– В своих «Диалогах» Фаллон доходит до предположения о том, что знания, накопленные летучими мышами, уходят в прошлое на много поколений, глубже, чем история человечества. Нам также известно, что другие виды летучих мышей, особенно те, которые обитают на западных окраинах Венца, предпочитают ночную тьму, словно привязывая свое поведение к периодам луны. Если это так, наши миррские летучие мыши также должны быть чувствительны к изменениям луны. В то время как для Никс все эти рассуждения оставались непонятными, настоятельница Гайл внимательно слушала своего бывшего ученика. – Фрелль, ты хочешь сказать, что летучие мыши каким-то образом почувствовали то, что показали твои исследования? – На протяжении столетий луна увеличивалась, – кивнул алхимик, – а теперь это происходит значительно быстрее. Никс мысленно снова вернулась на вершину про`клятой горы, увидела объятую пламенем луну, которая разбухала, обрушиваясь на Урт. – Павшая луна… – прошептала она. – Возможно, именно это пытались показать тебе летучие мыши, – повернулся к ней Фрелль, – на своем языке предупредить тебя. Никс почувствовала, что объяснения алхимика не дали ответа на все вопросы. Видение на вершине горы было чересчур подробным. Даже сейчас в голове у девушки звучали отголоски криков. Она вспомнила имя, сорвавшееся с ее собственных уст. Баашалийя. Тем не менее Никс на время отставила в сторону все эти загадки и обратилась к вопросу, терзавшему ее с того самого памятного дня, наполненного кошмарами. – Почему именно я? – спросила она, оглянувшись на Джейса и снова повернувшись к двум ученым. – Почему именно меня донимают эти крики? – По-моему, это очевидно, – пожал плечами Фрелль. Никс нахмурилась. «Только не мне». – Первые шесть месяцев своей жизни ты провела среди летучих мышей, – объяснил алхимик. – Твой рассудок, тогда еще не полностью сформировавшийся, оставался податливой мягкой глиной. Твой мозг развивался среди постоянных беззвучных криков летучих мышей. Под таким непрерывным воздействием твое сознание необратимо изменилось, подобно тому, как искривляется от ветра ствол дерева. Девушка снова оглянулась на Джейса, выпучившего глаза от страха. «Он боится меня». – Я полагаю, – продолжал Фрелль, – что ты каким-то краем приобщилась к великому разуму, окружающему нас. И хотя ты выросла и вступила на другой путь, твое сознание по-прежнему остается настроено на образы, навсегда запечатлевшиеся у тебя в голове. Никс поежилась. Ей хотелось возразить алхимику, однако она вспомнила те мгновения, когда видела себя со стороны, глазами своего потерянного брата. – Если предположения алхимика Фрелля верны, – заговорила Гайл, – тогда можно заключить, что твое недавнее отравление пробудило в тебе не только зрение. У тебя открылись внутренние глаза, остававшиеся закрытыми с тех самых пор, как тебя оставили на болоте. Никс сглотнула комок в горле, чувствуя, как в желудке бурлит что-то тошнотворно горячее. «В таком случае кто я?» Судя по всему, почувствовав ее отчаяние, Джейс, переборов свои страхи, шагнул к ней. – Никс, разве ты это хотела сообщить настоятельнице? Девушка вздрогнула, спохватившись, что начисто забыла цель своего визита. – Нет! – выпалила она, поворачиваясь к Гайл. – Мой потерянный брат навестил меня еще раз. – Я тоже видел эту летучую мышь, – взял ее за руку Джейс. Никс с признательностью бросила на него взгляд, подпитываясь силой от его крепкого рукопожатия, черпая в этом простом жесте, свидетельствующем о поддержке и дружбе, мужество побороть слезы. – У меня было еще одно видение, – сказала она, после чего рассказала о надвигающейся буре, о нападении тысячи летучих мышей, жаждущих отомстить за грядущее жертвоприношение. – Мы должны остановить этих людей, не дать им сжечь живьем пойманное существо, иначе мы подвергнемся нападению с неба. – Но как летучие мыши знают о том, что` мы собираемся сделать, – наморщил лоб Джейс, – если этого еще не произошло? Никс знала ответ на этот вопрос. – Если я причастна к великому разуму, вероятно, и он также способен проникать в мое сознание. От этой мысли ей стало жутко. Девушка снова представила видение, появляющееся и исчезающее помимо ее воли. Она также вспомнила, какая ярость вскипела у нее в груди, когда ей стало известно о предстоящем жертвоприношении, и как она ощутила настоятельную потребность сделать что-то, чтобы помешать этому. Обыкновенно мягкая и покорная, она сама ни за что бы не осмелилась на что-либо подобное. «Откуда возникло это стремление?» Подняв руку, Никс прикоснулась