— Не плачь, Энни, мы тебе нового купим, — донёсся из шезлонга голос мужа Элизабет. Мужчина был явно напуган этой сценой. Однако даже не попытался защитить меня. Я давилась рыданиями, утирала красные щёки кулаком, содрогалась и всхлипывала. — Когда ты плачешь, ты ещё противнее, — сморщилась Элизабет. — Заканчивай истерику. И тут… И тут я вдруг улыбнулась. Сквозь слёзы и отчаянье, сквозь красную пелену ярости. Потому что внезапно поняла, что наступит день, и я её убью. Пусть не сразу, пусть даже пройдёт несколько лет, но я обязательно отомщу Элизабет за её чёрствость и бездушие. Эта отчётливая, ясная мысль придала мне сил. Да, это случится Когда-нибудь я обязательно её убью…» — Надо же, какие страсти, — пробормотала я, закрывая книжку. — И, тем не менее, интересно. Ребёнка жаль. Если бы на мою Натку вот так же накинулась какая-то мегера — я бы вмиг уничтожила гадину. Но бедную маленькую Энни было некому защитить… 3. По стопам знаменитого японца Настя вернулась в десять вечера. — Шопинг — это увлекательно, — сообщила она с порога. Её красивые карие глаза загадочно блестели, в пухлой ручке она сжимала два бумажных пакета с фирменным логотипом. — Спасибо, что выгнала меня из номера с пачкой евро в кармане! — Пожалуйста. Настя попыталась прижать меня к своей объёмной груди и расцеловать в обе щёки. — Не надо нежностей! — отпрянула я. — Вот ещё! У французов уже научилась? Так, а что ты купила? — Я с сомнением осмотрела два крошечных пакетика. — Шарфики. Мне и тебе, — торжествующе объявила Настя и достала нечто яркое и блестящее, навевающее ассоциации с индийскими фильмами. — Мне-то могла ничего не покупать. — Захотелось. Ты так добра ко мне, Лена! — Вот ещё! — Привезла в Париж, поселила в шикарном отеле… А перед поездкой ещё и шмоток накупила. Да, пришлось приодеть слонёнка. Иначе Настя в своём мрачном траурном балахоне (после смерти любимой тётушки она с ним не расставалась) распугала бы всех клиентов в Вильпенте. Громадный выставочный комплекс был наполнен циркулирующей публикой, наш красочный стенд привлекал внимание, а значит, мы тоже должны были выглядеть в высшей степени очаровательно. Поэтому накануне отъезда я силком затащила Настю в магазин «Роскошная», где размеры меньше пятьдесят четвёртого считались смешным недоразумением, а дамы весом менее ста кило — ошибкой природы, и там мы выбрали несколько нарядов. — Какой у нас красивый номер! — подруга с удовольствием упала в кресло. — Ноги гудят. Уморилась. Боже мой, нам опять принесли эти восхитительные пирожные! И ты до сих пор ни одного не съела? — Погоди-ка. Ты ходила по магазинам целый день и купила лишь два шарфика? — Не только по магазинам, — взгляд Насти воровато забегал. — Я дошла до Лувра, а потом до Эйфелевой башни… Гуляла по Марсову полю. Это же Париж! — Ты обманываешь. Наверняка, зависла в каком-нибудь ресторане, где попробовала половину меню. Тупо спустила все деньги на еду! Настя! — Здесь всё такое вкусное, — проныла чревоугодница. — А что у тебя за книжка? — быстро сменила она тему. — Подобрала в кафе. — Вот видишь! Ты тоже была в кафе. — Но я там заказала бокал вина и кофе. — Я так не могу, — вздохнула Настя и взяла в руки книгу. — О чём она? Английская! — в её голосе звучало уважение. Когда я исправляю документы, написанные на английском, или разговариваю по скайпу с китайскими партнёрами, Настя смотрит на меня, как на какое-то божество. Сама она не знает ни одного иностранного языка. Да и по-русски пишет с ошибками. — Детектив? — Психологический триллер. Начало довольно интересное. Я решила тут же перевести для Насти первую страницу книги, но вовремя себя остановила: ещё не хватало, чтобы подруга тут же залилась слезами, проведя аналогию с собственной жизнью. Ведь её родители тоже погибли, когда ей было всего десять лет… *** В девять утра мы с Настей сидели на кровати в шёлковых пижамах и сортировали бумаги. — Триста предложений о сотрудничестве! — воскликнула Настя, перебирая визитки и буклеты. — Всего за четыре дня работы выставки! — А ты стонала и возмущалась все пять месяцев, пока мы готовились. Не понимала, зачем мы так горбатимся. — Я стонала вовсе не из-за дополнительной нагрузки, — напомнила Настя. Её голос дрогнул. — Ты же знаешь… — Да-да, конечно. Тебе пришлось нелегко. Впереди был целый день в Париже. Наш самолёт улетал из Руасси в три часа ночи. Моя авантюра — представить фирму на международной медицинской выставке — удалась на сто процентов. Эта