Глава 10. «Сталинград» Со следующего дня, едва просохла краска на борту от нанесенного белой краской номера, пошли полеты. Судя по тому, что почти каждый день были задания на разведку, готовилась масштабная операция. Пилоты гадали, что бы это могло быть? А Андрей знал точно – наступление будет, погонят немца от Москвы. Весь мир – и противники, и союзники следили за ситуацией у столицы России. Пала бы Москва, в войну вступили бы на стороне Германии Турция и Япония. У обеих стран территориальные интересы. Японии хочется захватить земли на материке, поскольку острова часто трясет от землетрясений, да и перенаселена Япония. Турция спала и видела, как вернуть былое величие, захватив Крым, Закавказье, а лучше все нефтеносные районы. Союзники, особенно Америка, выжидали. Если поставить Союзу вооружение, а Москва падет, денежки пропадут. Г.К. Жуков накапливал резервы – людские, боеприпасов, техники. Неожиданно для немцев, которые рассчитывали только на оборону русских, 5 декабря перешли в контрнаступление войска Калининского фронта, на севере от столицы. Западный фронт перешел в наступление на следующий день. В воздух поднялись сразу десятки, а то и сотни самолетов. Полк, где служил Андрей, прикрывал штурмовики и бомбардировщики. Вылет следовал за вылетом. Нашим истребителям приходилось туго. Немцы вылетали по сигналу по рации от наземных частей. К моменту их подлета наши истребители в значительной мере расходовали бензин. Дрались на остатках. Кто не мог выйти из боя или не уследили за указателем топлива, пытались планировать к своей территории с заглохшими моторами. Получалось не у всех, без работающего мотора истребители довольно быстро теряли высоту. Мало того что они покидали поле воздушного боя, их еще приходилось сопровождать. Для немцев такой самолет – лакомая и легкая цель. Потери авиаполки несли большие. Но и радость была – впервые в сводках Совинформбюро стали появляться освобожденные города и села. Мир увидел, что русские могут не только сопротивляться, отступая. Раз есть силы наступать, есть вероятность, что устоят, не сдадут столицу. Япония и Турция решили отложить нападение. Второй раз ситуация повторилась, когда немцы вышли к Волге, к Сталинграду. Но после разгрома 6-й армии Паулюса о войне с Советским Союзом уже не помышляли. И пошли поставки по ленд-лизу. Первыми, еще по осени, были морем доставлены военные грузы из Англии. Устаревшие морально танки «Матильда» и «Валентайн», но в эти тяжелые дни и они имели большую ценность, ведь Сталин сам распределял новые танки по фронтам, чего не делал позже. Ярый антикоммунист Черчилль был прагматиком, понимал – если Гитлер сомнет СССР, Англии не устоять. Америка далеко, отсидится за океаном, поставки военной техники ситуацию не спасут. Нужны солдаты, причем квалифицированные – танкисты, летчики, моряки. На первых порах и Англия и США поставляли технику устаревшую, которая не могла на равных биться с немецкой. Но количественно 187 «Матильд» и 249 «Валентайнов» к декабрю 1941 года представляли существенную помощь. К этому же месяцу 16 % авиапарка по защите Москвы составляли британские «Харрикейны» и «Томагавки». Истребители тяжелые, уступавшие «Мессершмиттам» в скорости, маневренности, вооружении. Эра пулеметов винтовочного калибра уже безвозвратно ушла, а британские самолеты не имели пушек. Между тем 20-мм снаряд с «Як-1» с расстояния 400 метров пробивал 20 мм брони, вполне мог поражать танки сверху, а тягачи и бронетранспортеры – с любых ракурсов. В середине ноября 1941 года 2-й воздушный флот под командованием А. Кессельринга был переброшен в Италию, поддержку группы армий «Центр» на Московском направлении стал осуществлять восьмой авиакорпус под командованием генерала В. фон Рихтгофена. Немцам удалось подойти к Москве в районе Бурцево на 29 километров, в мощные бинокли уже были видны окраины столицы. Для гитлеровцев удар русских был неожиданным. Резервов не было, да и перебросить их быстро было невозможно, техника вязла в снегах, а железная дорога на широкой русской колее была непригодна для узкоколейной европейской техники. Вермахту помогали транспортные «Юнкерсы-52». Ими забрасывались на аэродромы бензин в бочках, продовольствие, боеприпасы. Первая широкомасштабная