Для Андрея Саратовский авиазавод уже знаком, как и самолет. Правда, появились усовершенствования. Гаргрот за кабиной стал ниже, улучшив обзорность назад. А в остальном это был прежний «Як» – дешевый, простой в пилотировании, доступный летчику квалификации ниже средней, неприхотливый в эксплуатации, ремонтопригодный в полевых условиях. Широкая колея позволяла эксплуатировать с грунтовых аэродромов. У «Bf-109» это было недостатком, много аварий произошло из-за узкой колеи. При посадке, особенно при боковом ветре, самолет переворачивался на крыло. Немцы применяли железные штампованные листы, сцеплявшиеся друг с другом и устилавшие взлетно-посадочную полосу. Дорого и занимает время для оборудования ВПП, но и плюс есть, не страшен дождь, полоса не размокает. Ошибку учли, истребитель «FW-190» имел колею широкую. Когда прибыли в Саратов, в казарме уже были летчики – после авиашкол, госпиталей, со сборных пунктов. У многих есть боевой опыт, но на самолетах других типов, их надо было учить полетам на «Яках». Андрей облетал полученную машину, убедился, что недостатки остались, причем некоторые – существенные. Оно понятно, завод работал в авральном режиме, не хватало квалифицированных кадров, станков, материалов. Из дюраля была сделана малая часть деталей, каркас фюзеляжа из сваренных труб, обтянутых фанерой, а поверх нее полотном. Дерево имеет свойство пропитываться влагой из окружающей среды, набирать вес, что приводило к ухудшению летных характеристик. Андрей сделал несколько кругов вокруг города, погоняв мотор на предельных режимах. Сразу проявился прежний недочет – двигатель стал греться. Перегрев масла и охлаждающей мотор воды приводил к их течи через плохие уплотнители, потоком воздуха масло разбрызгивалось на фонарь кабины, затрудняя обзор. Из-за этого летчикам при посадке приходилось открывать фонарь кабины, высовывать голову. Из-за уплотнителей травил воздух из пневмосистемы. Воздухом выпускались и убирались шасси, запускался двигатель. Неравномерно вырабатывался бензин из четырех бензобаков, расположенных в крыльях, нарушался весовой баланс, истребитель клонило то влево, то вправо. Пулеметные ленты перекашивало при стрельбе, оружие отказывало. От сильной вибрации самоотворачивались винты и шурупы, могла задираться обшивка. И очень не хватало рации как на самолетах, так и на танках. Без связи со своими самолетами, с командным пунктом на земле летчик глух и нем. Радиоприемник «Малютка», передатчик «Орел» и радиополукомпас появились на модификации «Як-1Б» только в октябре 1942 года, вместе с более мощным двигателем «М-105ПФ». На стрельбище при заводском аэродроме и пушку опробовал, и пулеметы. Ему, как и пилотам его полка, было проще, опыт полетов на «Яках» был. Новичкам, вливавшимся в полк, было сложнее. Каждый тип самолета требует своих, только ему присущих навыков. И все бы ничего, если бы было время. Но полк имел всего две недели на прием новой техники. О слетанности звеньев, эскадрилий речь уже не шла. Фронт, как ненасытный молох, требовал жертв. А без слетанности, когда ведомые понимают намерения ведущего еще в начале маневра, – плохо. Ситуация улучшилась бы с оснащением самолетов рациями, но увы. Как командиру звена, Андрею удалось совершить два вылета вокруг города. По званию ему уже бы комэском быть, а то и командиром полка. Есть сбитые самолеты, награды, опыт. Желания не было, за себя отвечать проще, чем нести ответственность за действия других. Как узнать, о чем мыслит другой человек? Кто-то струсит в бою, будет укрываться за спинами боевых товарищей, а то и вовсе покинет позорно поле боя. А некоторые будут безрассудно в бой лезть, рисковать почем зря. Сколько людей, столько разных моделей поведения. Причем все проявляется в ситуации тяжелой, опасной, грозящей самой жизни. Человек нерешительный, не лидер и не боец по натуре вдруг совершает геройский поступок. А рубаха-парень, душа компании трусливо бежит. Разных пилотов уже видел Андрей. Лучшая проверка – в бою. А до того притирка нужна. Но все же по вечерам, когда заканчивались занятия, беседовал со своими пилотами. Вопросы обычные – на чем летал, каков налет часов, успел ли повоевать, да откуда сам и есть ли семья? Вроде бы вопросы некоторые к службе отношения не имели. Но это только на первый взгляд. Летчики из многодетных семей или сами семейные воевали обдуманно, и поступки глупые, браваду свою показать, лихость явить, не делали, а потому в бою более надежны были. И имевшие опыт полетов на «ишаках» ценились выше. «И-16» норовистый самолет, кто его освоил, на любой истребитель сядет. Из ведомых такой один – лейтенант Сопегин. Второй ведомый – сержант Тамбовцев из молодых, после авиашколы, которую закончил несколько дней назад. На Андрея, на гимнастерке которого два боевых ордена, смотрели как на небожителя, слушали, открыв рот. Чего у ведомых было с избытком, так это желания сражаться с немцами. Андрей вспомнил себя молодого, начало Первой мировой войны. Но все же тогда ситуация была другая, немец не был так силен и не подбирался к столице. Настал день вылета с заводского аэродрома. Саратов – город тыловой. То ли приказ был, то ли другие обстоятельства, но боекомплекты не загрузили в истребители. Случись встретить самолеты немецкие, сбить будет нечем. До Саратова бомбардировщики, не говоря об истребителях, пока не добирались, но другой город на Волге, Горький, бомбили. Всем пилотам выдали карты, ведущим полка был штурман-перегонщик. Поднялись с аэродрома звено за звеном, построились в боевой порядок – и на запад. Сначала строем получалось лететь плохо, но освоились. К Тамбову на первую посадку для дозаправки уже подходили уверенно. Пока самолеты заправляли, пообедали и снова взлет. Через полчаса прошли над Липецком, где в тридцатые годы была немецкая авиашкола. То ли по этой причине, то ли по другой, но Липецк авианалетам не подвергался. Следующая посадка в Ельце, где переночевали. О конечной цели, где будет базироваться полк, никто не знал. Наверняка в курсе был командир полка, помпотех, но они молчали. Да и летели они отдельно, на «ПС-84». От Ельца повернули на север, к Туле. Но сели за Тулой, у Алексина. Здесь полк понес первую потерю. Звено первой эскадрильи село, у одного из истребителей первого звена не вышла правая стойка шасси. Дали красную ракету, запрещающую посадку, а летчик, как слепой, проигнорировал запрет, приземлился. Самолет тут же накренился на правую стойку, концом крыла зацепил землю, резко крутнулся и перевернулся. Грохот, пыль. К нему подбежали технари, пилоты из числа приземлившихся. Фонарь кабины всмятку, летчик на лямках висит. Кое-как, с помощью инструментов, удалось фонарь разбить, да поздно, летчик скончался от травм. На молодых эта смерть подействовала удручающе. Еще до фронта не добрались, а уже погибший. Из урезанного до 32 самолетов полка остался тридцать один истребитель. Этим же днем пилота похоронили за периметром аэродрома. И это была не первая могила. Аэродром больше месяца использовался, подвергался бомбежке, были погибшие. У летчиков редко могилы бывают. Сбили, упал с самолетом, сгорел, нечего хоронить иной раз. А если над территорией, занятой противником, это случилось, так и искать никто не будет. При падении с высоты самолет глубоко в землю уходит, на пять-семь метров. В штабах полков писали – «не вернулся с боевого задания». Считай – пропал без вести. В лучшем случае местные жители видели место падения самолета. Глава 9. «Тяжелая зима» Совинформбюро хоть не слушай. Каждый день говорили о тяжелых боях, о сданных противнику городах. Да и без этого пилоты по картам видели, где немец наши города взял. Второго октября началась Вяземская операция Западного и Резервного фронтов, которая длилась 11 дней и привела к окружению наших войск и разгрому. В этот же день на направлении Духовщины немецкая 3-я танковая группа вклинилась на стыке 19-й и 30-й армий Западного фронта и продвинулась в глубину на 15–30 км. Одновременно 2-я танковая группа армий «Центр» вышла к Орлу. На следующий день 4-я танковая дивизия 24-го моторизованного корпуса 2-й танковой группы ворвалась в Орел. По распоряжению Ставки было решено в район городов Орел и Мценск перебросить пятый воздушно-десантный корпус в составе десятой и 201-й воздушно-десантных бригад, причем посадочным способом на аэродром Орла. Операция готовилась в спешке. Срочно подтянули штурмовой авиаполк, «Ил-2» прошлись ракетами и бомбами по немцам. Потом к Орлу пошли самолеты самых разных типов, от «ТБ-3», «СБ» до «ПС-84». На прикрытие от истребителей врага кинули авиаполк «Яков». Они барражировали значительно выше самолетов десанта. Самолеты садились, от них бежали к зданиям аэродрома десантники. Ни пушек, ни другого тяжелого вооружения десантники взять с собой не могли, не было тогда таких самолетов. Были и потери среди самолетов десанта, немцы не жалели снарядов зенитных орудий. Наглый получился десант, на виду у немцев. Несколько немецких истребителей, идя почти на бреющем, смогли подойти к аэродрому высадки. Андрей их заметил, когда немцы открыли огонь. С высоты трех тысяч метров начал пикировать. С «Мессеров» наши «Яки» заметили, полезли круто вверх, фактически в лобовую атаку. Андрей с ведущим «худым» сближался стремительно, суммарная скорость больше тысячи двухсот километров в час. «Мессер» из маленькой точки быстро вырастал до узнаваемого анфас силуэта. Андрей перекинул предохранитель на ручке. В этом положении можно вести одновременно огонь из пушки и пулеметов. Немец все ближе, Андрей медлил. У гитлеровца нервы оказались слабее, отвернул. И в этот момент Андрей нажал на гашетки – указательным пальцем на спуск пушки, а большим – на кнопку в торце ручки, спуск для пулеметов. Снаряды и пули ударили «худому» в брюхо. Тут же пришлось тянуть на себя ручку, ибо стремительно приближалась земля. Успел, вывел самолет из пике, но холодный пот прошиб. Очень рискованный получился маневр. Увидел, как упал и взорвался немецкий истребитель. А в небе уже каша, мелькают и наши, и немецкие самолеты. Потом, вероятно по команде по рации, немцы вышли из боя и направились на запад. Причина простая – кончалось топливо. От нашего аэродрома у Алексина до Орла ближе, чем немцам лететь. У полка снова потери, в бою потеряны два «Яка». Два