* * * Геракиону, столице Зекоррии, посчастливилось стать пристанищем Главной Церкви Святого Света – огромного собора, построенного в подражание древнему храму Создателя. Безвкусная домина затмевала все прочие здания города. Ее тень не дотягивалась лишь до халуп, стоявших на самом отшибе. Так и с людьми – те, кто не следовал Пути, оказывался на обочине жизни. Их считали отщепенцами. Было гораздо проще признавать на словах Пресветлого Владыку, чем ловить на себе презрительные взгляды, какими смотрят на прокаженных. Печально покачав головой, Варгус на всякий случай надвинул на лицо капюшон. Хотя к иностранцам в городе были привычны, лучше не мозолить глаза, учитывая цель его прихода. Огромные двери храма легко отворились. Здесь не было ни замочных скважин, ни засовов, ни задвижек. Церковь всегда ждала прихожан, а священник днем и ночью был готов предложить наставление. Взгляду Варгуса предстали высокий изогнутый потолок, витражи и длинные ряды жестких деревянных скамей. Пол, выложенный золотистым камнем, блестел от света тысячи свечей. Не довольствуясь тем, что в его честь воздвигли огромный храм, Пресветлый Владыка пошел еще дальше. Весь потолок церкви занимали картины, живописавшие то, как он сотворил мир, научил первых людей сеять хлеб, разводить огонь, пахать землю и далее в том же духе – всего девять благодеяний, на которые он бессовестно заявлял права. Варгус лишь скользнул по ним взглядом, но остановился перед маленькой фреской в самом дальнем углу. Вот она, истина – или, во всяком случае, что-то близкое к ней. Хотя цвета потускнели, краска облупилась и фреска на первый взгляд представляла собой сплошное черное пятно на белом фоне, Варгус различил на ней фигуры, пировавшие за длинным столом. Двадцать восемь мужчин и женщин. Собрание, какое ни один смертный, кроме художника, не видел от начала времен. Мимолетный каприз одного самолюбия, которому другие потворствовали. Эта встреча никогда не повторится – некоторых ее участников уже нет в живых. Фреска изображала богатый пир: тяжелый стол был уставлен едой со всего мира. Зал озаряли свечи на столе и фонарь в руке маленького мальчика. Возле камина, следя за огнем, сидела девочка с лицом, измазанным сажей. Пламя омывало зал золотым сиянием и разгоняло тени до самых дальних углов, где маячили еще несколько лиц. С тяжелым сердцем Варгус отвернулся от фрески. Не обращая внимания на золотые узоры, мраморные статуи и прочую безвкусную роскошь, он уставился на сгорбленную фигуру в первом ряду. Хотя человек за все это время не шелохнулся, Варгус не сомневался: его заметили. Несмотря на поздний час, они были не одни – поодаль склонили головы в молитве еще несколько верующих. Не глядя на них, Варгус сел на скамью за спиной у человека в первом ряду. Молодой и слишком услужливый священник кинулся было навстречу, но Варгус метнул в него такой взгляд, что тот внезапно вспомнил о каком-то срочном деле и поспешил прочь. – Помнишь ту ночь? – спросил Варгус. – Мы несколько дней пировали. Еды было столько, что стол трещал. Сгорбленный человек распрямился и откинул с головы белый капюшон. – Не люблю об этом вспоминать, – сказал Пресветлый Владыка. – Столько всего случилось с тех пор, – продолжал Варгус. – Кое-что – чуть ли не вчера. – Ты мне угрожаешь? – Делюсь наблюдениями. Владыка, ни разу не взглянув в его сторону, смотрел на идола себя самого, застывшего в благословляющем жесте. – Зачем ты пришел? – Сказать тебе, что война окончена. На западе еще неспокойно, но со временем все уляжется. – Рад это слышать. Мне было очень тревожно наблюдать, как Тэйкон извратил мою веру и религию Всеблагой Матери. – Пресветлый Владыка поежился. – Спасибо за добрые вести. Варгус выдержал долгую паузу и наконец произнес: – Я знаю, что это был ты. Пресветлый Владыка впервые повернулся к нему. – О чем ты? – Ты