операция по снабжению войск, потом будет Сталинград, обеспечение 6-й армии Паулюса. Обратными рейсами вывозили раненых. Гитлер 16 декабря издал приказ – удерживать фронт до последнего солдата. Генерал фон Браухич напишет: «Своеобразие характера русских придает кампании особую специфику. Первый серьезный противник». Наши войска смогли отбросить немцев на 100–250 км. На западном направлении, завершив освобождение Московской и Тульской областей, а также части районов Калининской и Смоленской областей. С советской стороны потери были огромными. Убитыми, умершими от ран и пропавшими без вести мы потеряли 625 519 человек. Немцы, по их данным, имели безвозвратных потерь 457 074 человека. Мир увидел, что доселе непобедимая немецкая армия получила отпор, понесла ощутимые потери. Немцы полагали, что с падением Москвы Советский Союз капитулирует. Как бы не так. В Москве были заминированы все мосты, значимые здания, устроены баррикады, оборудованы огневые точки. Легко Москва бы не сдалась. По воспоминаниям Г.К. Жукова, СССР продолжал бы войну даже после падения Москвы, так что немцы заблуждались. Хотя тревожно было. Еще 15 октября 1941 го-да ГКО принял решение об эвакуации. Вывозили предприятия и жителей. На следующий день в городе началась паника, стали грабить магазины и склады, граждан. У граждан рухнула вера в способность государства защитить их. По решению Ставки, 20 октября в Москве было объявлено осадное положение. Комендантский час, патрулирование улиц, расстрелы мародеров и грабителей на месте. Андрей сам во фронтовой Москве не был, знал по истории, по словам очевидцев. Кое-кому из летчиков полка удалось побывать в городе, они его не узнали. Маскировка, заклеенные крест-на-крест бумагой окна, зенитки на улицах, на перекрестках противотанковые ежи и мешки с песком, патрули. Его дело – летать. В дни наступления количество вылетов возросло. От усталости, пока самолеты заправляли топливом, заряжали боекомплект, летчики засыпали в кабинах. Андрею удалось уговорить командира полка на авантюру. Куда садились транспортные «Юнкерсы», в полку знали. Андрей решил сделать вылазку. По примеру немцев, на «свободную охоту». Подловить «Юнкерсы» на подходе к аэродрому или расстрелять на аэродроме, пока их будут разгружать. Командир долго сопротивлялся. – Ты видишь, что пилоты измотаны? – Вылечу сам, с лейтенантом Сопегиным. – По Уставу не положено. Устав – это фактически закон, и в нем было сказано, что основной тактической единицей в ВВС РККА было звено из трех самолетов. Один ведущий и два ведомых. Немцы после Испании воевали звеном из двух пар. В паре маневры выполнять безопаснее, быстрее. Наши пилоты это тактическое построение сразу отметили. Но бюрократическая машина любого Наркомата действовала медленно. Официально только в ноябре 1942 года разрешили звено из двух пар, четырех самолетов. И только к концу 1943 года такое построение разрешили в штурмовой авиации. А до того наши летчики действовали порой на свой страх и риск, зачастую без ведома командиров. Конечно, они знали, но закрывали глаза, поскольку эффективность пары в бою выше, а потери меньше. А сейчас Андрей просил разрешения на немыслимые нарушения Устава! Вылет парой и «свободную охоту»! Попрание всех инструкций! Так делали только летчики Люфтваффе. Андрей же полагал, если кто-то делает лучше, почему не поучиться? Ради справедливости надо заметить, что был в ВВС Красной Армии единственный полк – 176-й гвардейский истребительный, который воевал в «свободной охоте», не привлекался к сопровождению бомбардировщиков, показывал высокую боевую эффективность. Командиры полков упорствовали по нескольким причинам. Первая – если узнают в дивизии, будет нагоняй. Донести о нарушениях есть кому – контрразведчик, комиссар. Если комиссары иногда летали, принимали участие в боевых действиях, коли имели летную подготовку, то контрики только стучать горазды были. А вторая причина – штатная организация полка. Звено – 3 самолета, в эскадрилье 3 звена, 9 самолетов, да еще один для комэска. Штаты и оснащение изменили в середине 1943 года. В истребительном полку положено было 34 самолета. В трех эскадрильях по 10 самолетов и 4 самолета в управлении полка. Все же уломал Андрей командира. Вылетели