Они еще не добрались до выхода, как ее предчувствие нашло подтверждение. С улицы доносились сигналы машин; сквозь стеклянные двери стало видно, как люди мечутся по тротуарам и о чем-то горячо спорят. Снаружи стоял пасмурный день, дул промозглый ветер. Им не пришлось долго гадать о причинах переполоха. Витрины вдоль улиц и светофоры снова погасли. На дорогах уже образовались пробки. – Только не это, – простонал Тёрнер. – Этот индюк разве не сказал сейчас, что всё позади? – Ладно, давай вернемся, – предложила Шеннон. Она развернулась и увидела, как человек из службы безопасности запер двери изнутри. Ишгль После завтрака все устроились на скамейке перед домом. Кому не хватило места, подтащили шезлонги. Происходящее казалось Соне чем-то нереальным. Но как еще им оставалось реагировать? Крики и слезы пока никому не помогали. Настроение царило оживленное, все уже позабыли о данной утром клятве и заказали бутылку просекко. Только Соня и Манцано ничего не пили. После обеда ван Каальден и Тербантен собирались прокатиться на лыжах. Ангстрём сомневалась, что их планам сужден сбыться, – особенно когда была откупорена третья бутылка. В полдень появились двое человек в униформе: – Пьеро Манцано и Соня Ангстрём? Соня поднялась. Манцано лишь кивнул. – Полиция. Нас послали за вами. В долине ожидает вертолет. Разговоры мгновенно смолкли. Соня и Пьеро сходили за своими сумками. Ангстрём обнялась с подругами на прощание. – Хорошего отдыха, – сказала она. – А тебе удачно добраться. На их лицах читались тревога и страх, прежде заглушаемые алкоголем. Но необходимость прощаться обнажила чувства. Соня заметила, как Манцано обнял старого Бондони. Она не ожидала от них подобного. Очевидно, оба сознавали значение момента. – Ну как же мне оставить тебя одного? – спросил Манцано. – Так я же здесь не один, а в изысканном обществе, – возразил отец Лары. Пьеро повернулся к Ларе: – Ничего, что он останется? Уверен, вы иначе представляли себе этот отпуск. Лара положила руку отцу на плечо. – Мы все равно редко видимся. Жаль только, что вы уезжаете… – Она выпустила отца и обняла Манцано. – Удачи. Сен-Лоран-Нуан Ив Марпо держался позади. Почти двадцать лет он работал оператором атомного реактора, из которых восемь лет возглавлял одну из трех смен на электростанции. С ними были пресс-секретарь и директор станции собственной персоной. Центральный пульт мигал, как рождественская гирлянда. Едва ли не все операторы стояли возле приборов с толстыми справочниками и искали расшифровки сигналов. Начальник смены метался между ними, советовался, давал указания. Потом позвонил. В конце концов подошел к Марпо и директору. – Давление в реакторе и температура в системе охлаждения поднимаются, – сообщил он. Марпо заметил, что лоб его покрывала испарина. Он лихорадочно перебирал возможные причины аномалии – от поломки дизельного генератора, закрытого или, наоборот, открытого по ошибке вентиля до сбоя в системе электронного правления или еще не известного дефекта. Как показывали инциденты последних лет, эксперты признавали многие аварии невозможными – пока те не происходили. – Что с дизельными моторами? – спросил Марпо. – Система говорит, что два генератора заглохли, а тот, который до этого был неисправен, уже работает. Три группы как раз проверяют агрегаты. Необходимо было понизить температуру в системе охлаждения, как и давление в реакторе. Пока у них было множество вариантов; пока не придется прибегнуть к крайним мерам и сбросить радиоактивный пар из первичного контура, чтобы снизить давление в корпусе реактора. На «Сен-Лоран» уже дважды происходило частичное оплавление в активной зоне: в 1969 и 1980 годах на остановленных уже реакторах устаревшего типа. Авария получила четыре балла по Международной шкале ядерных событий INES, и Агентство по ядерной безопасности отнесло ее к самым серьезным инцидентам за всю историю Франции. Энергоблоки на долгие годы стали непригодны для эксплуатации, очистка и возвращение в строй обошлись в целое состояние. Еще через несколько лет оба реактора остановили. – В Париже не обрадуются, – заметил директор. Марпо задумался, кого он имел в виду: «Электрисите де Франс», органы власти или тех и других. Инцидент был совсем некстати. В случае чего