— Да что вы? — удивилась Шарлотта. — Тогда мне ещё сильнее захотелось нанять вас в качестве консультанта. — Но у меня собственный бизнес. — Ах, Елена, у вас совсем маленькая фирма, — с улыбкой напомнила Шарлотта. — Маленькая фирма с огромным будущим, — уточнила я. — Моё время стоит очень дорого. — Я готова оценить ваши знания и опыт по достоинству. Я подготовила контракт, — Шарлотта протянула мне бумаги. — Ознакомьтесь, пожалуйста. *** — Думаешь, она спит с капитаном? — спросила Настя, когда мы возвращались в отель. — Иначе, зачем бы она его держала? — Возможно, чтобы управлять кораблём? — Тоже мне проблема. Что им управлять? Светофоров нет, скорость смешная. Тут бы и енот справился. — Ты так считаешь? Ну, значит, капитан у Шарлотты исключительно для секса. — Он мне понравился. Такой увалень. Мишка. Пока вы обсуждали детали, я пошла к нему на палубу. Он мне дал порулить. — Мы же никуда не плыли! В смысле, были пришвартованы! — Это не важно. Мужчина — огонь. Он придавил меня к штурвалу. — Я рада, что ты хорошо развлеклась на корабле. А ведь ныла — не пойду, протестую, сколько можно работать! — Ты, как всегда, оказалась права. — Вот! — Сколько раз я говорила себе: слушайся Леночку, она плохого не посоветует. — Подлиза. — Только пожрать ничего не дали! Что за люди! — Мы сюда не пожрать приезжали. У нас был сугубо деловой визит. — Но существуют же правила гостеприимства! Морковка, зелёная фасоль… Фу! Как можно давать это гостям! — Успокойся. Зато тебе предоставили живую игрушку — морского волка. — В общем, давай заедем в ресторанчик. — Никуда мы не заедем, у нас ещё чемоданы не собраны. — Успеем! *** Ночью, в аэропорту — а я отлучилась всего на минутку, чтобы купить в дьюти-фри обалденную кожаную сумочку — Настя раздобыла метровый багет, нафаршированный ветчиной и козьим сыром, и попыталась проглотить его одним махом, пока я не вижу. — О, опять жрёшь, — с отвращением констатировала я, приближаясь. — Ты же оторвалась в ресторане всего три часа назад. И вот… — Три часа! Я голодала целых три часа! — Самолёт не взлетит! Настя сделала судорожное глотательное движение и виновато заморгала. — Тебе не стыдно? — Стыдно. Я сама себя ненавижу. — Ладно, не давись. Горе ты моё. Худеть-то будем? — Будем, — страстно подтвердила Настя. — Завтра, во вторник. Начинать в понедельник — слишком банально. Наверняка ничего не получится. — Милая моя, уже и так вторник. Я обещала Изабель, что приведу тебя в чувство. Прошёл год. Ты набрала ещё десять килограммов. — Я мерзкая, жирная бегемотиха, — всхлипнула Настя и откусила кусок побольше. — Я знаю. Ничего не могу поделать. Ты вот смотришь на этот багет, и тебе на него наплевать. А я чуть с ума не сошла, когда его увидела… Ветчина такая розовенькая, тонко порезанная, белый сыр выглядывает — нежный, мягкий… А у багета корочка хрустящая… — Мне на него не наплевать, — отрезала я. — Запросто съела бы и один, и два. — Да ладно! Ты вообще есть не любишь. — Я это дело обожаю. Но надо сделать выбор. Или еда, или фигура. — Нет, ты всё равно меня не поймёшь, потому что ты красивая. Ты стройная. Ты никогда не была в моей шкуре. — Да. А знаешь, что бы я сделала, если б однажды утром проснулась в твоей шкуре? Проснулась бы и увидела, что у меня пузо торчит, как Джомолунгма, сиськи — как арбузы, а на талии — колесо от «БелАЗа»? — Я знаю. Ты бы сразу застрелилась, да? — Нет! Я бы заклеила рот скотчем и отправилась в тренажёрный зал. И не вышла бы оттуда до тех пор, пока вновь не превратилась в себя прежнюю. — Вот! — торжествующе воскликнула Настя. — Я и говорю, что ты никогда меня не поймёшь. Мне не с чем сравнивать. Я всегда была толстухой. С детства. Меня уже в первом классе дразнили жирной коровой и слонопотамом. — Ладно, доедай свой бутерброд, — вздохнула