В дверях они поцеловались – сухо, как губка с грязной поверхностью. Монтгомери прошел к «гольфу», обогнул его, бросил взгляд в зеркало заднего вида – нет ли кого в салоне. Бекки уже ретировалась внутрь. – Этакая возвышенность, – пробормотал он и сел за руль. Когда десятая миля подошла к концу, первое, что Монтгомери увидел, – заправочную станцию с мелким магазинчиком при ней. Огромная вывеска над дверью сообщала: «ПОПОВЬЯ ЛАВКА». Хмыкнув, Монтгомери проехал мимо и принялся обследовать городок. Или назвать местечко иначе – поселок, община? Любое из этих слов в данном случае смахивало на предельно вежливый эвфемизм. Но атмосфера тут царила приятная, как и подобает тихой гавани. Маленький городок из числа тех, где время течет медленно и ничего из ряда вон не происходит – вот что собой представлял Минанетт. А может, он испытывал такое облегчение лишь потому, что на время оказался вдали от Бекки. От ее взгляда затравленного зверя. Он миновал автоматизированную прачечную с вывеской «Минанеттский чисторан». Были тут и почтовое отделение, банкомат в будке, похожей на общественный нужник, и россыпь лавчонок. Вблизи дороги примостилось несколько домов. Как асфальтовые, так и глинистые дорожки разбегались от них во все стороны, уводя куда-то популяцию городишка, которая, согласно Дину, насчитывала около пяти сотен душ. Монтгомери цифра виделась внушительной, но не так уж много требуется от поселка, чтобы обслужить пятьсот человек. К тому же неподалеку находились Ливингстон и Лафкин: если чего-то не было здесь, можно было сыскать там. Он поехал дальше. А вот и школа – местный ее аналог, ужасно маленькая и, надо думать, обслуживающая все классы, от начальных до старших. За ней – лес по обе стороны дороги. Экскурсия по поселку с гордым названием Минанетт подошла к концу. Развернувшись, Монтгомери поехал обратно к «Поповьей лавке». Вот там, надо думать, кипела жизнь. Перед бензоколонками стоял припаркованный пикап. Старикашка в заляпанной серой форме накачивал его топливом, когда Монтгомери подрулил и вышел наружу. Впервые он заметил, насколько тут свежий воздух. В Гэлвистоне всегда пахло так, будто какой-то гигант размахивал своим несвежим бельем перед аэродинамической трубой. Старикашка в форме заправщика обернулся и стрельнул в Монтгомери глазами. Его взгляд обшарил новоприбывшего с головы до пят, подмечая: раньше этого типа не было. Монтгомери кивнул ему. – Щас подгребу, – пробухтел старик. – Не торопитесь. Длиннопалая коричневая длань показалась из окошка пикапа и вручила старику – тому самому Попу? – несколько банкнот. – Сдачу отсчитаю, – сообщил старик. – Щас. – Жду, – ответствовал женский голос. Монтгомери он понравился. Бархатистый, с подспудными сельскими нотками. Такие голоса обычно у дам, что пьют виски, не разбавляя, всегда обретаются в кругу мужчин и, очутившись в одной с тобой постели, обвивают, подобно кольцам анаконды. Секс. Вот о чем он сейчас думал. Почему бы и нет? Какой ты, оказывается, пронеслась мыслишка. Примерный, понимающий муж. И все-таки он чуть прошел вперед – туда, откуда можно было заглянуть в кабину пикапа. Лицо водительницы ему понравилось. Ширококостное, но привлекательное. И даже очень. Макияжем она не пользовалась. Каштановые волосы ниспадали до плеч. Повернувшись, она уставилась прямо на него. Глаза – большие, как у оленя. Улыбка – еле заметная, из уголка рта, завлекающая. Да нет, это ему все кажется. Просто дружеская, ничего более. Она подмигнула. Нет, сэр, не просто дружеская. Монтгомери ухмыльнулся. Простушка, но эффектная. Почему-то временная – временная ли? – неспособность Бекки принять его в сексуальном плане заставляла чувствовать себя кастратом. А эта дамочка могла бы тебя немного встряхнуть… Нет у тебя яиц, Монти. И никогда не было. Вот в чем твоя проблема. Так когда-то говорил