сбитых «Мессера» не радовали. На следующий день третья танковая группа немцев достигла Холма и повернула на Вязьму. Четвертая группа заняла Спас-Деменск и Киров, а вторая вышла к Мценску. Пятого октября немцы перерезали шоссе Орел – Брянск, а четвертая танковая группа заняла Мосальск и Юхнов. Андрея посылали на авиаразведку в район Вязьмы, он был обстрелян зенитками у Юхнова. Сперва подумал – неужели наши зенитчики приняли его за немца? Он знал расположение наших войск, и Юхнов не был под немцем. Заложил вираж, снизился. А внизу – немцы! Их угловатые танки, их бронемашины. Не удержался, обстрелял. Хотя его задачей была разведка, и лишний раз рисковать не следовало. Новость о немцах у Юхнова, фактически в Подмосковье, была серьезной. Передать бы ее по рации, а ее нет. К Вязьме не полетел, вернулся на аэродром, доложил командиру о немцах, показал на карте. Подполковник не поверил. – Не может быть! Как мне наверх докладывать? Да мне голову снимут! – Меня обстреляли, я почти на бреющем прошел, кресты на танках видел. Командир полка засомневался, слишком устрашающими показались разведданные. Выслал другой самолет на проверку, конкретно в указанный Андреем район. Истребитель вернулся через час, на фюзеляже и крыльях пробоины. Подтвердил данные Андрея. Подполковник за голову схватился, стал по телефону в дивизию звонить. Там тоже не поверили, выслали разведчик «Пе-2» с фотооборудованием. После его возвращения паника прошла по инстанциям. Юхнов от Москвы в двух сотнях километров! К исходу шестого октября 17-я танковая дивизия 2-й немецкой танковой группы захватила Брянск, а 18-я танковая дивизия взяла Карачев. В окружение под Брянском попали Советские 3-я, 13-я, 50-я армии. С юга немцам открылась дорога на Тулу, одну из главных оружейных кузниц страны. Положение выправил М.Е. Катуков, командир 4-й танковой бригады. Он устроил со своими танкистами засаду, благо бригада имела танки «Т-34». Выждали, пока танки 4-й танковой дивизии фон Лангермана втянутся на дорогу и расстреляли ее. Немцы имели «Т-III» и «Т-IV», которые не могли противостоять нашим тридцатьчетверкам, тем более стреляли в борт и на близком расстоянии. Немцы понесли тяжелые потери, 133 танка, отложили наступление на Тулу. Гитлер в своих фантазиях уже видел падение русской столицы, в связи с чем решил капитуляцию Москвы не принимать, а город окружить, подвергнуть интенсивному артиллерийскому обстрелу и бомбардировке с воздуха до полного уничтожения. Москва – центр мирового интернационала, идеологического врага нацизма, и должна быть стерта с лица земли. Против ВВС трех фронтов, оборонявших дальние подступы к Москве – Западного, Калининского, Брянского, действовал второй воздушный флот Германии. Перевес в силах пока был на стороне немцев, и они этим пользовались. Кроме бомбардировок наших войск бомбили Москву. По указанию Ставки новые авиаполки направлялись в ПВО Московского военного округа, также батареи крупнокалиберных зенитных орудий и подразделения прожектористов, аэродромных заграждений. Полеты самолетов над Москвой были запрещены. Постепенно удалось сравнять количество самолетов с нашей и немецкой стороны на московском направлении, у немцев 950, советских – 1000, из них современных типов 47 %. Андрей так и летал с летчиками полка, базируясь под Алексином. Каждый день по несколько вылетов. Пока истребитель заправляли бензином, маслом, пополняли боезапас, успевали поесть и немного отдохнуть. Из-за нехватки самолетов и летчиков боевая работа шла на износ, была интенсивной. Соответственно, и потери росли. В звене Андрея первым сбили сержанта Тамбовцева. Под Мосальском штурмовали немецкую автоколонну на шоссе. Звено построилось цепочкой, с высоты в триста метров вели огонь из пулеметов. По живой силе пулеметный огонь был эффективен, снаряды пушек экономили. Боезапас 20-мм снарядов на «Як-1» всего 130 штук, на несколько хороших очередей. Действовать осмотрительно научила сама жизнь. Немецкие наземные войска при атаках с воздуха тут же вызывали свою авиацию. Как правило, «Мессеры» появлялись тогда, когда почти весь боезапас на наших истребителях подходил к концу. Отсюда потери. Так и сейчас получилось. Когда коробки с патронами к пулеметам опустели, Андрей покачал крыльями, сигнал уходить. А с запада уже две пары «худых» появились. Двое сразу на ведущего Андрея навалились, связали боем, а два других стали атаковать ведомых. Сопегин сразу сообразил – спасение в маневре. Ужом крутился и медленно смещался на восток, поближе к своим. Тамбовцев помоложе, опыта меньше, а самомнения побольше. Против него дрался ведущий второй пары. Попытался немец в хвост зайти, Тамбовцев вниз уйти не может, высота мала. Надо было принять бой на горизонтали, на виражах, на них «Як-1» быстрее «худого», есть шанс подловить немца и сбить. То ли забыл наставления Андрея в пылу боя сержант, то ли другая причина была, но полез вверх. У немца мотор более мощный, за несколько секунд догнал «Як» и расстрелял. Андрей краем глаза бой видел, помочь не мог, на самого наседали двое. Наблюдал, как «Як» Тамбовцева на землю упал и взорвался, летчик самолет не покинул, скорее