– Ни в коем случае! Прежде всего мы тщательно проверим шефа Макдаффи и определим, существует ли моральное оправдание казни. Если окажется, что никаких оснований с социальной точки зрения… – Что же тогда будет с деньгами? – в тревоге перебил его Хаусман. – Как я уже сказал, мы вам их вернем за исключением необходимых для проведения расследования десяти процентов. – А если убийство сорвется? – Если не удастся выполнить заказ до конца года, вернем деньги полностью и добавим пять процентов неустойки. Показывая, что аудиенция окончена, Драгомилов нажал кнопку звонка и встал. Последовав примеру хозяина, Хаусман воспользовался ожиданием слуги, чтобы задать еще один вопрос. – А вдруг вы умрете? Ну, скажем, в результате несчастного случая, внезапной тяжелой болезни или еще какой-нибудь напасти? Что тогда станет с деньгами? Расписку вы мне не дали: предварительная оплата пропадет. – Не беспокойтесь, работа налажена четко, и все предусмотрено. Бюро немедленно возглавит руководитель чикагского филиала – до тех пор, пока не приедет мой заместитель из Сан-Франциско. Не далее как в прошлом году произошел именно такой случай. Помните Бургеса? – Какого Бургеса? – Железнодорожного магната. Наш агент, как обычно, провел необходимую подготовительную работу, заранее получив оплату. Разумеется, каждый шаг операции был предварительно согласован со мной. А потом почти одновременно произошло два события: Бургес погиб в железнодорожной катастрофе, а наш агент умер от пневмонии. Тем не менее деньги были возвращены заказчику. Я лично за этим проследил, хотя в данном случае правила фирмы возврата не предусматривали. Долгая успешная деятельность нашего бюро доказывает кристальную честность по отношению к клиентам. Поверьте: при работе за рамками закона малейшее отклонение от строжайшей пунктуальности оказалось бы губительным. Что же касается Макдаффи… В этот момент в комнату вошел слуга, и Хаусман жестом призвал к молчанию. Драгомилов улыбнулся. – Не волнуйтесь: он ничего не слышит. – Но вы же только что вызвали его звонком. И, кроме того, он открыл мне дверь, как только я нажал кнопку. – Звук ему заменяет электрическая лампочка. За всю жизнь бедняга не услышал ни единого звука, а речь понимает по движению губ. Так вот, что касается Макдаффи. Вы хорошо подумали, прежде чем его заказать? Не забывайте, что, обратившись к нам, вы уже практически осуществили задуманное. Мы ведем бизнес только так и никак иначе: строго придерживаемся собственных правил. Поступивший заказ уже невозможно ни отозвать, ни отменить. Такое положение вас устраивает? – Вполне. – Хаусман помедлил возле двери. – Когда можно надеяться услышать известие… об исполнении? Драгомилов на миг задумался. – Не позднее чем через неделю. В вашем случае потребуется чисто формальное расследование, а сама операция крайне проста. Мои люди всегда на месте. Доброго дня. Глава 2 Неделю спустя, во второй половине дня, возле внушительного вида здания русской конторы «С. Константин и К°» остановился автомобиль. Ровно в три часа Сергиус Константин вышел из своего кабинета и, продолжая давать указания провожавшему его сотруднику, направился к машине. Если бы в этот момент его увидели Хаусман или Лениган, то наверняка немедленно узнали бы, однако не под именем Сергиуса Константина. Оба уверенно заявили бы, что этот человек не кто иной, как Иван Драгомилов. Обладатель двух имен уверенно сел за руль и повел автомобиль на юг, в сторону густонаселенного Ист-Сайда. По пути остановился и купил газету у мальчишки-разносчика, привлекавшего внимание громкими криками: «Экстренный выпуск!» Прежде чем поехать дальше, просмотрел заголовки и прочитал короткую заметку, сообщавшую о новом преступлении анархистов и гибели в соседнем городе шефа полиции Макдаффи. Когда Сергиус Константин – он же Иван Драгомилов – положил газету на соседнее сиденье и включил мотор, лицо его оставалось спокойным, но на нем появилось выражение удовлетворенности. Созданная его умом, талантом и способностями