к своей груди. «Оно родилось во мне? Или мне его передали летучие мыши?» Но прежде чем она смогла решить для себя это, над стенами разнесся звон, нарастающий с каждым мгновением. При этих звуках девушка вздрогнула. Первый колокол Вечери. «Я потеряла слишком много времени!» Возможно, было уже слишком поздно. Не желая признавать поражение, настоятельница повернулась к Фреллю. – Мы должны вмешаться, но я не уверена, что одно только мое слово сможет отменить приказ короля. – Возможно, понадобится поддержка принца, – кивнул алхимик. – Если я смогу его убедить. «Принца?» Подойдя к Джейсу, настоятельница взяла его за руку. – Никс уже привлекла к себе внимание короля, и, боюсь, вскоре ее положение станет совсем серьезным. Ты должен спрятать ее в безопасном месте. – Но… г-где? – выдавил Джейс. – Где-нибудь за пределами школы. Оставаться здесь ей небезопасно. – Настоятельница посмотрела на Никс. – Пока возвращайся к себе домой. Девушка не возражала. Они с Джейсом поспешили к двери, однако тревожный вопрос гнался за ней по пятам. «А где мой истинный дом?» Глава 17 Принюхавшись, Канте закатил глаза. «И я еще думал, что это от меня несет болотным смрадом!» Принц сместился в сторону, стараясь занять наветренное положение по отношению к косматому буйволу, однако туча мух, роящихся над здоровенным животным со слезящимися гнойными глазами, постоянно громко портящим воздух, устремилась следом за ним. Погонщик, сын старого обитателя болот Бастан, похоже, не обращал внимания на исходящее от буйвола зловоние. Он проверял упряжь повозки, старательно отводя взгляд от установленной на ней клетки. Поднявшийся на девятую террасу буйвол был на пределе своих сил. Ему оставалось сделать еще несколько последних шагов, чтобы завершить свою работу. Замысел был прост. Буйвол затащит телегу между двумя кострами, после чего его выпрягут. Под колеса телеги навалят хворост и подожгут его факелами, и телега вместе с деревянной клеткой вспыхнут, на какое-то время объединив два костра в один. По мнению Канте, гораздо проще было бы загнать телегу задом на один костер и покончить со всем. Но, по-видимому, и иеромонахи, и алхимики считали, что честь их сословия будет запятнана, если их костер лишится возможности осуществить божественное возмездие на вершине Обители. Поэтому было предложено такое решение. Канте раздраженно фыркнул. «Давайте уж поскорее покончим с этим!» С противоположной стороны костров на каменном помосте стоял верховный градоначальник, заканчивая торжественную речь. К счастью, рев пламени заглушал его слова. Судя по обилию «славься в веках» и «да будет благословенно его имя», Горен хотел должным образом выразить скорбь по своему сыну, но так же горячо он стремился восславить себя самого перед собравшимися на вершине школы вирлианскими гвардейцами и преподавателями школы. Для посторонних это была редкая возможность побывать на девятой террасе. Даже центурии рыцарей пришлось остаться на один уровень ниже окружающего самую вершину. Ветер сменился, и дым от костров окутал Канте. От удушливой смеси горьких алхимикалий и сладковатых благовоний принц закашлялся и отступил назад, прямо в смрад, исходящий от буйвола. Воспользовавшись возможностью, жирная муха укусила его в руку. Канте ее прихлопнул. «Ну когда же это все закончится?» Словно в ответ на его мысли, раскрылись высокие двери за спиной у верховного градоначальника, там, где черные башни алхимиков встречались с белыми шпилями иеромонахов. Оттуда поспешно вышли двое, но сразу же разделились и направились в разные стороны. Принц узнал Фрелля, который обогнул костры, приближаясь к нему. Второй была женщина с уложенными на голове седыми косами, в величественной мантии с черно-белой накидкой на плечах. Она направилась к помосту, на котором стоял верховный градоначальник, воздев руки к небу, готовый еще раз воззвать к богам. Женщина – несомненно, бывшая наставница Фрелля настоятельница Гайл – подошла к Горену и что-то шепнула ему на ухо. Верховный градоначальник обмяк, словно спущенный пузырь воздушного корабля. Анскар протиснулся к принцу – точнее, к повозке с клеткой, отстранив Канте в сторону. – Пора уж, так его растак, – проворчал рыцарь. – По-моему, этот пердун никогда не угомонится. Помоги-ка мне снять с клетки покрывало. Эти ублюдки захотят посмотреть, как зверюга корчится в огне. А потом мы сможем убраться отсюда. «О боги, надеюсь на это!» Канте хотел было присоединиться к нему, но тут его внимание привлекла настоятельница, обратившаяся к собравшимся.