население не удастся оповестить по телевидению или радио. Впрочем, пока в этом не возникло потребности, так даже лучше. Куда больше Марпо беспокоил тот факт, что они понятия не имели, что сейчас творится с реактором. Вот уже час, как они действовали практически вслепую. Гаага Вертолет доставил их на военный аэродром под Инсбруком, и оттуда на реактивном самолете они долетели до Гааги. С ними на борту находился офицер связи от Европола. Гаага встретила их холодным ветром и мелким дождем. У трапа ожидал человек в темном пальто. У него были короткие темно-каштановые волосы с редкой проседью и цепкий взгляд. Он представился как Франсуа Боллар. – Где вы так расшибли лоб? Манцано чувствовал, что этот вопрос ему придется услышать еще не раз. Наверное, следовало придумать какой-то остроумный ответ, но ему было не до шуток. – Ударился, когда светофор погас, – ответил он. – Не вы один. Сейчас мы доставим вас в отель, господин Манцано. Он находится в шаговой доступности от нашего бюро. Через два часа первое совещание, вам следует на него явиться. Перед отелем ожидает машина, которая доставит фрау Ангстрём в Брюссель. Манцано почувствовал легкое разочарование оттого, что придется расстаться с Соней. Ему пришлись по душе ее прямота и энергичность. Кроме того, она умела слушать, и с чувством юмора у нее все было в порядке. – Полагаю, вы предпочтете пользоваться своим компьютером, – сказал Боллар. – Тем более что наши нужны нам самим. Но раз вы работаете с нами, мы должны проверить ваше устройство на вирусы. Вы не возражаете? Манцано ответил не сразу. – Только если при мне, – согласился он в итоге. Их повезли по узким улицам, вдоль красивых старинных домов, свидетелей былого величия купеческого города. Манцано впервые был в Нидерландах. Как нарочно, машина остановилась перед каким-то невзрачным зданием. Над входом значилось «Отель Глория». – У меня немного нескромный вопрос, – прервала молчание Ангстрём. – Можно мне принять душ в твоем номере? Боюсь, у себя дома я этого сделать не смогу. – Само собой, – ответил Манцано. Он был рад краткой отсрочке. Боллар вручил ему карту города и показал на ней дорогу к штаб-квартире Европола. – Просто представьтесь администратору, за вами спустятся. Пока Манцано распаковывал свой скудный багаж, Ангстрём скрылась в ванной. Он стал изучать обстановку в номере и, прислушиваясь к плеску воды в душе, дал немного воли воображению. Затем включил телевизор. Многие каналы передавали рябь и «белый шум». Пьеро нашел новостной канал на английском. Перед большим ангаром стояла репортерша в меховом пальто. За ее спиной суетились рабочие в белых комбинезонах. – …начинают портиться. Снаружи довольно прохладно, всего девять градусов. Но спустя сутки без электричества в этом холодильном цехе станет немногим холоднее. Оператор сменил план и направил камеру на открытые раздвижные ворота. Внутри на высоких стеллажах были штабелями сложены картонные ящики. – Этот склад принадлежит одному из крупнейших производителей продуктов питания. Здесь хранится около двух тысяч тонн продуктов стоимостью в несколько миллионов евро. Теперь они непригодны к употреблению. И это лишь один из многих складов, разбросанных по Европе. Возможно, жители северных и центральных регионов жалуются, что у них куда холоднее, чем в Великобритании. Но в этом есть свои плюсы: их продукты останутся свежими и без электричества. Мэри Джеймсон, из Дувра. Ангстрём вышла из ванной в джинсах и шерстяном свитере. – Это восхитительно! Что там нового? – Ничего такого, о чем мы не знали бы. Она взяла свою сумку: – Ну, я готова. Манцано выключил телевизор и проводил ее в холл. Соня была серьезна. – Удачи, – сказала она и обняла его. – И тебе, – Манцано ответил на объятие. Они стояли так несколько дольше, чем это было принято между едва знакомыми людьми. – Когда все утрясется, выпьем еще по бокалу? – предложила Соня, когда они наконец отстранились друг от друга. Пьеро заметил, как она заставила себя улыбнуться. Ангстрём протянула ему свою визитку. На обратной стороне она написала свой адрес и личный телефон. Затем забралась в машину и помахала на прощание. Манцано провожал ее взглядом, пока машина не скрылась за углом. Он чувствовал ком в горле. Дождь пошел сильнее. Париж