– Да, пожалуй, но в Шривпорте нередко ведут съемки крупные студии. Моя двоюродная сестра регулярно снимается в массовке. Или, если это тебе не подходит, ты могла бы работать консультантом или сама преподавать театральное мастерство. Уверен, из тебя получится отличный учитель. Он закрыл бутылку с оливковым маслом, убрал ее обратно в кладовку и тщательно вытер капельки с мраморной столешницы. Джозеф всегда все делал на совесть, Теннисон это очень нравилось. – Из меня? Да я ни за что не смогла бы учить современных детей! Они просто дикари. Ты видео в интернете не видел? Джозеф рассмеялся. – Ну, бывают отдельные вопиющие случаи… А как насчет психологической поддержки? Ты говорила, что в твоем прошлом немало такого, о чем ты жалеешь. Из тех, кто повидал жизнь и через многое прошел, получаются самые лучшие консультанты – ведь они сами это все испытали. Я не знаю, что конкретно приключилось с тобой, но ты могла бы использовать собственные ошибки, чтобы проложить дорогу будущему. Если, конечно, не предпочитаешь просто бултыхаться в бассейне и выбирать, какой сериал посмотреть следующим. – Хочешь сказать, я живу без цели?! Гордость Теннисон была задета. Она не какая-нибудь пустышка! Кое-что делает!.. Однако тут же вспомнились слова Мелани во время поездки за свадебным платьем: «Ты вообще в своей жизни работала? Или вся твоя карьера – выходить замуж за богатых мужчин и тратить их деньги? А может, нескончаемый марафон по питью шампанского?» Значит, и другие думают, что Теннисон способна лишь протягивать кредитку продавцам и красить ногти в салоне? – Нет, я ничего такого не говорю. Просто пытаюсь вдохновить тебя на что-то большее. Мне кажется, тебе это нужно. Твое предназначение – приносить пользу. Я вижу, как ты делаешь что-то, как прикасаешься к вещам. Тебе нравится сам процесс. Я не пытаюсь тебя принизить – наоборот, хочу, чтобы ты поднялась над собой и увидела, сколько у тебя талантов. Прикусив губу, Теннисон задумалась. Эти слова не шли у нее из головы все время ужина и потом, пока они смотрели «Сайнфелд» в повторах (Джозеф раньше не видел этот сериал). И позже, когда оба лежали, пресыщенные, на простынях, тяжело дыша и приходя в себя после очередного потрясающего секса, способного всколыхнуть не только тело, но и душу. И даже уже натянув футболку Джозефа и уютно свернувшись под одеялом, Теннисон все не могла перестать думать о сказанном. Быть полезной. Отыскать цель в жизни. Найти применение своим талантам. На следующий день Теннисон позвонила в городской штаб волонтеров и записалась для работы в качестве наставника. На собеседовании она сразу нашла общий язык с директором центра консультаций Эннет Грэфтон. Поведала ей даже о своем самом большом, самом страшном грехе, из-за которого до сих пор терзали муки совести, – аборте, сделанном на первом курсе колледжа. Эннет поддержала расплакавшуюся Теннисон, сказала, что та храбрая и сильная, и дала ей то, чего еще никто не давал, – чувство освобождения от вины. Теннисон никому не исповедовалась в том, что совершила, хотя и была «доброй» католичкой. Слова просто не шли, и даже просить об отпущении этого греха она не решалась. Тогда она побоялась сказать родителям, тем более что не знала, от кого ребенок – от Кита или от одного из двух других парней, с которыми она переспала, вернувшись с рождественских каникул. Разрыв причинил ей такую боль, что Теннисон изо всех сил старалась забыть бывшего бойфренда, смыть его вкус со своих губ. Она ходила по вечеринкам, занималась сексом с сокурсниками и впервые попробовала кокаин. Месяц спустя ее вырвало, когда она раскрашивала задник в театре. После того как на протяжении пяти дней ее тошнило по утрам, она поняла, что дело не в испорченной китайской еде, и купила тест на беременность. Он оказался положительным. Теннисон было всего девятнадцать, она жила на студенческий заем, и ее ждала роль в весенней постановке театральной школы. С пересохшим от страха ртом девушка бросилась в больницу и записалась на процедуру. Две недели спустя последствия ошибки были