ближе к вечеру. До захода солнца еще два часа, темнеет по-зимнему рано. Поскольку наземный персонал и пилоты вставали рано, готовя технику к полетам, то и отдыхали раньше, чем танкисты, артиллеристы, представители других профессий. На войне у каждого своя специфика. Например, для разведчиков ночь – самая горячая для действий пора. Над передовой прошли на бреющем. С одной стороны – заметны, с другой – никто не успеет открыть огонь, слишком велика угловая скорость. Перелетев, набрали высоту. С двух тысяч метров местность отлично видна. Месяц назад, когда сопровождал Андрей наши «пешки», видел аэродром у села Монастырщина. Аэродром по досягаемости на пределе. До него 40 минут лета и обратно столько же, на саму штурмовку двадцать минут, а лучше уложиться в десять, чтобы резерв небольшой по бензину иметь. Из новых типов истребителей у «Яков» запас по топливу самый маленький. Например, на «Як-3» с целью облегчения укоротили крылья, сделали меньше объемом бензобак, его стало хватать на 650 км, да и то при крейсерской скорости. Для «свободной охоты» «Як-3» уже не годились, хотя из всех яковлевских самолетов этот по показателям приблизился к «Мессершмитту» ближе всего. «Мессер» тоже на месте не стоял. На фирме конструкторов работало больше, чем во всех авиационных КБ Советского Союза. Каждый год выходили новые, улучшенные модификации. Если в Испании Андрей встречался с «Дорой», то сейчас с «Фридрихом» и «Густавом». Кстати, улучшая самолет по мощности мотора, вооружению, ухудшались весовые характеристики. «Худой» набирал «жирка», становился тяжелее. А «Як» вес сбрасывал, на вираже опережал «Мессера». Все же до конца войны фронтовые летчики считали, что для уверенной победы над «худым» потребны два наших самолета, причем новых типов – «Як-7,9,3»; «Ла-5» модификаций «Ф» или «ФН». «Лавочкин» был не прост в пилотировании, неопытному летчику справиться с этой машиной труднее, чем с «Яком». К тому же «Лавочкин» был тяжелее. Наиболее подходящим для него противником был «FW-190». Перед Монастырщиной снова до бреющего снизились, чтобы зенитчики не успели приготовиться. Выскочили немного правее аэродрома. Немцы такой наглости от русских не ожидали, обслуживали самолеты. Сняты капоты, техники копаются, даже маскировочных сетей нет. И вдруг резко по ушам рев моторов, пушечно-пулеметная пальба. Никто спрятаться не успел. Один истребитель сразу вспыхнул, другой задымил. Несколько секунд, и стоянку самолетов они проскочили. Крутая горка, разворот. Здесь разделились, что заранее было оговорено. Ведомый стал пикировать на зенитную батарею, открыв пулеметный огонь. Зенитчики открыть огонь не успели, кто уцелел, попрятались в укрытие. Андрей снова прошел над стоянкой, стреляя из всех стволов. Еще один разворот, мелькнул бензовоз внизу. Поймал в перекрестье прицела, всадил несколько снарядов. Бензовоз вспыхнул, а когда Андрей уже проскочил, обстреливая стоянку, взорвался. Над аэродромом пламя, облако дыма. Со стороны смотрится, как ядерный взрыв. Еще один разворот, к Андрею Сопегин присоединился. Андрей на гашетки нажал, один из пулеметов сделал несколько выстрелов и смолк. Большого удивления не было, так периодически случалось. Сам по себе «ШКАС» пулемет надежный, но гильзоотвод сделан непродуманно, гильзы часто застревали, не давая автоматике перезарядиться. На панели приборов ручки ручного перезаряжания передернул, а стоянку уже проскочили. Нажал на гашетки – нет выстрелов. Пора уходить. Вроде на штурмовку времени ушло немного, а стрелка бензиномера уже влево клонится. Еще бы, у двигателя объем 35 литров, бензин пьет, как слон на водопое. Беспокойство было, а ну как встретятся «худые», а отбиваться нечем. То ли оружие подвело, то ли патроны кончились. Да вроде и не должны, не так много он стрелял. Долетели благополучно, приземлились, зарулили на стоянку. Для каждого самолета свой технический персонал. Только выбрался из кабины, окружили. Андрей к оружейнику подступился, сделав грозный вид: – Пулеметы и пушка заклинили! Обвинение серьезное, халатность, недосмотрел за оружием специалист. Узнает контрик, пришьет вредительство. У оружейника руки затряслись. Взял отвертку, залез на крыло, вскрыл лючки. Для пулеметов их два. А короба для