всего, убит был или тяжело ранен, не смог. Одного из «своих» немцев у Андрея получилось сбить. Ошибку своего ведомого не повторил. Заложил крутой левый вираж, так что левое крыло в землю смотрело. У «Мессера» с маневренностью хуже, тоже вираж заложил, русского достать хочет и сбить. Андрей сделал второй вираж, педаль до упора уже. У «Яка» время выполнения этой фигуры 19 секунд, у «худого» почти вдвое больше. В конце второго виража Андрей в хвост немцу зашел, дал очередь из пушки, увидел разрывы снарядов на вражеском самолете. И почти сразу получил пулеметную очередь по левому крылу. Сверху нападал другой «Мессер». Заложил иммельман, такую фигуру высшего пилотажа. Самолет задирает нос, делает восходящую часть петли, в верхней точке выполняет полубочку, переходит в горизонтальный полет, но уже в обратную сторону от первоначального направления. Второго ведомого, Сопегина, не видно. За перипетиями боя не уследил – ушел лейтенант или сбили? Уровень топлива мал, добраться бы до своего аэродрома. Немцы преследовать не стали, повернули на запад. Добрался на «честном слове», только коснулся колесами шасси земли, мотор заглох. По инерции зарулил на стоянку. – Двести шестнадцатый сел? – Только что, весь в дырах. Сел – уже хорошо, а самолет отремонтируют. Надо сказать, наши техники и механики творили чудеса. Посмотришь на иной самолет и думаешь – только под списание. А проходит день-два-три, и самолет готов к полету. Прост самолет в ремонте, за это конструктору спасибо, да механикам за их золотые руки. Немецкая авиация досаждала сильно. Ставка решила провести с 5 по 8 ноября массовую операцию по уничтожению самолетов противника на его аэродромах. Сначала самолеты-разведчики провели разведку – где аэродромы, сколько и каких самолетов базируется, где расположены зенитные батареи? Особый интерес представляли аэродромы, где базировались бомбардировщики, они наносили ощутимый урон. От ВВС Калининского фронта задействовали 32 самолета, от Западного фронта – 46, Брянского – 56, Московского военного округа – 32 и дальнебомбардировочной авиации, которая напрямую подчинялась Ставке, – 80. Всего целей наметили 19, из них на 5 ноября – 13. Налет совершили рано утром, едва начало вставать солнце. Бомбардировщики не приспособлены для ночных бомбометаний, кроме авиации дальнего действия. Почти все наличные силы истребителей были подняты, чтобы не подпустить к бомберам немецкие «Мессеры». На аэродромах Люфтваффе вовсю подготовка к полетам идет, прогревают моторы. Никто взлететь не успел, наши штурмовики сначала обрушили реактивные снаряды и бомбы на зенитные батареи и тут же ушли. А уже вторая волна на подходе бомбардировщиков. Бомбы вниз пошли, на стоянки самолетов, которые к полетам готовы и уже без маскировки. По бензохранилищам, по наземным постройкам. Не ожидали немцы массированной бомбежки, потому как не практиковали ВВС РККА раньше такое. Удары повторили 6 и 7 ноября по 15 аэродромам, а 12 и 15 ноября еще по 19. Ущерб нанесли огромный. После каждого налета над аэродромами пролетал самолет-разведчик, фиксировал на фото результаты. В итоге уничтожено полностью 100 самолетов и повреждена 61 машина. Полеты немецкой авиации резко сократились, по большей части уничтожены или повреждены бомбардировщики. «Хейнкели-111» или «Юнкерсы-88» стоили в производстве дорого. Отличные прицелы, хорошие условия для экипажа с отапливаемыми кабинами, радиосвязь, мощные моторы, алюминиевые фюзеляжи и крылья – все стоило денег. Истребители же не то что бомбежку, штурмовку толком провести не могли. Массированный удар по аэродромам замедлил наступление немцев. Любое наступление Вермахта предварялось бомбежкой, потом в атаку шли танки и пехота. Если встретили сопротивление, в дело вступала артиллерия. На московском направлении немцы превосходили Красную Армию в людях в 1,5 раза; в танках в 1,6 раза; в артиллерии в 1,4 раза. Холода в 1941 году наступили рано. Зима не была суровой, обычной, но пришла раньше, чем обычно. Уже в ночь с 6 на 7 октября выпал первый снег, температура опустилась до минус 1–2 градусов. Испуганные полетами бомбардировщиков, эвакуацией предприятий, с середины октября москвичи огромными колоннами потянулись по шоссе Энтузиастов, переходящему в Горьковское шоссе, на восток, в эвакуацию. Морозы посерьезнее, до минус 7 градусов, пришли 4 ноября, продержались всего 3 дня. Но уже 11 ноября опустились до 18 градусов ниже нуля Цельсия, а кое в каких районах области до 28 градусов. Для немцев это был суровый удар природы. Они со страхом думали: если в Подмосковье такие морозы, то что же творится в Сибири? Русский север и Сибирь страшили. В полевых условиях выдержать русскую осень и зиму немцам, привыкшим к мягким европейским зимам, было тягостно. Сначала дожди развезли все дороги. Немецкая техника приспособлена для передвижения по непролазной грязи не была. У гусеничной техники гусеницы узкие, что у танков, что у тягачей, проваливались в грунт. Износ пальцев звеньев гусениц, ведущих катков был непомерно велик из-за попадания грязи на подвижные соединения. На немецких пушках колеса узкие, так называемые