— Я начинаю кое-что понимать. — Я тоже. Продолжу. Последняя запись и угадай от какого числа? — От восьмого сентября. — Да! Это было сегодня утром как раз за час до того, как… — Было совершенно убийство. — Да! Похоже она все-таки убийца. — Подожди, Бриз, не торопись с выводами. Читай дальше. — Ее беспокоит кошмар, в котором она сама себе рассказывает, как прошел ее день. Рассказывает правду. Она рассказывает мне про дом, про мужа, дочь. Она даже вспомнила, что ее трехлетнюю дочь зовут Катюшка. Рассказала о друге мужа. Вспомнила и его имя — Алексей. Конечно, в ее голове еще каша и она путает события, но память возвращается слишком стремительно. Пора убедить босса в необходимости ее убрать, пока она сама нас не уничтожила. Иван уставился на Александру: — Ну что, Пуля, по-моему, все очевидно. Эта пациентка и есть убийца. Она вспомнила что-то и решила отомстить или поняла, что ее хотят убить. Правда улик у нас нет, но у этой женщины действительно был мотив. Александра скривила такую гримасу, будто съела целый лимон без сахара. — Не разочаровывай меня, Бриз. Ты спешишь. Он улыбнулся: — А по-моему, все очевидно. — По-моему, эта женщина жертва. — Может жертва, решившая отомстить? Александра не ответила на улыбку и тяжело вздохнула: — Не думаю. Сейчас объясню. Тонкие как у пианистки пальцы стали перебирать бумагу. Он любовался этим зрелищем. Александра в работе была прекрасна: этот сосредоточенный взгляд, волевое лицо. Он мог бы помечтать, но решил не делать этого и перевел взгляд на ее бумаги. Сколько записей! Полицейские за такое время не нарыли бы и половины. Перед ним была поистине невероятная женщина. Александра, словно почувствовав настроение Ивана, опустила лицо еще ниже. Секунда и она бы уткнулась в белоснежный ворох. Наконец поиски завершились, и она заявила: — На тех фотографиях, что ты мне прислал очевидно: убийства совершены профессионалом — на это указывают экспансивные пули. Стандартное входное огнестрельное отверстие для девятимиллиметрового калибра, а вот выходное отверстие — огромная рваная рана. — Согласен. — Дальше. Такие пули… — Запрещены. — Именно, — кивнула Александра. — Но спецназ имеет доступ к такому оружию. — Да. Подходим к главному: убийца или охотник, или полицейский. — Согласен. — А я уже подумала, что теряю тебя, — она явно издевалась, но он не обиделся. На нее он обижаться не умел. Александра продолжила: — И дело не только в том, что из этих двух вариантов возможен только второй. Профессионал может выйти через главный вход и даже у всех на виду, но он никогда не станет вести себя, как испуганный зверь. И еще более уверенным тоном добавила: — Даже если это женщина. Иван сделал попытку опровергнуть ее версию: — А если у этой женщины сдали нервы? Или у нее начались эти ваши… — он замялся. Александра и так поняла продолжение и, не задумываясь, ответила: — Сомневаюсь, что профессионалу может помешать такая мелочь. — Но с другой стороны женщина-убийца могла выйти через черный ход. — Возможно, но тогда ваша версия несостоятельна: ведь ее видели с центрального входа. Она улыбнулась. Иван улыбнулся в ответ: — А как тебе версия Тарасевича? — О психопатке? Слишком поверхностно. Сомневаюсь, что это правильный вариант. — Тогда остается вариант ревности. — Его я бы вообще не стала рассматривать. — Почему? Его удивление было таким по-детски приятным, что вызывало сердечный трепет. Она снова начала рыться в записях, достала лист с синим текстом и прочитала: — Ревность как мотив для убийства вполне сойдет, но в нашем случае работал человек с холодной головой и твердой рукой. Ревность вышеперечисленное исключает, хотя… — Но ведь человек мог быть в состоянии аффекта, и тогда эти правила не работают. — Верно, поэтому ревность пока исключать все же не будем. Иван молчал, разглядывая ее записи. Все предположения, все ее мысли были здесь, на листках бумаги и, так или иначе, вели к жирно обведенному ядовито-желтым цветом кругу, а в нем будто, огражденный от всего мира притаился неизвестный злодей. Глава 6 Вспомни. Все началось с исчезновения. Помню, как в семь утра зазвонил будильник на мобильном, и я вскочила так резко, что закружилась голова. В семь пятнадцать я стояла под душем и пыталась справиться с подачей холодной воды: к ран, как всегда, барахлил, и я боялась, что держатель отвалится. Ему пора уже отвалиться, возможно тогда ты нако нец починишь этот чертов кран, но, видимо, не сегодня — о н все еще на месте. И да, я так и не смогла справиться с водой и теперь у меня покраснела кожа на большом пальце левой ноги. В семь сорок я поставила я блочный пирог в микроволновку, ведь с егодня у тебя был важный