патронов пустые. То же самое и с контейнером для снарядов пушки. – Товарищ майор, вы весь боезапас израсходовали. Неудобно перед человеком, зря обвинил. Прилюдно извинился. – Извини, Михалыч! Показалось! Только штурмовку начал, во вкус вошел, а боекомплект закончился. Механик самолет обошел, осмотрел, ни одной пробоины не обнаружил. – К технике вопросы есть? – Нет, работала исправно. Ну, то, что фонарь маслом забрызган, так это хроническая болячка, механик и сам видел, полез с тряпкой на крыло. Стекло лобовое и боковой плексиглас вытирать. После взлета на задание персонал засекал время. Известно ведь, сколько самолет в воздухе пробудет по запасу топлива. Раньше вернуться может, а позже – нет. Как время истекло, значит, сбит или сел на вынужденную. Переживали технари за своего летчика. Андрей с ведомым в штаб полка отправились, о штурмовке доложили. – Да? – удивился подполковник. – Завтра разведчика пошлю, пусть фото сделает, подтвердит. Сбитый самолет врага или штурмовку подтвердить надо. На «пешках» фотооборудование есть. На истребителях позже поставят фотоаппараты, синхронизированными с гашетками бортового оружия. Нажал на спуск, автоматически получил снимок. Жаль только, устанавливать эту технику начали в конце войны, да не на все самолеты. А через два дня Андрея назначили комэском. На фронте продвигались по служебной лестнице быстро, в основном из-за потерь. И поднимались люди не по блату, по кумовству, а за заслуги. Кто потолковее, посмелее, подчиненных бережет, выполняя поставленные задачи. Неспособные, тупые очень быстро показывали свою ограниченность, теряли должности, а то и жизнь. Своего рода естественный отбор. На фронте сущность человека быстро выявлялась. Но было продвижение на вакантные места по другой причине. Комэск-два на повышение пошел, заместителем командира полка по боевой подготовке. А Андрея на его место. Да и пора бы. Комэск-два капитаном был, а Андрей майором. По званию и боевому опыту ему бы не эскадрильей командовать, а полком. И по своим способностям вполне мог, но остерегался. Любое повышение – это проверки, достоин – недостоин. Взвешивали заслуги и недостатки. Начни начальство глубоко копать, еще неизвестно, что вылезет. Воевал Андрей под чужой фамилией, но, видимо, происхождением и прохождением службы майор Леденец до своей гибели не подкачал, черных пятен в биографии не имел. В командирской книжке новая запись и добавка к денежному довольствию. В армии довольствие из двух частей – за должность и за звание. Но, как правило, звание соответствовало должности. Не мог лейтенант командовать полком, нонсенс! Вникать в дела эскадрильи не потребовалось, жизнь боевой единицы Андрей изнутри знал. Ответственности добавилось, забот и писанины. Отчеты, заявки, похоронки. Разумом понимал – бумаги нужны, а сердце не лежало. Вот полеты – другое дело. Сбить «Мессер» – большая удача. Превосходит «Мессершмитт» нашего «Яка». И если сбил, значит, тактику правильную выбрал, оказался опытнее, хитрее, удачливее немецкого летчика. Среди немцев слабаков не было. Все с опытом боев в Испании, других странах. И налет часов в летных училищах больше, как и в боевых частях. В сорок первом в советских авиаполках всегда чего-нибудь не хватало – бензина, боеприпасов, запчастей. А у немцев было все по норме. Отставали мы сильно. Перед войной, в 1940 году, Яковлев, бывший в то время заместителем наркома авиапромышленности, посетил с делегацией Германию, встречался с Куртом Танком, конструктором Фокке-Вульфа, Вилли Мессершмиттом, закупил их самолеты, а еще бомбардировщики «Дорнье-215», «Юнкерс-88», «Хейнкель-111». Самолеты облетали в НИИ ВВС, потом конструкторы разобрали, ознакомились с техническими новинками, скопировали многое – прицелы для бомбометания, автоматы ввода и вывода в пикировании, автоматы управления заслонками для охлаждения двигателей. Новшества едва уместились на двух страницах текста кратко. Но все новинки запустить в производство до начала войны не удалось. Немцы прекрасно знали о состоянии производственной базы наших авиазаводов, показывали новинки авиапрома легко. Знали о грядущей войне и считали – русские не успеют что-либо предпринять. Такая же ситуация была с другими видами вооружения. Правда, с