организация работала слаженно, без единого сбоя. По результатам расследования было принято решение, исполнитель получил приказ, и Макдаффи был казнен. Сергиус Константин с улыбкой остановился перед современным многоквартирным домом на окраине одной из самых грязных трущоб Ист-Сайда. Отличное настроение ему подарила не только грамотно проведенная акция, но и осознание, что они опять утерли нос Каролине Уорфилд, группа которой никак не могла решиться на собственноручные казни. Лифт вознес Сергиуса Константина на верхний этаж, он вышел и нажал кнопку звонка. Дверь открыла девушка лет двадцати, бросилась ему на шею и принялась целовать, осыпая нежными русскими именами. Он же, в свою очередь то и дело приговаривал: «Груня… моя Груня…» Девушка, наконец выпустив гостя из объятий, проводила его в очень уютную комнату – удобную и со вкусом обставленную даже по меркам образцового богатого дома в Ист-Сайде. Мебель и убранство гостиной свидетельствовали о тонком вкусе и культуре. Пространство между окнами занимали книжные шкафы, на низком столике лежало множество журналов, а в дальнем углу стоял рояль. – Надо было позвонить, – грудным голосом проворковала по-английски девушка без малейшего намека на акцент. – Ведь мог меня и не застать: приезжаешь до того нерегулярно, что не знаешь, когда тебя ждать. Сергиус Константин устроился на устланном подушками широком подоконнике и, положив газету рядом, воззрился на красавицу блондинку. – Дорогая, ну зачем начинать встречу с выговора? Разве я похож на одного из твоих питомцев, чтобы выслушивать приказы, когда следует умываться, а когда сморкаться? Приехал в надежде застать тебя дома, но главным образом для того, чтобы опробовать новый автомобиль. Не желаешь ли немного прокатиться? Груня покачала головой. – Только не сегодня. В четыре ожидаю посетителя. – Понятно. – Сергиус Константин взглянул на часы. – Да, вот еще что: не хочешь провести выходные в поместье? Без нас Эдж-Мур совсем захиреет. – Была там только три дня назад. – Груня обиженно надула губки. – Кроссет сказал, что ты не появлялся почти месяц. – Прости, был очень занят. Зато теперь могу бездельничать целую неделю, так что наверстаю упущенное. Да, кстати: с чего бы вдруг Кроссету вздумалось доложить тебе, что я не приезжал целый месяц? Уж не оттого ли, что тебя и самой все это время не было? – Выкрутился! Была занята, как и ты. – Груня рассмеялась и с нежностью погладила руку гостя. – Так поедешь? – Сегодня только понедельник, – задумчиво проговорила Груня. – Поеду, если не произойдет ничего непредвиденного и если… – Она умолкла и лукаво взглянув на гостя, добавила: – Если позволишь взять с собой друга. Уверена, что он тебе понравится. – О-хо-хо! И кто же он? Не иначе один из твоих длинноволосых социалистов. – Нет, не угадал: волосы у него короткие. Но, дорогой дядюшка, тебе не пристало повторять низкопробные шуточки. В жизни не встречала ни одного длинноволосого социалиста. А ты? – Тоже. Зато не раз видел, с каким азартом они накачиваются пивом, – усмехнулся Сергиус Константин. – Будешь наказан! – Груня схватила подушку и угрожающе замахнулась. – Как говорят мои подопечные, сейчас снесу тебе голову! Вот! Вот! И вот! – Груня, прекрати! – задыхаясь, взмолился Сергиус в промежутках между ударами. – Это неприлично! Нельзя так обращаться с родным дядей, который уже далеко не молод. – Шутник, однако! – Бойкая племянница освободила узника из подушечного плена, взяла за руку и напомнила: – Подумать только! Совсем недавно эти пальцы рвали пополам карточную колоду и сгибали серебряные монеты! – Все это в прошлом. А сейчас я уже почти старик. Сергиус Константин расслабил ладонь в ее руке, изображая слабость и немощь, чем вызвал новую волну негодования. Груня положила ладонь на его плечо и скомандовала: – Ну-ка напряги мышцы! – Ой, не могу! – заканючил дядюшка, не прилагая ни малейших усилий. – Ах! Ох! Вот все, на что способен. Видишь, совсем ослаб. С возрастом мышцы становятся дряблыми и