артиллерийские, вязли по ступицу. На советских пушках колеса стояли автомобильные. На 45-мм противотанковой от полуторки «ГАЗ-АА», на дивизионной 76-мм «ЗИС-3» и «ЗИС-2» от грузовика «ЗИС-5». Получалось дешево и надежно. Кроме того, масла для двигателей и смазки летние, к зиме не приспособлены, замерзали. Приходилось не глушить моторы сутками. С подвозом топлива у немцев было плохо. Чтобы наступать, частям группы армий «Центр» ежесуточно требовалось 27–29 железнодорожных составов, а получали в лучшем случае 1–8. Перешивка железнодорожной колеи отставала, с цистерн бензин сливали в бензовозы, а они добраться до своих подразделений не могли из-за грязи, потом из-за снега. Хуже всего приходилось личному составу. На голове – пилотки, шинели тонкие, ветром насквозь продуваются, сапоги по размеру подобраны, даже на теплые носки не лезут. А у русских телогрейки, ватные штаны, полушубки, шапки-ушанки, валенки. Гудериан и другие генералы еще в первых числах сентября посылали заявки на теплое обмундирование. Не получили, генштаб считал, что до морозов возьмут Москву и зиму проведут на теплых квартирах. На складах Вермахта теплой одежды не было, ею снабдили только егерей на севере, в Карелии. В общем, «генерал Мороз» выступил на стороне русских. Но наш человек к холодам привыкший. Моторы самолетов и танков сутками, как немцы, не гоняли. Имелись предпусковые подогреватели вроде больших паяльных ламп. Горячий воздух от них подавался на поддон двигателя. Двадцать-тридцать минут, и двигатель к запуску готов. В кабинах советских самолетов холодно, с подъемом на высоту настоящий мороз. Летчикам выдали меховые комбинезоны, шлемы, унты. Тепло, но теплая одежда сковывала движения. Андрей даже подумал – случись покидать самолет с парашютом, еще постараться надо. Да еще самолет кувыркается, вдвойне тяжелее. Но мысли такие старался гнать. Зато для двигателя «Яка» холодная погода – благо. Двигатель «М-105» был лицензионным мотором «Испано-Сюиза», модернизированный в КБ Климова. Жидкостного охлаждения, 12 цилиндров, объемом 35 литров, выдававший у земли 1020 л.с., имел наддув в две ступени и моторесурс 125 часов. И все бы ничего, такой мотор устанавливали на «МиГах», на «Пе-2». Но на «Яках» туннель масло- и водорадиаторов мал и нужного охлаждения не давал. Форму и площадь радиаторов КБ Яковлева меняло, но без успеха. Плохое охлаждение преследовало яковлевские машины хронически, все годы выпуска. В летные части были даны указания – ограничить в горизонтальном полете обороты мотора до 2250 в минуту. На форсаже при взлете допускалось 2600 оборотов в минуту, но не более двух минут. При модернизации мотора производительность нагнетателя повысили с 900 до 1050 мм рт. ст., возросла мощность, такие моторы получили индекс ПФ, снизился моторесурс до 100 моточасов, снова выросла тепловая нагрузка. Замкнутый круг! И как летчику в бою следить за оборотами и температурой мотора, когда надо вести бой? И если была дилемма – дать полный газ, довести до максимальных 2700 в минуту и догнать «Мессер», сбить или следить за температурой и самому быть сбитым, то выбирали первый вариант. Поэтому наступление холодов летчики и механики восприняли хорошо. И уже при полетах для сопровождения наших бомбардировщиков при налетах на немецкие аэродромы 5–15 ноября это почувствовалось, как и в последующих боях. Снега выпало не очень много, с расчисткой взлетно-посадочной полосы справлялся один бульдозер. Да и не бульдозер он был. На трактор механики приспособили два листа железа, вот он и чистил. Пока летали на колесном шасси, но тормозить приходилось аккуратнее, да увеличилась длина пробега. Но уже получили с завода лыжи. При их установке можно было взлетать со снежной целины. Для апробации установили их на один истребитель. За взлетом наблюдали все свободные от полетов. Поднялся в воздух самолет обычно, убрал шасси. Если колеса убирались в ниши полностью и закрывались щитками для лучшей обтекаемости, то сейчас убирались стойки, а лыжи прилегали к крылу, создавая сопротивление. После пары кругов истребитель сел, пробег получился большой. По-иному быть не могло, тормозов-то на лыжах нет. И на стоянку заруливать сложно, как в гололед на автомашине. Пилот из кабины выбрался разочарованный, а летчики уже обступили машину, посыпались вопросы. – А ну их к черту, эти лыжи! – махнул рукой пилот. – Самолет недодает скорости километров двадцать и на посадке почти неуправляем. Представляю, что будет при боковом ветре! У пилотов интерес к лыжам сразу пропал. Разница в двадцать километров для истребителя – много! Чем ближе подходили немцы к Москве, тем меньше становилось подлетное время до цели у наших истребителей. В один из дней, ярких и солнечных, но морозных делали вылет целой эскадрильей по сигналу авианаводчика. Появились такие в наших войсках. При появлении больших групп бомбардировщиков по полевому телефону или рации сообщали в штаб авиадивизии о числе самолетов, их направлении, типе. Из дивизии уже шел приказ в полки. Взлетели, комэск на перехват пошел, к предполагаемой точке встречи. На дальних подступах к Москве работала фронтовая авиация, на