танками немцы промахнулись. Они показывали советской делегации тяжелый «Т-V», который существовал в двух экземплярах. Танк был многобашенный, в дальнейшем в серию не пошел. А обозначение это получил средний танк «Пантера». Поскольку в СССР многобашенные танки были, наши специалисты приняли все за чистую монету, по возвращении в Москву доложили. Выводы в Наркоматах сделали неправильные, решили, что у немцев есть перспективный тяжелый танк. Было дано задание форсировать разработку тяжелого «КВ» на Кировском заводе и начать производство среднего «Т-34», образец которого был готов. Кроме того, КБ Грабина было дано задание срочно разработать мощную противотанковую пушку. К 1941 году она была готова – «ЗИС-2» калибром 57 мм и запущена в производство. А вышло, что немцы перехитрили самих себя. Когда Вермахт вторгся в СССР, основными танками оказались легкий «Т-II», средние «Т-III» и «Т-IV». Их останавливала наша противотанковая пушка 45 мм. А «ЗИС-2» пробивала насквозь. Ее сняли с производства как обладающую «избыточной мощностью». Востребована она оказалась на Курской дуге в 1943 году. Но главное – немцы в сорок первом году столкнулись с «Т-34» и «КВ», для них был шок. Абвер ничего не знал о русских новых танках и сообщить руководству не мог. Если бы не два фактора, танковые колонны немцев смогли бы остановить на границе. Первый – наличие в Вермахте мощных 88-мм зенитных орудий, которые задействовали для борьбы с новыми русскими танками. Второй фактор – танкисты не прошли обучение на новых танках, которые предназначались для укомплектования вновь создаваемых механизированных корпусов. Часть танков была погублена экипажами. На новых танках стояли дизельные двигатели, которых в РККА еще не было. В топливные баки танков залили бензин, а не солярку, и моторы угробили. Кроме того, немецкие бомбардировщики в первые же часы прицельно уничтожили топливохранилища и склады боеприпасов. Экипажи вынуждены были бросать исправные машины. Топлива нет и взорвать нечем, даже сжечь. В дальнейшем обо всех новинках авиастроения наши военные и конструкторы узнавали, когда происходили вынужденные посадки немецких истребителей. Случаи такие происходили регулярно. То единственная пуля перебьет бензопровод, и летчик посадит истребитель в поле, а то и мотор заклинит от попадания снаряда. Наши получали практически целый самолет. После ремонта облетывали, снимали характеристики, узнавали о новшествах. Впрочем, немцы действовали точно так же. Немцы на «Мессерах» заменили двигатели «ЮМО» на «Мерседес-Бенц», выдававшие больше мощности, советской промышленности серийно выпускать другой двигатель во время войны было невозможно, из-за станочного парка на моторных заводах, зато на истребители ставили более мощное вооружение. На тех же «Як-1Б» с осени 1942 года пулеметы «ШКАС» калибра 7,62 мм заменили пулеметами «УБС» калибра 12,7 мм. А пушки 20 мм заменили на пушку «ВЯ» калибром 23 мм. А потом и вовсе сделали то, что немцы не смогли, – калибр повысили до 37 мм, а на «Як-9Т» до 45 мм. Попадание одного снаряда разрушало бомбардировщик, не говоря об истребителе. Немецкие летчики стали уклоняться от боев с «Яками», ведь внешне нельзя было отличить этот «Як» от других. Наши оружейники оказались лучше немецких. К исходу 1941 года СССР потерял 40 % посевных площадей, причем самых плодородных – украинских черноземов. Много зерна оказалось не скошено на полях, сожжено. А то, что успели собрать, частично было уничтожено бомбардировками. Немцы всегда умело выбирали для бомбежек самые болевые точки. Дальше стало еще хуже, летом 1942 года Вермахт прошел по донским степям, уничтожив почти созревшие поля пшеницы. Еще 20 % посевных площадей было потеряно. Перед страной вставал призрак голода. Выдававшихся по норме на карточки продуктов не хватало. Казалось бы, 500 граммов хлеба на работающего вполне достаточно. Но это тогда, когда кроме хлеба на столе и мясо, и овощи, и крупы. На карточку иждивенца – ребенка, пенсионера – хлеба выделялось вдвое меньше. Рабочие начали падать у станков. Сильно выручил ленд-лиз. В Америке и Канаде склады были затоварены зерном, цены на него упали. Для фермеров закупки правительством зерна, других продуктов были спасением от разорения. А для