выставка, ежегодно проводимая с семидесятых годов прошлого века, являлась одним из самых крупных и значимых мероприятий в своей отрасли. На этот раз в ней приняли участие двести тысяч специалистов из шестидесяти стран. Разве не впечатляет? И вот, в толкучку из пяти тысяч компаний протиснулись и мы, с нашей крошкой под названием «Медэкспорт». И всё время, пока мы работали на выставке, налаживая контакты и привлекая новых партнёров, меня не покидало ощущение дежавю. Я давно прошла весь этот путь, а теперь повторяла его заново, с самого начала. Два года назад я по глупости потеряла компанию. Разорилась дотла. И всё лишь потому, что считала себя самой умной, самой ловкой, и не верила, что и другие способны мыслить, создавать хитроумные конструкции, выигрывать. Думала, только я так могу. И получила по носу. А теперь у меня есть малютка «Медэкспорт». По сравнению с прошлой компанией — как той-терьер рядом с сенбернаром. Или камешек у подножья Аю-Дага… На выставке проходили тематические форумы, и я, безусловно, не могла не поучаствовать — раз мы приехали в такую даль, надо выжать из визита всё возможное. Я заблаговременно подала заявку и выступила на форуме с лекцией «Особенности российского рынка медоборудования: секреты успешного сотрудничества». Произвела на слушателей неизгладимое впечатление — и внешним видом, и осведомлённостью, и ораторским мастерством. — Как это у тебя получается! — восхищённо произнесла Настя, взирая на меня с благоговением. — Ты что, совсем не волнуешься, когда на тебя смотрят сразу сто человек? — Вот ещё! Да я от этого балдею. Жаль, что не двести! На самом деле, всё это было отголоском былой славы. Я ощущала себя актрисой, списанной со сцены… — Ты постоянно упрекаешь, что я ною из-за бедной Изабель. А ведь ты и сама всё время стонешь, — проницательно заметила как-то Настя. — Оплакиваешь потерянный бизнес. Тут мне крыть нечем. Да, я тоже постоянно ною, как и Настя. Наш блистательный бенефис на парижской выставке — сущая ерунда по сравнению с моими предыдущими достижениями. Так, жалкое трепыхание… Когда чёрная пелена тоски окутывает меня плотным коконом, когда я понимаю, что собственноручно подарила конкурентам результат семнадцати лет каторжного труда, я подбадриваю себя историей знаменитого японца Коносукэ Мацуситы — основателе компании Panasonic. И, хотя Мацусита был улыбчивым брюнетом и миллиардером, а я — стервозная блондинка, пережившая финансовый крах, мне нравится проводить между нами параллели. Скромность — не мой конёк! В конце второй мировой войны Мацусита тоже потерпел грандиозное крушение бизнеса, однако ведь выжил! Он начал работать в девятилетнем возрасте, в торговой лавке ему платили одну йену в месяц (когда я прозябала участковым врачом в районной поликлинике, то получала столько же). Он был ребёнком из разорившейся многодетной семьи, без связей, без образования. Но, несмотря на ущербные стартовые условия, этот уникальный японец построил грандиозную бизнес-империю — благодаря своему трудолюбию и умению ставить высокие цели. Он верил в безграничные возможности человека и говорил, что нерешаемых задач не бывает. Он раскручивал свою компанию не ради одной только прибыли — Мацусита видел своей целью развитие общества и улучшение жизни людей (а я потратила восемь лет и бездну сил на создание и продвижение на рынок уникального кардиологического прибора, способного помочь сотням тысяч больных). Вот высказывание Мацуситы, близкое моему сердцу: «Перед каждым человеком открывается своя дорога. Она может сужаться, расширяться, идти в гору или, наоборот, вести вниз. В пути нас часто ждут разочарования. Но лишь храбрость, настойчивость и упорство каждого человека помогут ему открыть свой истинный путь. Именно это и приносит настоящую радость»… В общем, не знаю почему, но с легендарным японским предпринимателем, родившимся в начале прошлого столетия, меня связывают неведомые кармические узы. В единственном вопросе мы расходимся — в отношении к подчинённым. Уж больно Мацусита с ними церемонился. Даже прощение у них просил в период кризиса, мол, простите, вы ни в чём не виноваты, это не вы плохо работали, а я плохо вами управлял… Ха! Да у меня бы такие слова застряли в горле! Я бы ими просто подавилась! Персонал надо муштровать. Итак, помня о Мацусите, я стараюсь верить в успех и работаю, не покладая рук. Возможно, через семнадцать лет мне удастся снова покорить вершину. Так, а сколько же мне будет?