ближних – авиация ПВО или Московского военного округа. Такой защиты от нападения не имел ни один город или объект. Но все равно прорывались бомбардировщики, особенно ночью, когда обнаружить их в темноте сложно. Бомбили по площадям, по видимым целям. В лунную ночь, как ни маскируй, а мост на реке различим. Или характерные особенности кварталов. Потому маскировали центр – ставили фанерные здания, закрашивали позолоченные купола церквей, на площадях рисовали дома, как бы они выглядели с высоты. Помогали обманки, немцы иной раз бомбили пустыри с фанерными домами. Через четверть часа лета показалась большая группа бомбардировщиков «Юнкерс-88». Ее прикрывали две группы истребителей. Одна на тысячу метров выше, чем бомберы, другая позади, кильватером. По численности немцы превосходят, а еще и позиция выгодная – вверху. И видно хорошо, и на пикировании можно хорошую скорость развить. Для истребителя скорость – важная составляющая успеха. Тихоходная цель – всегда хорошая мишень. Комэск решил атаковать снизу, на восходящем маневре. Снизу бомбардировщики более уязвимы. Андрей его замысел понял. Атаковать, сбить несколько бомбардировщиков. Повторить атаку не дадут «Мессеры», бой завяжут. Дебют получился удачный. Атаковали все сразу. Комэск по ведущему из пушки и пулеметов удачно ударил, попал по бомбоотсеку. Вслед за очередью сильный взрыв, от ведущего одни обломки из облака дыма. Ударной волной отбросило самолет комэска и ведомый «Юнкерс». С бомбардировщиков бортовые стрелки огонь открыли. Пилоты «Юнкерсов» стали сбрасывать бомбы и разворачиваться. Бомбы хоть и не в цель, а все равно по земле, занятой русскими войсками. С высоты четырех тысяч метров вся земля внизу белая, снегом укрыта, не различишь ничего. Из немецких бомбардировщиков «Ю-88» был лучшим. По скорости, вооружению, бомбовой нагрузке превосходил и «Дорнье» и «Хейнкель». В разных модификациях выпустили пятнадцать тысяч машин, для бомбардировщика число огромное. Экипаж составлял 4 человека, все в одной бронированной кабине. Пилот, штурман, два бортовых стрелка. Два двигателя «ЮМО-211» обеспечивали скорость 470 км/час с полной бомбовой нагрузкой 2800 кг, хотя стандартная была две тысячи килограммов. Бомбы обычно весом по 50 кг, хотя мог брать на внешнюю подвеску и по 500 кг. Или торпеду в варианте торпедоносца. Дальность полета составляла 1700 км, поэтому «Юнкерсы» в варианте «А4», самом распространенном, долетали до Горького, Ярославля, Саратова. Из вооружения два пулемета для стрельбы вперед и два – назад, один из них для защиты нижней полусферы. Андрей обстрелял «Юнкерс» снизу и сбоку, проскочил вверх, успев заметить на борту в прямоугольнике рисунок лапы орла. Старые знакомые – 76-я бомбардировочная эскадра. В небе Белоруссии он встречался с ними. Основной тактической единицей Люфтваффе была авиагруппа, она состояла обычно из тридцати самолетов. В группу входили три эскадрильи, по 9–10 самолетов каждая. Авиагруппа входила в авиадивизию численностью от 200 до 750 самолетов. Поврежден или загорелся бомбардировщик, Андрей увидеть не успел. Очередь сверху прошла рядом с крылом. Взгляд вверх. Солнце слепит, но разглядел пикирующий «Мессер». Отвернул в сторону, со снижением ушел под «Юнкерса», тот уже развернулся на запад, сбросив бомбы. Ведомый держался рядом, не отстал. Хотя Андрей маневры выполнял резко. Все же опыта лейтенант набрался. От бомбардировщика с нижней гондолы кабины трасса к «Яку» потянулась. Андрей приподнял нос истребителя, выпустил пулеметную очередь по кабине бортстрелка. Потом довернул немного влево, поймал в прицел левый двигатель, дал короткую очередь. Вспышка пламени, обломки в стороны летят. А бомбардировщик продолжает полет на втором двигателе. Андрей рулем направления сместился вправо, только прицелился, как по его истребителю пушечная очередь. Один снаряд по капоту мотора угодил, второй взорвался за бронеспинкой пилота. Фонарь кабины в клочья разнесло, сразу ветер в кабину ворвался. Мотор заглох, причем мгновенно. Перед капотом лопасть винта торчит, в капоте дыра с рваными краями. Не до бомбардировщика стало. Заложил вираж со снижением. Кто внизу, на земле, неизвестно – наши или немцы, и благоразумнее тянуть на восток, насколько получится. Только «Як» не «У-2», не столько планирует, сколько падает. Подбитый самолет – как красная тряпка для быка. Сзади трассы летят. Что наши оружейники, что немецкие, заряжали в ленты бронебойно-зажигательные снаряды, обычно один на два простых патрона. Такие пули оставляли в полете следы, можно было подправить прицел визуально. Обернулся, а за ведомым двое «худых» пристроились. Жаждут ведомого сбить, за Андрея потом взяться. Еще очередь! Снаряд в крыло угодил, а в «Яках» там бензобаки. Сразу огонь вспыхнул, в любую секунду может последовать взрыв. Надо срочно покидать машину. Опустил очки-консервы со лба на глаза, огнем может лицо обжечь, отстегнул привязные ремни, откинул остатки фонаря назад. Потом ручкой резко влево. Элероны работали, самолет полубочку крутнул и его выбросило из кабины. Если выбираться самому, получится дольше и есть риск удариться о хвостовое оперение. Парашют