Советского Союза спасением. Первые поставки продуктов целиком отправлялись в блокадный Ленинград. Последующие уже доставались армии. В первую очередь подводникам и летчикам – хлеб, мясные консервы, шоколад. Из 18 млн поставленных по ленд-лизу грузов 4 млн. было продовольствие, оно помогло выжить в самый тяжелый период – 1941 и 1942 годы. Лишившись Украины, СССР лишился пороховых заводов. Наркомат бестолково расположил их в одном месте. Америка начала поставлять пороха. Каждый четвертый патрон или снаряд был снаряжен американским порохом. Население в тылу недоедало, но старалось дать армии все – питание, оружие, лишь бы разбили гитлеровскую армию. Потерпев поражение под Москвой, Гитлер изменил направление главного удара. Захват Москвы давал только политический выигрыш, но не военный. С весны 1942 года, когда сошел снег и подсохли дороги, одна часть его армии пошла на восток с задачей перерезать Волгу и захватить Сталинград. Волга была важной водной артерией, по ней баржами поставлялась бакинская и грозненская нефть. Тогда еще не были разведаны другие месторождения, и перережь Вермахт подвоз, ситуация сложилась бы критическая. Вторая часть его армии пошла на юг, на Ростов и далее к Кавказу. Конечной целью были даже не нефтяные скважины Грозного и Баку, а выход к Ирану с его богатейшими запасами нефти и далее – к Индии. Нефть – это кровь войны, не будет ее, остановятся все моторы. Поскольку угроза взятия Москвы миновала, полк, где служил Андрей, перебросили сначала под Воронеж, а потом все далее, под Сталинград. Лето сорок второго года выдалось жарким в прямом и переносном смысле. Настоящее пекло, после взлета самолета поднималось облако пыли, и приходилось какое-то время выжидать, пока она осядет или ее снесет в сторону, чтобы могла взлететь следующая пара. В полку почти каждый день потери. Но молодые летчики, поступавшие на пополнение, были подготовлены уже лучше. Да, еще уступали немцам, но все же лучше пилотировали, стреляли. Чего пока остро не хватало, так это радиосвязи. На части самолетов она была – у комэсков, командиров звеньев, да и то не у всех. Но качество связи было скверным – в наушниках помехи из-за того, что оборудование и электропроводка в самолетах не экранированы. Не хватало самолетов. Заводы работали на пределе. Летом 1942 года в авиачасти начали поступать «Ла-5». Тяжеловат истребитель вышел, если «Як-1» выполнял вираж за 18 секунд, то «Ла-5» за 24 секунды, проигрывая «Мессеру» 3 секунды. Да и в управлении был строг. Если «Яком» мог управлять летчик любой квалификации, то «Ла-5» требовал опытной руки. Скорость «Ла-5» поднялась с форсированием его мотора в модификации «Ла-5Ф», а потом «Ла-5ФН». Но все равно к октябрю 1942 года, когда решался вопрос – устоит ли Сталинград, у немцев было на этом направлении 850 самолетов, а у нас 373. Числилось больше, но все были не пригодными к полетам, двигатели выработали ресурс, а запасных на замену не было. Моторы «М-105П» всех модификаций ставились на разные модели самолетов, завод по выпуску моторов справлялся с поставкой их на авиазаводы, и только небольшая часть шла в запчасти на замену. А еще кроме «МЕ-109» на фронте в массовом количестве появился «FW-190», в 1942 году их выпустили 1878 штук. В мае – июне 1942 года прошла реорганизация ВВС РККА. Вместо ВВС фронтов образовали семь воздушных армий. Андрей полагал – коней на переправе не меняют. Любые организационные изменения в период военных действий вносят только неразбериху. Пока немцы наступали. РККА 27 июля оставила Азов, 07 августа Армавир, 31 августа Анапу. А 13 сентября уже начались уличные бои в правобережной части Сталинграда. Рядом Волга, рукой подать, в некоторых местах Вермахт к урезу воды вышел. Но для германской армии ее продвижение на 650 км от линии фронта на начало сорок второго года приобрело угрожающий оборот. Большие расстояния и плохие дороги, а то и вовсе их отсутствие значительно ухудшили снабжение войск топливом, продовольствием, боеприпасами. Немецкая экономика уже не могла восполнить потери боевой техники в полном объеме. Танки и самолеты были сложнее советских, требовали больше нормо-часов на выработку. Из-за потерь, которых предположить не могли, стало не хватать людских ресурсов, и