я. — Не люблю проигрывать. Но всё идёт к тому, что ты станешь ещё одним моим поражением. Я пообещала Изабель, что сделаю из тебя человека. И что? Ты же не поддаёшься никакому влиянию! — Даже самые великие люди на чём-то обламывались, — успокоила Настя. — Может, ещё возьмём кофейку с тортиком? *** В добавление к килограмму еды, съеденному в аэропорту, ведущий консультант компании «Медэкспорт» стрескала в самолёте полтора ужина, прихватив и мою половинку. Я не понимаю, как Изабель Бриссон удалось вырвать у меня обещание взять на работу её племянницу, однако это произошло. И с сентября прошлого года я участвую в качестве наблюдателя в научном эксперименте под названием «Сколько еды влезает в девушку». Много, очень много! К девушкам Настю можно отнести только по европейским стандартам. По российским меркам она уже старая кляча — ей перевалило за тридцать. Но так как Настя маленькая, розовощёкая и пухлая, да к тому же одинокая и бездетная (то есть абсолютно лишена бытовых проблем и воспитательных забот), то воспринимается она, действительно, как юная особа, а не зрелая женщина. Порой она мне и вовсе кажется маленькой девочкой — например, когда делает совершенно глупые ошибки в работе или с испуганным видом, пока не застукали, быстро-быстро лопает пирожное с кремом… Едва Настя появилась в офисе после моего разговора с Изабель Бриссон, я поняла, почему ей было нелегко найти работу — очевидно, она подвергалась дискриминации из-за внешнего вида. При росте метр шестьдесят (или около того) она весила центнер. Она, конечно, клялась, что не дошла до трёхзначной цифры, но я ей не поверила. Не каждый захочет держать в офисе такого слонёнка. Несмотря на приятные черты лица, улыбчивость и свежесть, работодатели Насте отказывали. А мне деваться было некуда — я дала обещание коварной мадам Бриссон. Месяц Настя рыдала, измученная моими наездами и придирками, но я не делала для неё исключения — это мой обычный стиль управления. Коносукэ Мацусита, бережно относившийся к персоналу, упал бы в обморок, услышав, как я ору на подчинённых. А если их не построить — они в два счёта развалят фирму, да ещё и станцуют чечётку на руинах. Нет уж. Буду руководить, как привыкла. Зря, что ли, меня называют стервой, асфальтоукладчиком и кактусом? Безрукие, бесталанные и бестолковые подчинённые меня бесят. Но, возможно, я перегибаю палку. Наверное, если бы удалось, благодаря науке, заполучить в штат парочку собственных клонов, я бы и к ним начала придираться и ругать их за нерасторопность… Настя выдержала, не сбежала. Она проявила потрясающую стойкость. Порыдав в уголке после очередного разноса, возвращалась на место с подредактированным макияжем и принималась за работу. Вскоре она стала делать гораздо меньше ошибок и едва ли не превратилась в мою правую руку. Кроме того, она была невероятно услужлива и заботлива. Постоянно — если в кабинете не было заказчиков и клиентов — делала мне массаж плеч, да такой искусный, что я едва не теряла сознание от удовольствия и уже подумывала о том, чтобы сменить сексуальную ориентацию. Ещё она взяла шефство над моим маникюром: меня всегда раздражала необходимость тратить в салоне два часа бесценного времени на коррекцию. Но ходить с ободранными ногтями я тоже не могла, статус не позволял. Я же не замученная домохозяйка, круглосуточно занятая на кухонно-очистительных работах, а шикарная бизнес-леди. Теперь Настя обслуживала меня прямо на рабочем месте — я протягивала ей руку, не отрываясь от компьютера или важных бумаг. Правда в последнее время, где-нибудь на третьем пальце она вдруг начинала рыдать. — Что?! — Я всегда делала маникюр Изабель… У неё были такие красивые руки! Моя милая Изабель… Она говорила, что даже во всей Франции не найдёшь такого мастера, как я.