отец, и его голос восстал из закоулков памяти, заполонив голову. Когда отец говорил это, он, само собой, был зол… очень зол на него за то, что Билли Сильвестру сошли с рук издевательства над братиком. Тогда его почему-то не особо это зацепило, но сейчас, когда Монти стал старше (или просто выше ростом?), каждое слово словно налилось ядом, впившись в душу изнутри. Может, папаша был прав? Нет яиц – отсюда все беды. Да шел бы он, папаша, к черту. Монтгомери подмигнул в ответ, и она вдруг зарделась. Такого он не ожидал. Какая странная комбинация – на вид типичная фермерша, но при этом стесняется внимания. Может, подумал он, неожиданно сконфузившись, ей просто что-то в глаз попало, а мне показалось, что она подмигивает. Вот, блин, ловелас. Опять себя выставил на посмешище. Тут вернулся Поп со сдачей. – Ну, Марджори… Теперь Монтгомери не видел ее лица – только спину Попа и его седую голову. – …девять долларов и пятнадцать центов твои. – Спасибо, Поп, – поблагодарила она. – Да не за что. Заезжай еще. Она вывела пикап с подъезда к бензоколонке, и Монтгомери проводил ее машину взглядом, гадая, повел ли он себя неправильно. В конце концов, не так это и важно, наверное. Он ведь никогда больше ее не увидит. – Что для вас, мой юный друг? Юный друг? Совсем как в фильмах, подумал Монтгомери. – Для меня – кое-что из магазина, и немножко бензина. – Немножко бензина будет стоить вам множко денег. Налоги задрали до небес. Кое-кто из местных обвиняет меня – а я тут вообще не при делах. Я что, по-вашему, похож на какого-нибудь вонючего араба? Продаю так дешево, как могу. Сбавлю в цене больше – вылечу в трубу. – Нет. – Что – «нет»? – Нет, вы не похожи на араба. Поп хохотнул. – Ну да, понял. Вам, значит, заправить машину? На сколько? – Полный бак. Подкатив «гольф» к бензоколонкам, Монтгомери зашел в лавку. Та будто целиком и полностью была вырезана из прошлого и перенесена сюда, в настоящее. Мелочовка и безделушки везде – на гвоздях и полках, по углам, без всякой логики в расстановке и намека на классификацию. Почти каждый товар – в тонком одеянии из пыли. Довольно много реликтов из времен попроще да пораньше: изобилие гелей для волос всяческих марок, среди которых пара-тройка вымерших; зубная паста настолько старая, что почти наверняка – заживо окаменевшая в тюбике; коробка с комиксами, на боку которой читалось: 5 ЦЕНТОВ – БЕРИ НАУГАД! Из кипы журналов только горстка самых верхних отсутствовала. – Тут всякая интересная старина, Поп. Не возражаете, если я буду так вас звать? Старик едва появился в дверях, вытирая руки тряпкой. – Чегось? – Говорю, у вас много старых товаров. Можно так к вам обращаться – Поп? – Конечно, зовите меня как угодно, коли зовете на обед. Кстати, машине вашей не так много и нужно, как оказалось. – Это «Фольксваген-Гольф», они по природе неприхотливые. – Знаете, ничего личного, но я бы на этих забугорников полагаться не стал. Монтгомери улыбнулся. – Так вот, насчет старины… – А чего насчет нее? Так и есть, скрывать не стану – кой-чего тут уже четверть века пролежало и еще столько же, наверное, пролежит. Поп прошел за пыльную стойку со стеклянной перегородкой и уселся на стульчик. Монтгомери подошел ближе – посмотреть, что развешано на стене за стеклом. Там были пластиковые наживки в виде мух, почти все выцветшие, а еще – огромная арахисовая карамель в форме колеса в пленке, сделанная навскидку году в 1948-м. – Рыбачите? – поинтересовался Поп. – Да, подумывал сегодня либо завтра закинуть удочку. – Вот. – Поп пошарил под стойкой и достал одну из мух. – Эту попробуйте. Их больше не делают, незнамо почему, но рыба на них клюет, это точно. У меня до сих пор одна такая водится, и я на нее еще ловлю. Вот, берите просто так, задарма. – Как щедро с вашей стороны. – Да пустяки. Все равно никто это дерьмо не берет.