значительные участки фронта заняли союзники. Румынские 3-я и 4-я армии, 8-я итальянская, 2-я венгерская. Они оказались слабым звеном в обороне, по которым потом и будет нанесен удар советскими армиями двумя сходящимися направлениями. В котел попадут 330 тысяч военнослужащих 6-й немецкой армии. Да еще перед началом операции «Барбаросса» Гитлер освободил немецких военнослужащих от всякой ответственности за свои действия по отношению к военным РККА и гражданским лицам на оккупированных землях. Немцы стали зверствовать. По этому поводу Гудериан написал в своем дневнике: «Гитлер ухитрился объединить всех русских под сталинским знаменем». Полк Андрея располагался на левом берегу Волги, в нескольких минутах лета до правого берега. С сентября «работали» по бомбардировщикам. По пять-шесть вылетов в день делали, ресурса мотора хватало на месяц, а люди выдерживали. С началом ноября стали перехватывать немецкие транспортники «Юнкерсы-52». На них стали забрасывать армии Паулюса боеприпасы и продовольствие, вывозили раненых. Из-за глубокого снега подвоз на грузовиках затруднен, а как сомкнулось «кольцо», так и вовсе стал невозможен. У наших истребителей и бомбардировщиков есть лыжные шасси, у немцев их нет. Привыкли в Европе пользоваться расчищенными взлетно-посадочными полосами. Немецким истребителям сопровождать транспортники стало сложнее, дистанции велики, зато нашим истребителям проще, перелеты невелики, можно бой вести, пока боеприпасы не кончатся. Истребительный авиаполк Андрея располагался на аэродроме «Школьный», рядом с городом, где до войны располагалась седьмая военно-авиационная школа. С приближением фронта к городу тех курсантов, что должны были выпуститься, оставили, остальных вместе с учебными «ПО-2» и «Р-5» отвели в тыл. У наших войск полевых аэродромов более тридцати. А немецкую шестую армию обслуживали более полусотни, из них главных два – Гумрак и Питомник. Гумрак на правом берегу Волги, на север от города, там сейчас современный аэродром располагается. Приспособлен был для полетов в любую погоду, поскольку ВПП была бетонной, из 6-угольных плит, принимала даже тяжелые самолеты, вроде четырехмоторного «FW-200». Аэродром Питомник располагался в 15 км на запад от города. ВПП редкая даже по довоенным меркам, хороший бетон, причем оборудована сигнальными огнями. Они горели 2–3 секунды, потом пятиминутная пауза, и огни загорались вновь. Аэродром считался основным, здесь базировались истребители «МЕ-109G2», пикировщики «Ю-87», тяжелые истребители «МЕ-110». И сюда же садились транспортники «Юнкерс-52». Осуществляли снабжение, вывозили раненых. Второй точкой воздушного моста был Сальск, где базировались транспортники. Были и другие близкие к Сталинграду аэродромы – Прудбой, Абганерово, Северный, были подальше – Обливская, Фролово, Донской, Тацинская. Хорошо поработала армейская и авиаразведки, дали командованию координаты. Андрей прикрывал со своей эскадрильей наши «горбатые» при налете на Питомник. Проще расстрелять или разбомбить самолеты на земле, чем в воздухе. В бою попробуй «Мессера» сбить, семь потов сойдет. Правда, аэродром был прикрыт зенитной артиллерией. Одна батарея 88-мм пушек и одна 20-мм зенитных автоматов «Эрликон» да прожектор. Но налет предполагался дневной. Мимо аэродрома Школьный на высоте 300-400 метров прошли «Илы», тут же взлетели наши истребители. Сделали полукруг, набирая высоту. С командирами звеньев Андрей тактику обговорил. Одно звено сзади «горбатых», два других над ними, с превышением на тысячу метров. До цели лететь буквально четверть часа. «Илы» на штурмовку пошли грамотно. Два «Ила» по зенитным батареям «работали», не давая зенитчикам сделать хоть выстрел, другие сбрасывали на стоянки бомбы. Калибром малым. Зато много и половина из них зажигательные. Сразу пожары вспыхнули. На аэродроме всегда есть чему гореть – сами самолеты, промасленная ветошь, моторное масло в бочках на стоянке. Вот бензин хранился отдельно, подвозился топливозаправщиком. «Горбатые» выпустили несколько реактивных снарядов с внешней подвески, развернулись к востоку. С высоты Волга хорошо видна. Морозов еще не было, вода блестела, на воде и лодки, и катера. С левого берега на правый подвозят подкрепление. Фонтаны