обучил Чернокнижника. Ты показал ему Искусства, которые люди забыли много веков назад. Грезохождение, например. И артефакт-паразит с той стороны Завесы – твоих рук дело. – Что за нелепость? Зачем мне это? Варгус пожал плечами. – Молодость, невежество и алчность. Несмотря на всю свою силу, ты хочешь большего. – Я с каждым днем становлюсь все могущественнее. Зачем мне рисковать и посвящать в тайны простого смертного? – Это единственное, чего я не знаю. – И у тебя есть доказательства? – усмехнулся Пресветлый Владыка. – Артефакт уничтожен. Безумный король и Чернокнижник мертвы, да и вряд ли ты был настолько глуп, чтобы учить их напрямую. – Я уважаю тебя, Варгус, но твои обвинения глубоко оскорбительны. Ты считаешь, что я вмешался в дела смертных, а это запрещено, как всем нам недавно напомнили. Варгус, зарычав, подался вперед, однако Пресветлый Владыка не шевельнулся. – Да, это запрещено, мальчишка, и наказание тебе не понравится. – Вижу, ты очень любишь угрозы… Вряд ли тебе есть чем подкрепить их, – насмешливо произнес Владыка. Здесь, в самом центре своего культа, в стране, где почти все население составляли его последователи, он чувствовал себя в полной безопасности. Однако его самоуверенность пошатнулась, когда на губах Варгуса заиграла ухмылка. – Ты прав, – согласился тот, заставив Владыку еще больше нахмуриться. – Доказательств у меня нет, но это и не суд. Нет ни судьи, ни присяжных – только исполнение завещания. – Ты не посмеешь. – Правда? – Варгус с хладнокровным видом откинулся на спинку скамьи. – Что, по-твоему, случается с теми из нас, кто живет в одном теле слишком долго? Ты представляешь, как это влияет на разум? – Не понимаю тебя, – сказал мальчишка. – Ну, еще бы. Ты дитя, тебе нет и тысячи лет. Но Создатель – он был здесь почти с самого начала. За это время он стал могущественнее всех нас вместе взятых – и все же попал в ловушку собственного искалеченного тела. Его разум гнил заживо. Бывали и прояснения, но с каждым годом все реже. Все свечи в храме дрогнули, как одна. Лицо мальчишки исказилось от ужасного прозрения. – Это был ты, – прошептал Пресветлый Владыка. – Он умолял меня, – хрипло сказал Варгус. – Жизнь стала для него невыносима. Он сам вложил мне в руку оружие. Вся краска сбежала с лица Пресветлого Владыки, и оно стало одного цвета с его плащом. – Но… с такой силой, как у него, он должен был вернуться. – Он почти сразу родился заново – у бесплодной женщины, – однако прошло слишком мало времени. Его разум не успел оправиться. Он позвал меня с другого конца света, и я пришел на зов. Я задушил его в колыбели. Это повторялось снова и снова. Наконец, он родился целым, ибо он вечен. Он, но не ты. – Пощады! – взмолился Пресветлый Владыка. Варгус понял его по-своему. – Да, я пощадил его, когда убил первый раз. Тело погибло, и я развеял его сущность, а Лето разнесла его по всему свету. – Сжалься, Плетельщик! Варгус опять подался вперед, и Владыка отпрянул в страхе. – Если ты еще раз сунешься в дела смертных, я тебя уничтожу. А потом найду младенца, в которого ты переродишься, и разобью тебе голову. Я буду убивать тебя снова и снова, пока твоя звезда не зайдет, а силы не угаснут. Ты останешься в Пустоте, глухой, слепой и немой, а потом превратишься в Ничто. Ты меня понял? Пресветлый Владыка судорожно закивал. – Я с тебя глаз не спущу, мальчишка. Не дожидаясь, пока тот начнет оправдываться или умолять о пощаде, Варгус отвернулся и медленно вышел из церкви. Глава 49 Откуда-то из темноты поманил голос, и вместе с ним пришло обещание тепла. Продираясь сквозь туман, Балфрусс чувствовал, как солнце согревает лицо. Просыпаться было так сложно!.. Казалось, он долго брел через трясину и наконец ухватился за настоящий мир. Балфрусс сел в постели и обвел взглядом незнакомую комнату. Обстановка была простая – единственная