не открывал из-за опасности быть расстрелянным в воздухе. Сначала беспорядочно падал, потом раскинул руки и ноги в стороны, стабилизировал падение. Уже стремительно надвигается земля, пора! Рванул вытяжное кольцо. Сначала легкий рывок, это раскрылся вытяжной парашютик, потом здорово тряхнуло. Посмотрел вверх – купол открылся полностью, перехлеста строп нет. А сверху, с высоты треск пулеметов, выстрелы пушек, рев моторов. Эти звуки в кабине истребителя не слышны, все заглушает звук мотора, глушителей на авиамоторах нет – лишний вес и отнимают мощность. Взгляд вниз. Несло на лес. Деревья голые, только несколько елок зеленеют. Перед приземлением лицо ладонями в летных перчатках прикрыл, ноги слегка согнул в коленях. Треск сучьев, удар в правый бок, потом удар ногами о землю, падение на левый бок. Нигде не болит, уже удача. Встал, первым делом отстегнул привязную систему парашюта. Потом вытащил из кобуры пистолет, загнал в ствол патрон, курок поставил на предохранительный взвод. Неплохой пистолет «ТТ», мощный, но предохранителя нет. Сориентировался. На деревьях ветви и крона с южной стороны гуще. Листьев нет, но ветки-то есть. И пожелтевший от мороза мох на корнях деревьев указывает на север. Развернулся на восток, планшет открыл. Бой происходил предположительно здесь, южнее селения Кондрово. Если он не ошибается, находится на правом берегу реки Угры. Можно сказать – исторические места. Когда-то здесь монголы пытались на Москву пройти, сейчас немцы. Неймется завоевателям отхватить богатые земли. Однако и татарам обломалось, и немцы битыми уйдут. В комбинезоне и унтах тепло, снег пока неглубокий, по щиколотку. Другое беспокоило. Немцы здесь или наши? Потому шел осторожно, старался не шуметь. Кустарник обошел, уж больно сильно ветки трещат. Вышел на опушку. Деревья хоть и голые, а все же их стволы какое-то укрытие дают. Осмотрелся. Впереди метров двести открытого пространства, потом три избы у ельника. Какой-то хутор, из труб дымок идет, печи топят. Техники – мотоциклов, грузовиков, тягачей – у хутора не видно. Там полицаи могут быть. Понятное дело, власть советскую любят не все, уж очень многих она незаслуженно обидела. Но одно дело – не любить власть, другое – предать Родину. Но предатели всегда находились: дезертировали из армии, шли в услужение из гражданских лиц. Стараясь выслужиться, лютовали хуже немцев. Постоял четверть часа, надоело, решил – перестраховывается. Направился к хутору. Успел пройти десяток шагов, как послышался нарастающий звук мотора, к хутору выехал полугусеничный бронетранспортер. Андрей сразу упал. Комбинезон у него темно-синий, почти черный, заметен. Транспортер остановился у изб, из него выскакивали солдаты. Сразу обыскали хозяйственные постройки – сарай, дровяник, коровник. Другие обшарили избы. Только тут до него дошло, что ищут его. Немец, сбивший Андрея, сообщил наземным войскам район, где русский летчик выпрыгнул с парашютом. И надо как можно быстрее уносить отсюда ноги. Пока на его розыск двинули солдат Вермахта. Если подключат ГФП или егерей, будет плохо. Собаки-ищейки не помогут, снег запахи не хранит. Зато на нем отчетливые отпечатки следов. Для понимающего человека – открытая книга, только читай. Солдаты уселись в транспортер, и он двинулся через поле к лесу. Командовал отделением явно фельдфебель, ибо офицер на топографическую карту посмотрел бы. А на карте той ручей обозначен, приток Угры. Ныне все белое, под снегом ни дорог, ни ручьев не видно. Ручей покрылся тонким льдом, сверху припорошен снегом. Бронетранспортер самый массовый в Вермахте SdKfz, выпущено их в разных модификациях больше пятнадцати тысяч. Рассчитан на отделение солдат. Бронированный кузов похож очертаниями на гроб. Движитель – гусеничный, с каждой стороны по шесть катков в шахматном порядке, а направление движения задавалось передними колесами. Из вооружения спереди на шкворне 7,92-мм пулемет «MG-34». Лед веса боевой машины не выдержал, провалился. Все же девять тонн сама машина весит, да десяток солдат с вооружением – тонну. Весь передок – колеса, двигатель, в воду ушли. Водитель попытался сразу задний ход дать, но западня оказалась серьезной. Дно илистое, узкие гусеницы скользили беспомощно, мало того – зарывались, кузов погружаться стал. Весь ручей четыре-пять метров шириной, да метр-полтора глубиной, а транспортер засел прочно. С руганью и хохотом солдаты выбрались через заднюю дверь на берег, ног не замочив. С берега осмотрели застрявшую машину – самим не вызволить. Была бы рация, помощь пришла быстро. Но половина бронетранспортеров выпускалась без радиостанций. Не предполагали этот бронетранспортер для разведывательных рейдов, а в бою идет следом за пехотой, поддерживая огнем пулемета. Старший в команде решение принял, отдал команду. Солдаты назад, к хутору отправились по следам гусениц. Андрей сразу вывод сделал – опытные фронтовики. Такие идут по следу, чтобы не подорваться на мине. Выждал Андрей, пока солдаты в избах скроются, отполз в лес поглубже. Укрываясь за стволами деревьев, отбежал в сторону не меньше полукилометра, снова к опушке. Здесь никого не видно. Подосадовал