день и пом очь снять стресс мог только он — теплый бисквит с ароматными дольками. В восемь ты так и не вышел из спальни, и я пошла тебя будить. Наши комнаты располагаются напротив, и сначала я заглянула к себе проверить не проснулась ли Катюшка, но она, как всегда, спала так крепко, что вряд ли бы п роснулась, даже начнись война: э то умение досталось ей от моего отца. У него был сон, которому мы с мамой всегда завидовали. Затем я накрыла Катюшку красным одеяльцем с белыми слониками, тем самым, что мы купили на хендмэ йд-ярмарке неделю назад. О на его так любит: не заснет пока не укутается наподобие кокона и р аскрывается только утром. Наша бабочка … Бросаю взгляд на дисплей телефона — в осемь десять. Иду в твою спальню. Пора просыпаться, а то ты опоздаешь на новую работу, а я не хочу, чтобы у тебя начались проблемы в первую же неделю. Медленно поворачиваю ручку и слышу голос старины Элтона Джона: е го рок-н-ролл всегда вызывает у меня улыбку, ведь он пел в день нашего знакомства. Мелодия не замолкает и меня немного настораживает то, что ты не берешь телефон. Ну же, о тветь на звонок. Я приоткрываю дверь и первое, что мне попадается на глаза это мобильник: о н лежит на полу рядом с прикроватным столиком кофейного цвета. Вспоминаю, что не сварила тебе кофе, но ведь даже самый вкусный яблочный пирог потеряет долю своего очарования без чашечки ароматного напитка. Закрываю дверь и бегу вниз по ступенькам. Восемь пятнадцать. Пирог давно остыл, к офе готов и его аромат будоражит мои нервные окон чания. Как давно я не пила кофе! Ты все не спускаешься. С лышу, как к дому подъезжает машина и выглядываю в окно — э то синий «датсун». Алексей приехал. М ашу ему рукой и снова смотрю на часы — в осемь семнадцать. Нак онец раздаются шаги. Оборачиваюсь. Наверху стоит Катюшка: н адела твои тапки и с важным видом спускается с лестницы. На последней ступеньке я ловлю ее в свои объятия. Она смеется, и я в очередной раз отмечаю насколько она похожа на тебя. Твой цвет глаз. Серый. Твоя улыбка. Смех. Мне даже кажется, что у нее твой овал лица. Ничего моего. Забавно. — А где папочка? — спрашивает она с легкой обидой в голосе, и я понимаю, что у нее есть право на эту обиду. Из-за работы ты та к редко проводишь с ней время, н о теперь все изменится и у же к вечеру Катюшка перестанет дуться, а завтра, возможно, ты сам сможешь забрать ее из садика. Я знаю, она об этом мечтает. О тодвигаю стул, а Катюшка уже тянется за остывшим пирогом, хватает самый большой кусок и см еется. Я любуюсь на нашу дочь — н а нее невозможно не любоваться. Она даже ест в привычной тебе мане ре: быстро, толком не разжевывая. Каждый раз я боюсь, что она подавится. Я все время за нее боюсь. Катюшка доедает кусок и тянется за следующим. В такие минуты мне кажется, будто время останавливается. Может так оно и есть? Но тут раздается звонок в дверь. — Это папочка? — спрашивает Катюшка. — Нет, дядя Леша. Папа сейчас спустится, — отвечаю и понимаю, что здесь что-то не так. На Катюшке твои тапки, значит она была в твоей комнате, но почему тогда она тебя не видела? В голову лезут какие-то нелепые мысли о привидениях и человеке — невидимке, но мне не до смеха. Не успев открыть входную дверь, я бросаюсь к лестнице и, подходя к спальне, вижу все тот же мобильный на полу. Распахиваю дверь и не могу поверить своим глазам: п ростынь смята, одеяло свисает с кровати, но тебя нет. Конечно, ты мог быть в ванной, но пройти в нее можно только через мою спальню, а сегодня ты туда не заходил. Где же ты? Что за дурацкую игру затеял? — Мама, дядя Леша с прашивает, когда папа спустится? С лышу голос дочери и шаги Алексея. Г оворю, что ты, наверно, в гараже и бегу туда прямо в тапочках, хотя и не понимаю, что тебе может там понадобиться, ведь у нас нет машины. Пахнет краской и бензином, н о там пусто: м ожет, ты как-то сумел незаметно пройти в гостиную? Несу сь обратно в дом, бегу в гостиную. В глаза бросается диван со слегка об шарпанной зеленой обивкой — я никогда не любила этот диван. Мы должны были его выбросить, но тебя все время что- то останавливало. Совершенно не вовремя я думаю о том, что теперь выброш у эту рухлядь. Пробегаю глазами по стеклянному столику — з десь мы всегда играем в карты. В голову лезут воспом инания о нашей последней игре. Кажется, я выиграла или ты? И эта была игра на желание? Или на раздевание? Да, кажется, Катюшка тогда спала, на мне было жемчужное белье и мы … Что за мысли?! Зачем-то заглядываю под диван: т ебя там, конечно, нет, но я нахожу старую открытку. Ее Алексей подарил на наш первый юбилей и красными буквами на ней выведены слова «МЕЧТЫ СБЫВАЮТСЯ!»