ликвидированы. Полученный буклет о важности психологической поддержки после прерывания беременности Теннисон выкинула в мусор. С ней и так все будет в порядке. Однако потом начались ночные кошмары, а иногда она целыми днями не могла думать ни о чем, кроме своего нерожденного ребенка – каким тот мог бы быть. Чувство вины потянуло за собой новые ошибки – Теннисон пыталась утопить его в алкоголе и наркотиках. Она окончательно сорвалась с катушек и на годы утратила контроль над собой. Когда она наконец собралась, вышла за Стивена и впервые почувствовала, как толкается малыш Эндрю, то начала отсылать чеки в центры помощи женщинам, которые не могли самостоятельно справиться с потерей ребенка, будь то аборт или выкидыш. Только так Теннисон могла спокойно спать по ночам. Помогая другим, она хоть как-то искупала собственные ошибки. Она моргнула – кто-то передал ей новую карту. Ох, как же легко воспоминания унесли в прошлое! Хорошо, что Эннет помогла найти место для них в сердце и быть честной с самой собой. Она рассказала о собственных абортах, о том, как с помощью пережитого помогает другим. Излив свою боль, Теннисон уже не чувствовала себя такой одинокой. Джозеф был прав – получить поддержку от того, кто прошел тот же путь, гораздо эффективнее, чем поделиться с человеком, не испытавшим подобных чувств. – Мелли, Тини, мы хотим остаться еще на раунд, – окликнула Эмма от своего столика. Невеста Эндрю раскраснелась от удовольствия, глаза у нее блестели. Теннисон махнула и улыбнулась, показывая, что услышала. Мелани вздохнула. – Поскорее бы они поехали в клуб или куда там еще собирались! Наконец вернемся домой. Это была самая длинная фраза, которую она произнесла за вечер – и самая сварливая. Конечно, Мелани все еще горевала по сестре, так что неудивительно, что сидела за коктейлями и фривольными подарками надутая, как лягушка. Хотя можно было бы ожидать более приподнятого настроения, особенно после разговора Теннисон с Китом. Она заскочила к нему в офис оставить чек за свою долю в залоге за ресторанчик, где пройдет репетиция свадебного ужина. Секретаршу визит нежданной гостьи застал врасплох. Конечно, она пришла без предупреждения, возможно, дело было в этом, но в то же время реакция показалась ей странной. – Чем могу помочь? – осведомилась секретарша, убирая от рта гарнитуру, мешавшую говорить. – Кит у себя? – поднимая новые солнечные очки на макушку, спросила Теннисон. На ней были крупные серьги, купленные мужем номер два (за ее деньги) во время отпуска в Афинах, и впервые надетое платье с цветочным рисунком и черным кружевом поверх. Она знала, что вид у нее шикарный и даже слегка обескураживающий – в руках она держала красную крокодиловую сумочку «Биркин». Вряд ли, правда, секретарша была в курсе, что та стоит как автомобиль. – Э-э, кажется, у него встреча… – Девушка бросила нервный взгляд на двойные двери в святая святых – кабинет босса. Теннисон посетило ощущение дежавю. Она уже была в таких обстоятельствах и знала, что делать. – Не беспокойтесь, я сама войду, – проговорила она, быстрым шагом минуя стол и распахивая двери. Те не были даже заперты. Дилетант! Войдя, она увидела Кита и телку, как ее там, рядышком на диване. Скинув туфли, та подогнула ступни под обтянутые юбкой бедра и опиралась рукой о плечо мужчины, рассматривая что-то в его «айпаде». Услышав звук открывающейся двери, оба отпрянули друг от друга, а женщина поскорее поправила волосы и опустила ноги. – Ох, Теннисон, бога ради! Нельзя же так пугать! – Кит положил планшет на кофейный столик и поднялся, одергивая пиджак. – И ты еще говоришь о Боге? – протянула та, со значением глядя на женщину, нашаривавшую ногами туфли. Кит слегка смутился, но на его лицо быстро вернулась обычная уверенная ухмылка. – Что привело тебя сюда? – Деньги. В еще большем замешательстве он переместился за свой стол и сел в мягкое кожаное кресло. – Деньги? Теннисон достала чек из сумочки. – Моя доля залога за ресторанчик. – А, ну да. Спасибо. Кит сунул чек в ящик стола и выразительно посмотрел на