о своей оплошности. Надо было стянуть с дерева купол. Он белый, если вырезать кусок и накинуть, получилась бы хорошая маскировка. Да что теперь об этом сожалеть? Короткими перебежками к ручью кинулся. Ногой на лед ступил, держит ледяной покров, не меньше десяти сантиметров. Перебрался и, озираясь по сторонам, отправился к далекому лесу. До него километра два. А не дошел, снова на землю упал. Потому что впереди грунтовка идет, и на ней грузовик показался. Пришлось лежать, пока он проехал. Тем временем темнеть начало. Для Андрея это благо. Пока еще видно было, изучил карту. Карта для летчиков, мелких деталей нет. Но запомнить особенности местности надо, как стемнеет, не посмотришь. Он не курил и при себе ни зажигалки, ни спичек – подсветить. А фонарики летчики при себе никогда не имели. Передовая нанесена пунктиром, синим карандашом. Летчикам обозначение передовой нужно, чтобы иметь приличную высоту над ней, иначе обстреляют. А теперь жизненно необходимо. Судя по карте, передовая через десять километров, если не успела за сутки переместиться. Он помнил Первую мировую войну, тогда все по-другому было. Война позиционная. Войска закопались глубоко и обстреливали друг друга из пушек. Пехота в атаку идти не могла. Проволочные заграждения в несколько рядов и пулеметы. Два «Максима» могли остановить наступление роты. А танков практически не было. Применили их англичане на Сомме с успехом, да только сколько их было? Сейчас войска насыщены танками, самолетами, война маневренная, ситуация за сутки может измениться кардинально. Медлить нельзя, каждый час работает против него. Зашагал бодро. Периодически останавливался, прислушивался. Ночь, а видимость относительно неплохая из-за снега. Нет того мрака, какой в ноябре бывает. Периодически на часы поглядывал. Судя по времени, уже должна быть передовая в том виде, какой она должна быть. Если из тыла идти к передовой, сначала вторая линия обороны – траншея, окопы, ДОТы, землянки. Метров через двести-триста, а то и более – первая линия, оборудованная посерьезней. А только зима изменила все. Земля промерзла, плохо поддается даже лому, лопата просто отскакивает. Непривычны немцы к таким условиям. Заняли позиции вдоль дорог, толом рвали землю, потом рыли землянки, это первое дело, иначе замерзнут солдаты. Для землянок из фатерланда поступали чугунные печи и брикеты с топливом – прессованными опилками, отходами деревопроизводства, все же немцы рачительная нация. После землянок делали ДОТы. В оттепели, редкие в ноябре, рыли окопы, мелкие, не полного профиля. Зачем утруждаться, когда Вермахт идет вперед и завтра или через несколько дней рота или батальон будут на другом месте? Конечно, слева и справа от шоссейных дорог на главных направлениях инженерная подготовка была более серьезной. И вторая особенность была Андрею на руку. Из-за постоянного движения вперед немцы не ставили мины. Можно сказать – повезло, как везет в картах дуракам, пьяницам и новичкам. Сначала он врага учуял. Дымом занесло. Андрей насторожился сразу. Далеко не видно, но голое поле, деревни или хутора нет, откуда дыму взяться? Лег, пополз. Береженого бог бережет. Справа, в полусотне метров, мелькнул свет, послышался разговор. Андрей замер. Оказалось – смена караула. Фигуру солдата было смутно видно. Он направился в другую сторону, Андрей сразу пополз, как мог быстро. О возможных минах даже не вспомнил. В комбинезоне от физических усилий сразу жарко стало, вспотел. Но полз и полз. Он полагал, что миновал вторую линию обороны, а получилось – первую. В ожидании передовой на пузе километра два прополз, потом встал. Десять шагов делал, потом замирал, вслушивался, осматривался и снова на Полярную звезду, как на маяк. Заметил слева какие-то постройки, обошел их стороной. К утру изрядно устал, хотелось есть. Жажду утолял снегом. Сколько километров прошагал и где сейчас находится, не знал. Когда начало светать, решил найти укромное место, передохнуть, а утром определиться с положением. Вовремя попался неглубокий овраг, спустился туда. Со стороны его не видно. Сел в снег, спиной на заснеженный склон оперся. Устал, глаза сами закрывались, но спать себе не позволял, не чувствовал себя в безопасности. Как рассвело, выбрался наполовину, осмотрелся. Километрах в двух длинные постройки, похоже – коровник колхозный. Наблюдать решил, а из коровника люди вышли, строем по дороге направились. Из-за дальности невозможно различить цвет шинелей, принадлежность к армии. Немцы или русские? Решил не рисковать, обойти стороной. По оврагу, по дну его, проваливаясь в снег по пояс, прошел до конца. На земле снега по щиколотку, а в углублениях полно. Выбрался на ровную поверхность, впереди бывшая МТС, машинно-тракторная станция. Остов «Фордзон – Путиловца» на бревенчатых подпорках, мастерская с распахнутыми воротами. Вытащил пистолет из кобуры, взвел курок, подошел, заглянул в ворота. Есть полузанесенные снегом следы. День или два назад здесь кто-то был. И по следам понять нельзя – от немецких сапог или наших кирзачей? А то и вовсе гражданских ботинок? Сзади щелчок затвора и окрик: – Оружие брось и руки вверх.