слабыми. Девушка разозлилась не на шутку и даже сердито топнула ногой. Сергиус Константин решил наконец уступить и подчинился. Через мгновение бицепсы его налились мощью, и на лице племянницы вместе с удовлетворением отразилось восхищение. – Твердые как железо! Да ты силен как бык! А то сидит тут, изображает бог знает кого… Да если бы мне хоть раз пришлось ощутить твою силу, я бы тотчас умерла. – Не забывай об этом и цени! – назидательно заметил Сергиус. – Когда ты была маленькой и постоянно шалила, добрый дядюшка ни разу тебя даже пальцем не тронул, ни разу не шлепнул. – Ах, дядя! Не потому ли, что физические наказания противоречили твоим убеждениям? – Верно. Но если эти убеждения подвергались испытанию, то только тобой, особенно когда тебе было лет пять-шесть. Да, дорогая Груня, не хочу тебя обижать, но должен честно признаться, что в детстве ты была варваром, дикаркой, пещерным ребенком, диким зверенышем из джунглей, настоящим дьяволенком, маленьким волчонком – не признавала ни правил поведения, ни манер… В очередной раз занесенная над головой подушка заставила гостя умолкнуть и прикрыться руками. – Немедленно прекрати! – строго потребовал Сергиус Константин. – Судя по твоему поведению, мало что изменилось: разве что волчонок стала взрослой волчицей. Ведь тебе уже исполнилось двадцать, не так ли? Ощущаешь собственную силу и начинаешь испытывать ее на мне. Но учти: в следующий раз, когда попытаешься напасть, получишь хорошую взбучку, даже несмотря на то что теперь ты молодая леди, хоть и довольно крупная молодая леди. – Ах вот как! Ты хочешь сказать, что я толстая? – Груня вытянула руку. – На-ка, потрогай! Одни мышцы. Вешу сто двадцать восемь фунтов. Возьмешь свои слова обратно? Подушка снова взлетела и обрушилась дядюшке на голову. Со смехом, ворчанием и притворными криками тот пытался защититься, прикрывая голову руками. К счастью, в разгар битвы в комнату вошла горничная с самоваром, и Груня отступила, чтобы заняться чаем. – Одна из твоих воспитанниц? – поинтересовался Константин, едва девушка скрылась из виду. Груня кивнула. – Выглядит неплохо, – заметил он. – Во всяком случае, лицо чистое. – Не позволю насмехаться над моей работой в колонии, – улыбнулась Груня, передавая ему чашку с ароматным напитком. – Я разрабатываю собственную программу социализации трудной молодежи. Ты теперь даже не поверишь, что вытворял в двадцать лет. Сергиус Константин покачал головой и задумчиво проговорил: – Возможно, всего лишь был мечтателем. – Ты много читал, учился, но ничего не сделал для общественного блага, ни разу даже руки ни на кого не поднял. – Да, не поднял, – грустно повторил Сергиус Константин, но в этот момент взгляд упал на заголовок, кричавший о смерти Макдаффи, и он с трудом спрятал искривившую губы улыбку. – Вот он, русский характер! – воскликнула Груня. – Размышление, изучение, анализ и самоуглубление. Все, что угодно, кроме поступков и реального действия. Но я… – В молодом звонком голосе зазвучал триумф. – Я принадлежу к новому поколению, первому американскому поколению… – Ты родилась в России, – сухо возразил Константин. – Но выросла в Америке: приехала сюда совсем маленькой, так и не узнав никакой другой родины, кроме этой страны практического действия. И все же, дядюшка, оставив бизнес, ты смог бы стать великой общественной силой. – Лучше подумай о собственной жизни. Не забывай, что только благодаря моему бизнесу ты имеешь возможность продолжать работу. Видишь ли, творю добро… – Он вспомнил мягкосердечного террориста Хаусмана. – Творю добро чужими руками. Да, вот так. Точнее говоря, твоими руками. – Понимаю, как понимаю и то, что не должна произносить таких слов, – горячо возразила Груня. – Ты избаловал меня. Отца я не знала, так что не будет изменой признаться, что его место занял ты. Даже отец не смог бы относиться ко мне лучше. Вместо подушек на сидевшего на широком подоконнике джентльмена с невыразительной внешностью и стальными бицепсами обрушился град благодарных поцелуев.