гостью, намекая, что ей пора. Однако она не собиралась уходить, не переговорив сперва с глазу на глаз с тем, кого когда-то считала своей родственной душой. Теннисон ошиблась в этом – как и во многом другом, впрочем, так что открытие не сильно ее удивило. Она повернулась к Шарлотте, которая уже пришла в себя и стояла поодаль, стиснув ладони в кулаки. – Мне нужно поговорить с вашим боссом. Если не возражаете… Та скользнула взглядом по красной сумочке и тут же заулыбалась. Вот кто явно знает цену «Биркин». – О, разумеется. Я Шарлотта, кстати. – Я помню, – откликнулась Теннисон, не заботясь ответным представлением. Шарлотта выпрямилась. – Что ж… Кит, тогда продолжим с того, на чем мы остановились, попозже. Мне все равно как раз нужно сделать несколько звонков. Тот кивнул. – Да, конечно. Едва дверь закрылась, Теннисон обернулась к нему. – Какого черта ты делаешь? – Что, прости? Она оперлась бедром о мягкий стул напротив его стола. – В твоем яблоке завелся червячок, Кристофер. – Ты на что-то намекаешь? Судя по тону, ты думаешь, что знаешь о чем-то, но на самом деле это не так. Кит откинулся на спинку с видом полной уверенности, сложив руки в замок на своем плоском животе. Это самодовольство выводило Теннисон из себя. Кит во всей красе – высокомерие и одновременно улыбочка Чеширского кота: «Ну, ты же не веришь, что я мог так поступить? Я ведь совсем не такой!» Скользкий как уж. – Знаешь, Кит, я долго по тебе скучала, тосковала по тому образу «золотого мальчика» – беспечного и с притягательной улыбкой… У нас с тобой было столько чудесных моментов! Ты заставлял меня плакать и смеяться, вызывал желание то стукнуть, то поцеловать… Девушки склонны романтизировать свою первую любовь. Но теперь я все больше и больше убеждаюсь, как мало у тебя на самом деле за душой. Кит нахмурился. – Если я правильно тебя понял, ты не только обвиняешь меня в непорядочном поведении, но еще и мудаком выставляешь? Ну спасибо, Тини. Мне только оскорблений не хватало вдобавок к подозрениям в супружеской измене. Чего, кстати, не было. Многозначительно приподняв бровь, Теннисон указала взглядом на диван. Кит вскинул руки в воздух. – Господи, мы просто просматривали кое-какие предложения! У нее ноги устали от туфель. Мы вместе работаем, а не спим! – Любой бы так сказал. Кит выпрямился. – Не надо совать нос в наши дела только из-за того, что ты пытаешься примириться с Мелани! Ничего такого здесь не было. Я устал от подозрений! Почему-то все считают, что между нами с Шарлоттой происходит что-то неподобающее! – Если что-то выглядит как утка, плавает как утка и крякает как утка… – Это просто смешно! Нет у нас никакого романа! – Втянув воздух, он резко выдохнул. Теннисон неплохо разбиралась в людях и легко распознавала ложь, с которой слишком часто сталкивалась в жизни. Похоже, Кит не врал. Однако это еще не значило, что он не на грани измены. Он сказал, что не спит с Шарлоттой, но не добавил – «и не собираюсь». Уютная сценка, которую нарушила Теннисон, внушала опасения. Возможно, Кит еще не обмакнул свой прутик в воду, однако та сама подбиралась к его ногам – напористая, стройная и с ужасно раздражающим смехом. Как будто осел ревет. – Ладно, допустим. Мои отношения с Мелани здесь ни при чем. Нравится нам это или нет, после свадьбы наших детей мы станем одной семьей, и я не хочу, чтобы на нас сказались твои неверные решения. Поэтому прими мой совет – вырежи из яблока червяка, чтобы сохранить то, что еще осталось. Кит молчал, сложив ладони домиком на столе. – Или ты не любишь яблоки? – Значит, по-твоему, я должен уволить Шарлотту? – В голосе его звучало искреннее возмущение. – По-моему, тебе нужно подумать о том, что у тебя есть. У тебя неплохая жизнь. И сейчас ты держишь ее на ладони, как красивое, спелое яблоко… с маленьким червячком. Разве ты не хочешь сохранить это яблоко? Потому что если ты позволишь червяку и дальше его разъедать, ничего не останется. Придется начинать все заново уже с каким-нибудь другим фруктом, и кто знает, какой тебе достанется. Кит сложил руки на груди.