– Спасибо, – пробормотал он, чувствуя, как у него загорелись щеки. Обернувшись, принц обнаружил, что возле плота уже собралась толпа. На него смотрели любопытные лица; кое-кто перешептывался. По большей части это были жители поселения, однако их внимание было сосредоточено не на клетке и не на принце, а на двух подошедших людях, молча стоящих перед плотом. Зрелище и впрямь было необычным. Широкоплечий гюн, уроженец далеких заморских стран, стоял под дождем с обнаженным торсом, покрытым таинственными знаками. Рядом со здоровенным великаном даже Анскар казался карликом. Гюн угрюмо хмурился, под его косматыми бровями скрывались маленькие глазки. Он держал балдахин над головой своего спутника. Исповедник опирался на узловатую длинную клюку из ядовитой ольхи, чей сок, по слухам, стирал границы между миром и потусторонними тайнами. Как и широченная грудь гюна, палка по всей длине была покрыта загадочными письменами. На протяжении всего долгого перехода по болотам Канте держался подальше от этого человека, чувствуя исходящую от его скрюченной фигуры враждебность и опасность. Под капюшоном плаща татуировки на лице Исповедника казались особенно зловещими. Со щек и подбородка свисали складки кожи, словно из него высосали весь жир и плоть, оставив только сморщенную оболочку, натянутую на кости. «Вне всякого сомнения, он Ифлелен, – подумал Канте, – но, по крайней мере, это хоть не ублюдок Врит». Алчно горящий взор Исповедника был сосредоточен не на Канте или клетке, а на лужице яда, натекшего на бревна плота. – Не смывайте это, – проскрежетал он Анскару, указывая клюкой на лужицу. – Я принесу сосуды и соберу все, что смогу. Хотя я бы предпочел вскрыть ядовитые железы, пока эта тварь еще жива. – Если ты хочешь зайти в клетку, Исповедник Витхаас, – сказал Анскар, – скатертью дорога. Но рисковать своими людьми я не буду. К тому же на эту зверюгу уже предъявили права те, кто жаждет отмщения, и я поклялся на крови выполнить их волю, сжечь на костре первую летучую мышь, преподнеся ее богам. Особенно если учесть то, что бог-громовержец Тайрент так милостиво бросил жертву к нашим стопам. Исповедник недовольно опустил клюку. Канте знал, что святого человека отправили сюда по воле короля собрать яд и изготовить на его основе смертоносное оружие. Но как только охотники исполнят свой первоочередной долг – доставят сюда дочь верховного градоначальника и совершат кровавое жертвоприношение на вершине школы, можно будет начинать настоящую охоту. За следующий оборот луны они постараются истребить как можно больше миррских летучих мышей. И тогда в распоряжении Витхааса будет целая гора ядовитых желез. Однако Исповедник не отличался терпением, и не он один. – Чего вы все ждете? – раздался сзади грубый окрик. Толпа расступилась, пропуская толстого круглого человека, который смог бы сойти за винную бочку, отрастившую ноги, руки и лицо с седыми бакенбардами. Картину усугубляло то, что на нем были надеты кожаные рейтузы и короткая куртка, слишком маленькие для его туши, отчего волосатый живот свешивался над туго затянутым широким ремнем, которым он тщетно пытался сдержать разбухшее от пива пузо. Верховный градоначальник Горен протиснулся к стоящему перед плотом Исповеднику. – Нечего терять напрасно время! Давайте поскорее поднимем эту мерзкую тварь на вершину! Я хочу, чтобы к последнему звону Вечери от нее остались только обугленные косточки! Его сопровождала дочь, долговязая девушка одних с Канте лет, с грязно-бурыми волосами, которые она постаралась оживить разноцветными шелковыми лентами. Некрасивая, даже уродливая, девица держала себя так, словно ей при рождении всадили в задницу кол. Всю дорогу сюда