талант встречался редко и становился еще более редким. За свои услуги возничие запрашивали хорошие деньги. Сознавая тщетность своих усилий, Райф побежал вслед за удаляющимся караваном. Может быть, караван остановится, чтобы поправить груз, разложить его более равномерно. Но в первую очередь Райф бежал, поскольку сзади приближалось жуткое завывание. Выбежав из-за отвала, он устремился через полосу открытого песка, не смея даже оглянуться. Однако вереница повозок, вместо того чтобы остановиться, только ускорилась. И все-таки Райф бежал – и тут краем глаза заметил справа какое-то движение. Одинокий филасозавр, обогнув каменистую груду, устремился наперерез ему. Морда его была покрыта пеной, сквозь которую блестели клыки. Ужасный зверь не убьет беглеца – такой конец был бы слишком милосердным. Нет, филасозавры были натасканы валить беглых каторжников на землю, перегрызая им сухожилия на ногах. И дальше несчастного за его преступление сажали на кол, и тогда смерть становилась медленной и мучительной. Многие бедолаги умирали даже не от острого кола, разрывающего внутренности, а от стай стервятников и полчищ жгучих муравьев, которые пожирали их живьем, раздирая острыми как бритва клювами и огненными челюстями, под истошные вопли страдальца, извивающегося в агонии. Несмотря на этот угрожающий образ, Райф поймал себя на том, что замедляет бег, истощенный долгим пребыванием в каменоломнях. Даже порожденный ужасом огонь у него в груди моргнул и погас. И тут сильнейший удар в спину повалил его вперед. Филасозавр!.. Райф распластался ничком на земле, ожидая почувствовать острые клыки, вгрызающиеся в плоть. Однако вместо этого сильная рука подхватила его под пояс и поставила на ноги. Значит, это был не филасозавр. Оглянувшись, Райф увидел бронзовую женщину. Подняв его так, что он касался земли только цыпочками, она потащила его вперед. – Что ты… Женщина набрала скорость, мощно работая ногами, погружаясь по щиколотку в песок. Она бежала, словно гонимый по пустыне ураганом шар перекати-поля. Райф поймал себя на том, что пытается подстроиться под ритм ее шагов, бесполезно шаркая ногами по мелькающей внизу земле. Бронзовая женщина обогнала филасозавра, который попытался было преследовать ее, но быстро отстал в облаке поднятой ею пыли. Чудовище злобно зарычало вслед беглецам, и остальные филасозавры дружно подхватили его рык. Впереди показались последние повозки каравана. Женщина рванула вдогонку, но даже ее значительной скорости оказалось недостаточно. Когда до последней повозки оставалось всего несколько десятков шагов, караван набрал скорость. Вереница повозок начала удаляться. «Так близко…» Но тут у Райфа в груди все оборвалось. Женщина высоко выпрыгнула вверх, взмывая в воздух, словно пустынный заяц, спасающийся от смертельного укуса аспида. Пролетев последний участок, она с силой налетела на заднюю часть повозки. Райф не удержался бы, если бы не ее крепкая хватка. Другой рукой женщина ухватилась за борт. Женщина постаралась как могла затолкнуть Райфа наверх, едва не уронив его, но он вцепился в борт и забрался в повозку. Оказавшись на груде железной руды, Райф растянулся на спине, обессиленный и измученный, не обращая внимания на острые камни, впившиеся в тело. Ему было все равно. В настоящий момент это было самое уютное ложе на свете. Забравшись в повозку, женщина устроилась рядом с ним на коленях. Она оглянулась на поселок. – Все в порядке, подруга, – выдавил Райф. – Теперь нас не догонят. Он даже не потрудился проверить, нет ли за ними погони. Колеса повозок вращались все быстрее. Мало кто из живых существ мог сравниться в скорости с пескокрабами, способными обогнать даже почтовую ворону. При такой скорости караван достигнет Наковальни задолго до того, как туда можно будет прислать сообщение. А оказавшись в городе, Райф быстро затеряется в беспорядочной сутолоке порта. Быть может, если потребуется, он даже сядет на какой-нибудь отплывающий корабль. – Мы в безопасности, – выдохнул Райф, подбадривая не только женщину, но и себя самого. Он потрепал ее по бедру, вновь отметив странную податливость бронзы, словно это была лишь загорелая плоть. Женщина не обращала на него внимания. Ее взгляд был устремлен на небо, но не на солнце. Она смотрела на горизонт, на низко висящую заходящую луну. Райфу вспомнились его первые впечатления о ней, то, как ее облик напомнил ему Охотницу. На луне устроили свой дом и черная Дочь, и