кровать, таз и кресло, в котором дремал человек. Спальня больше напоминала тюремную камеру, прочная деревянная дверь усиливала первое впечатление. Из высокого окна падал солнечный свет. Судя по почти отвесным лучам, время шло к полудню. Человек в кресле выглядел знакомо, но маг не сразу узнал его. Без доспехов тот казался меньше, хотя глазная повязка, шрамы и топор по-прежнему выглядели зловеще. Морщинистое лицо гостя выдавало крайнее изнурение. Под глазами темнели круги, и даже сон не разгладил напряженные складки на лбу. Балфрусс опустил глаза и увидел, что одет в длинную коричневую рубаху до колен. Теперь, когда он попривык к обстановке, в нос ударил знакомый неприятный запах – запах немытых тел, крови и смерти. Он и сам не благоухал, но из-под двери тянуло гораздо хуже. Значит, лазарет. Должно быть, он еще в Чарасе. Встать на ноги оказалось не так-то легко – пришлось опереться о стену. От усилия затрещали кости в ногах и спину свело от боли. Когда нахлынули воспоминания о недавних событиях, Балфрусс с трудом поверил, что отделался так легко. Оставив Граэгора спать, он на цыпочках вышел из комнаты и отправился на поиски ванны и свежей одежды. Какой-то врач, спешивший по своим делам, при виде него замер и разинул рот, не в силах произнести ни слова. Когда Балфрусс спросил его, где можно принять ванну, тот лишь ткнул пальцем в конец коридора. Пройдя еще немного, маг встретил сиделку, которая с таким же потрясенным видом отправила его дальше. Наконец, он нашел купальню и, не задерживаясь в парилке, направился прямо к медным ваннам, отослав прислужника. Балфрусс подставил ведро под насос и принялся наполнять ванну. Было приятно, навалявшись в постели, дать работу рукам и плечам. Он явно провел в лазарете приличное время, но поправился не до конца. Судороги в теле утихли, зато в ногах и пояснице вновь начались колики. Когда ванна наполнилась холодной водой, Балфрусс понял, что не может откладывать то, чего с ужасом ждал с тех пор, как проснулся. Он собрал волю и потянулся к Источнику. Сила легким и мощным потоком наполнила все его существо. В глубине души маг испытал огромное облегчение и в то же время был разочарован тем, что ничего не изменилось. Бездонный колодец силы взывал к нему, как всегда, но искушения, которого Балфрусс так боялся, не было. Он направил в воду тонкую струйку силы. Скоро из ванны повалил пар. Балфрусс насыпал в нее соли с травяными экстрактами, приготовил мочалку и кусок грубого мыла. Горячая вода уняла ноющие мышцы, и на какое-то время он забыл обо всем на свете. Когда вода начала остывать, маг докрасна натерся мочалкой. Отросшую и свалявшуюся бороду он кое-как обкорнал ножницами. Догадливый прислужник сложил за дверью стопку чистой одежды. Штаны пришлись впору, а вот рубашка оказалась длинновата в рукавах. Балфрусс закатал их до локтей и обулся. Сапоги были его собственные и сидели на ноге так уютно, что от удовольствия Балфрусс издал протяжный вздох. А затем отправился на поиски чего-нибудь съестного. На пути из лазарета никто не пытался остановить его, но каждый, чем бы он ни был занят, бросал дела и провожал мага взглядом. Балфрусс надеялся, что, выйдя на улицу, избежит чужого внимания, однако все повторилось и там, только людей стало больше. Когда он подошел к лотку с фруктами, торговец наотрез отказался брать у него деньги. Точно так же повел себя и хозяин пекарни, в которой Балфрусс хотел купить хлеба и сыра. После недолгой прогулки он нашел тихую площадь, где можно было поесть в одиночестве и на некоторое время притвориться, что все в порядке. Оба торговца в своем желании поскорее отделаться от него всучили Балфруссу слишком много еды, однако он так оголодал, что съел все до последней крошки. Хлеб был теплый и очень вкусный, а ягоды – до того сочные, что пальцы перепачкались в сладком сиропе.