она ни разу не соблаговолила высунуть свою ножку из волокуши, оставаясь среди составленных один на другой сундуков, вероятно, заполненных лакомствами и благовониями. К несчастью, должно быть, кто-то предупредил градоначальника и его дочь о присутствии принца. Сидя в волокуше под балдахином, девица не упускала возможности выпятить свои на удивление щедрые груди всякий раз, когда Канте оказывался поблизости. И тем не менее, даже если бы она не приходилась принцу отдаленной родственницей, взбираться на эти две горные вершины у него не было ни малейшего желания. Анскар бросил взгляд на террасы школы, задержавшись на двух кострах на вершине. Проведя ладонью по своему алому черепу, он другой рукой почесал промежность. – Путь наверх неблизкий, а буйволы не желают даже подходить к клетке. – Я это предвидел, – вмешался Горен, указывая на плот. – И отправил гонца привести человека, который знает буйволов лучше, чем кто-либо в этих топях. Он уже под- ходит. Обернувшись, Канте увидел проходящего сквозь толпу обитателя трясины, опирающегося на клюку. Судя по внешнему виду, этот человек прожил здесь всю свою жизнь, как и многие поколения его предков. Принц не удивился бы, если бы борода у него была покрыта мхом. Старый и сгорбленный, уроженец болот тем не менее излучал какую-то упрямую силу. Его сопровождал второй мужчина, выше ростом и моложе, крепкий, с ясным взором. «Несомненно, его сын». Горен подошел к старому жителю болот. Они пожали друг другу руки, не тепло, а скорее с уважением. Вероятно, эти двое заведовали обширной трясиной всю свою жизнь. – Это торговец Полдер, лучший погонщик буйволов во всем Мирре. Старик лишь пожал плечами, воспринимая комплимент как должное, не утруждая себя ложной скромностью. – Я наслышан о вашей беде, – сказал он, разглядывая клетку на плоту. – Буйволы знают, что нужно держаться подальше от этих крылатых демонов. От них одни только беды. Уж я-то хорошо знаю. – Значит, похоже, нам придется просовывать жерди под эту проклятую клетку и тащить ее наверх на руках, – недовольно проворчал Анскар. Он повернулся к верховному градоначальнику. – Или можно просто разложить костер здесь, на берегу, и сжечь эту тварь прямо тут, вместе с клеткой. И покончить с этим. Лицо Горена потемнело от гнева. – Замолчи! – воскликнул он. – Мой сын умер там, наверху, и там же умрет эта дрянь! Похоже, Анскар хотел возразить, однако ему, очевидно, было приказано ублажать Горена. Мало того что верховный градоначальник приходился королю дальним родственником; для Азантийи имела очень большое значение торговля с Фискуром, богатым шкурами и солониной, добытыми на просторах трясины. Маленькая любезность сослужит королевству большую службу. Молчание нарушил торговец Полдер. – Я вовсе не говорил, что не смогу заставить буйволов вам помочь. Есть у меня один старый, который ничего не боится. Я надену на него шоры и подвешу под мордой торбу со свежим горечь-корнем, чтобы заглушить все запахи. – Он ткнул пальцем в своего сына. – В качестве дополнительной меры Бастан поведет его за узду. Чтобы буйвол не волновался. Широкоплечий парень согласно кивнул. – Ворчун не подведет. – Конечно, лучше крепко связать эту тварь, – добавил старик. – Ну, что я тебе говорил? – скрестив руки на груди, презрительно посмотрел на Анскара Горен. – В таком случае нам лучше поторопиться, если мы хотим покончить с этим до Вечери. Жители болот развернулись и направились назад. Канте также собрался уходить, но заметил, как дочь верховного градоначальника приподнялась на цыпочках и что-то шепнула отцу на ухо, указывая на удаляющуюся пару. Выпучив глаза, Горен выругался вполголоса. – Дочь торговца Полдера? Ты говоришь, это