серебристый Сын. Говорили, что они постоянно гоняются друг за другом, снова и снова, что приводит к убыванию и нарастанию луны. Однако эта гонка вызывала жаркие философские споры. Кто кого преследовал, Дочь Сына? Или наоборот? Из-за этой религиозного противоречия неоднократно велись кровавые войны. Однако в настоящий момент Райфу не было до этого никакого дела. «Я свободен!..» Подняв лицо к небу, он расхохотался. Это казалось невозможным. Его захлестнула радость, успокоившая бешено колотящееся сердце и учащенное дыхание. Он наконец сел и окинул взглядом караван, растянувшийся по морю превратившегося в черное стекло песка, расплавленного каким-то природным катаклизмом. На блестящей поверхности сверкали ослепительные солнечные блики. Зной усиливался. Райф огляделся вокруг. Им нужно было укрыться от прямого солнца – по крайней мере, ему точно. Райф задумался над тем, как лучше всего выкопать укрытие в груде руды. «Похоже, моя работа рудокопом еще не закончилась». Несмотря на палящее солнце, Райф снова повернулся к стоящей рядом с ним на коленях загадке. Кого именно он украл у Исповедников? Что за дух заключен в этой бронзе? Райф вспомнил, как архишериф обмолвился о надвигающейся войне, сказав, что это изваяние сможет переломить ее ход. Войско, возглавляемое подобным созданием или целым легионом подобных созданий, будет непобедимым. И все же Райф в глубине души чувствовал, что такое использование бронзовой женщины было бы чем-то неправильным. «Это не в ее природе». Он постарался прочитать выражение ее лица, обращенного к луне. Теперь на ее чертах застыло горе, словно она скорбела по большой утрате. Райф протянул было к ней руку, но в последний момент остановился. Он был обязан этому существу, этому духу, который дал ему свободу, спас жизнь. Райф хотел спросить у женщины, как ему оплатить такой долг, но опасался, что она не может говорить. А может быть, ей просто требовалось больше времени, чтобы дух полностью обосновался в бронзе. В любом случае Райф ничего не мог сказать. Они оба хранили молчание. Женщина не отрывала взгляда от луны. Караван продолжал свой путь на север, и Райф устроился поудобнее. Его охватила летаргия, порожденная смертельно опасными испытаниями, выпавшими сегодня на его долю. Слушая доносящееся спереди пение возничего, размеренный скрип колес, Райф рассеянно подумал о том, что нужно приниматься за рытье укрытия, однако его тяжелые веки сомкнулись. Через какое-то время его разбудил прозвучавший рядом тихий стон. Открыв глаза, Райф повернулся и посмотрел на женщину, чей взгляд по-прежнему был прикован к горизонту. Он не смог определить, этот стон был выражением бесконечной скорби или же первой попыткой заговорить. Тем не менее у него по спине пробежала холодная дрожь. Губы женщины снова приоткрылись, сказав одно-единственное слово, обращенное к луне. – Гибель… Часть третья Отравленные грезы Что суть знамения, как не грезы о завтрашнем дне? Что суть грезы, как не надежды, облаченные в черные тени? Из стихотворения «Аллегории гадания» Деймона хи Торранка Глава 8 Никс очнулась, внезапно потеряв опору. Она отчаянно взмахнула руками, пытаясь ухватиться хоть за что-нибудь, чтобы остановить падение. Сердце застряло у нее в горле. Это ощущение было ей хорошо знакомо: в прошлом она не раз, находясь в полудреме, чувствовала, как мир под ней рушится. В такие мгновения девушка судорожно дергалась – и тотчас же, проснувшись, обнаруживала, что в полной безопасности лежит в своей кровати. Но сейчас все было иначе. Продолжая падать, Никс лихорадочно молотила руками и ногами окружающий ее мрак – не прогоняя его, а наоборот, притягивая к себе. Темнота была для нее такой же привычной, как собственная кожа. Далеко внизу усиливалось сияние. Брыкаясь, хватаясь, девушка пыталась остаться в уютных тенях, однако ничто не могло задержать ее полет навстречу свету. Никс попробовала закрыть глаза рукой, защититься от яркого света, однако что-то крепко схватило ее за запястье, не желая отпускать. До нее долетели слова, прозвучавшие где-то далеко и в то же время прямо у нее над ухом: «У нее опять судороги?» Знакомые интонации ответа уняли ее панику. «Нет, не думаю. – Никс узнала спокойный, уверенный голос настоятельницы Гайл. – Это что-то другое. Она словно сопротивляется, не желая пробуждаться в своем собственном теле». И с этими словами нахлынули воспоминания – словно прорвалась плотина, выпуская бурлящий, пенистый поток ужаса.