воды видны, немцы по акватории ведут огонь из артиллерии. Пушки в глубине кварталов, где-то у тракторного завода, а корректировщик артогня либо на высоком здании, а может и вовсе на берегу, с рацией. «Илы» уже реку перелетели, вылет получился удачным, без потерь. Андрей заложил вираж, пытаясь определить положение батареи. Все же сильно она мешала переправе. За Андреем неотрывно следовал ведомый, а остальные истребители полетели к аэродрому. И в это время в одном из городских кварталов залп. Сверкнули огни, выбросило столбы дыма. Пушки стреляют! Уж он-то прожженный пушкарь, не мог ошибиться. Сразу туда направил самолет. В квартале дома одноэтажные, частные. Скорее всего, рабочий поселок. И пушки видны, довольно распространенные у немцев 105-мм полевые, и суетящаяся вокруг обслуга. Андрей спикировал, дал длинную очередь из пушки и пулеметов. Ныне «Мессеров» он не встречал, боезапас цел, что его беречь? Артиллеристы врассыпную кинулись. Андрей уже самолет в горизонтальный полет перевел, а штурм продолжает Сопегин. Андрей голову к реке повернул. Разрывов меньше, но все равно видны. Стало быть, еще батарея где-то стоит, а скорее – не одна. И в этот момент взрыв за кабиной, сразу дымом потянуло, а потом пламя. Черт! Андрей даже не понял, кто его? Покрутил головой – вражеских истребителей не видно. Зенитка! Пламя все сильнее разгорается, его жар чувствуется даже через шлем. Андрей повернул самолет к реке, он еще слушался рулей и двигатель работал. Но самолет надо покидать, воздухом пламя раздувает, за истребителем факел тянется. Откинул фонарь, отстегнулся, элеронами перевернул «Як» вниз кабиной и выпал. Если бы не летные очки, ожег бы глаза. Кожу на лице опалило. Парашют не открывал. Если повиснет в воздухе, немцы расстреляют из пулеметов. Вода стремительно приближалась. Дернул кольцо, легкий рывок вытяжного парашютика, потом сильный рывок основного купола. Взгляд вверх – раскрылся полностью. И почти сразу всплеск, он с головой ушел в воду. Обмундирование тяжелое, все же поздняя осень, комбинезон, сапоги. В воде от них не избавишься. Вынырнул, набрал воздуха в легкие, стал расстегивать замки подвесной системы. В воде это не так просто. Удалось освободиться с третьей попытки. Комбинезон воды набрал, ко дну тянет. Сверху с ревом совсем низко промчался истребитель Сопегина. Хотя бы ведомый передаст, где Андрей находится. Он стал грести. Как раз середина реки, что до левого, что до правого одинаковое расстояние. И на середине стремнина, самое быстрое течение. Не зря говорят, спасение утопающих – дело рук самих утопающих. Работал руками, пока не устал. Лег на спину, руки-ноги раскинул, хотел полежать, немного отдохнуть. Через минуту недалеко в воде мина взорвалась, потом еще одна, с перелетом. Вилка! Сейчас корректировщик поделит прицел и третьей миной накроют. И времени секунд тридцать-сорок. Перевернулся на живот, стал саженками грести, ногами, хотя в сапоги вода набралась, ноги тяжелые стали. Завывание мины услышал, нырнул. Если бы не кожаный шлем на голове, слух точно бы потерял. Мина ударила метрах в двадцати. Осколки не долетели, вода здорово сдерживает, но гидроудар был сильный. Не уплыл бы с места отдыха, плыл бы сейчас как оглушенная рыба кверху брюхом. Показалось или кричит кто-то? Повернул голову – к нему на лодке дедок плывет. – Летчик, ты живой? – Пока да! – Цепляйся за корму. В лодку я тебя не затащу, силы не те. Да и долго, немец накроет. Андрей обеими руками за корму лодки уцепился. Дедок греб сильно, видимо, из рыбаков, опыт есть. Следующая мина рванула за кормой, осколки на излете шлепались в воду. Очень вовремя лодочник подоспел. В холодной ноябрьской воде ноги судорогой сводить начало. – Ты держись, летчик, держись! Уже до берега близехонько! Андрей голову из-за кормы в сторону выдвинул. Еще метров сто, только две трети пути одолели. Немцы явно не хотели смириться с тем, что летчика спасут. Снова завыла мина. – Берегись! – крикнул Андрей. Лодочник пригнулся, мина взорвалась в полусотне метров по курсу. Мина на подлете издает звук свистящий или воющий. Как услышишь, срочно падай в ямку или другое укрытие. А снаряд услышать невозможно, у него скорость больше скорости звука в два-три раза. И взорвется внезапно.