она была там с Бэрдом? Почему ты ничего не сказала мне раньше? Девица испуганно покачала головой, не зная, что ответить. Горен оглянулся на старика и его сына. В его прищуренном взоре сверкнула ярость. – В таком случае клянусь всеми небесными богами, я сожгу их всех! Канте попятился от подобного гнева. Он ускользнул прочь до того, как верховный градоначальник заметил, что его слова слышали. Принц посмотрел вслед удаляющимся жителям болот, озадаченный происходящим. Казалось, в одно мгновение старые приятели превратились во врагов. По крайней мере, с одной стороны. Канте вздохнул. Какое это имело значение? «Завтра меня уже здесь не будет». Он направился к разведенному на берегу костру, обещавшему возможность высушить одежду. Что ж насчет всего остального?.. «Меня это не касается». Глава 16 «Что мне делать?» Над Обителью раскатился звон пятого послеполуденного колокола. Никс стояла у перил заполненного людьми балкона на четвертой террасе. Отсюда открывался вид на широкую главную лестницу, ведущую от ворот школы до самого верха. Наконец моросящие небеса высохли, и сплошная пелена серых туч местами разорвалась, пропуская яркие лучи солнца. Висящая в воздухе дымка расцветилась сияющими дугами. Стоящая слева от Никс монашка указала на небо. – Это благословение Отца Сверху! Он улыбается, посылая нам Свою милость. Девушка посмотрела на разноцветные дуги, изогнувшиеся над изумрудной зеленью болот. В словах монашки была своя правда. Никс еще никогда не доводилось видеть такого великолепия, такого божественного сияния. Мерцающая лазурь, переливающиеся алые краски, ослепительная желтизна. «Ну разве это не благословение богов?» И все же, каким бы радостным ни было это зрелище, Никс не могла отмахнуться от щемящей боли в груди. Она перевела взгляд с небес на шествие, медленно поднимающееся по ступеням. Впереди двигались рыцари. Они были облачены в начищенные доспехи, сверкающие на солнце; шлемы ощетинились плюмажами из конских хвостов. На левой руке каждый рыцарь нес щит, украшенный родовым гербом. Ритмичный звон доспехов напоминал стук зубчатых колес механической модели солнечной системы, словно пришла в действие гигантская машина, остановить которую было невозможно. Следом за рыцарями, низко опустив голову, шло здоровенное косматое животное, увенчанное горбом. Его вел за кожаную узду идущий рядом высокий мужчина. – Кажется, это твой брат, да? – спросил у Никс стоящий рядом Джейс. Та сглотнула подступивший к горлу клубок. – И Ворчун! Ремни упряжи глубоко впивались в кожу буйвола. Он тащил за собой телегу, подпрыгивающую на каменных ступенях на обитых железом колесах. На телеге стояла высокая клетка, накрытая шкурами. Никс живо представила себе раненую летучую мышь в клетке. Она готова была поклясться, что слышит ее слабый стон, полный отчаяния. А может быть, этот стон поднимался из ее памяти. Девушка потерла ухо о плечо, стараясь унять зуд в голове. При виде клетки толпа вокруг зашепталась. Одни голоса выражали восхищение, в других звучал страх. Кое-кто целовал кончики пальцев и трогал себя за мочку уха, отгоняя злые силы. Некоторые с сочувствием смотрели на Никс. Никто не догадывался, что таится у нее в сердце. Какое-то время назад девушка еще тешила себя надеждами освободить летучую мышь, вернуть давний долг. Но теперь она вынуждена была признать тщетность фантазий глупой девчонки, убедившей себя в том, что ей по плечу подобный решительный поступок. Теперь Никс оставалось только, смиряясь с поражением, взирать на длинную вереницу рыцарей, готовых окружить девятую террасу. Лишь горстке людей будет позволено подняться на вершину вместе с клеткой – и уж конечно же, не какой-то ученице.