— Так случилось, что я гений. Всегда пожалуйста. — Я не благодарила тебя, придурок. — А следовало бы. Опять же, где твои манеры? — Это ты говоришь мне о хороших манерах, когда у самого есть склонность загонять людей в угол, как у отморозка? — Я предпочитаю слово наблюдателя. Я усмехаюсь, моя грудь почти разрывается от наглости этого проклятого человека. — Прогуляешься со мной? — он спрашивает, как какой-нибудь средневековый джентльмен, которым определенно не является. Я вздергиваю подбородок. — Ты ожидаешь, что я скажу «да»? — Нет, именно поэтому я вежливо спросил. Следующий раз будет не таким вежливым, поэтому я предлагаю тебе принять предложение, пока оно действует. — Пошел нахуй. — Как я уже упоминал, я предпочитаю дырки, Мия. Не забывай. В любом случае, мы переходим ко второму этапу, — его голос понижается. — Пойдем со мной, или я попрошу Майю вместо этого. Мой позвоночник дергается. — Ее сегодняшние занятия закончились и, вероятно, она фотографируется для социальных сетей в Pin Café, где проводит время. Полагаю, если я пойду туда, то найду ее через пятнадцать минут. Стоит ли мне так и сделать? — Я перережу тебе горло, прежде чем ты заговоришь с ней. — Ты имеешь в виду, погуляю с ней. — Прекрати. Он выпрямляется, пожирая взглядом горизонт и мой воздух. — Есть только один способ прекратить это, и как я уже сказал несколько минут назад, если ты, блять, пойдешь со мной. Каждая молекула во мне требует, чтобы я ударила его по лицу и вдавила осколки солнцезащитных очков в его чертовы глаза. Но я достаточно умна, чтобы понять, что мои действия не будут гарантировать безопасность Майи. Она склонна чаще всего западать на мужскую внешность, и, если этот ублюдок воспользуется очаровательной картой, которой он так хорошо владеет, он может убедить ее, что никогда не собирался причинять боль Николаю. Будет флиртовать и соблазнять ее, пока не доведет ее до саморазрушения. Потому что этот мудак делает это постоянно. Он разрушает вещи, и разрушает основательно, не оставляя им шанса на выживание. Мои пальцы сжимают фраппучино, холодный конденсат никак не смягчает вулкан, бушующий в моих венах. — Давай погуляем позже, — показываю я, одаривая его своим самым страшным взглядом. — У меня сейчас занятия. — Занятия могут подождать, — он хватает меня за локоть, пальцы почти ломают кость. — А я – нет. Он тянет меня с такой силой, что я теряю равновесие. Фраппучино падает и расплескивается по земле, сливки и кофе образуют ужасное место убийства. Зловещий образ остается в моей голове, когда он тащит меня за собой с ослепляющей силой. Я пытаюсь оттолкнуть его руку, вцепиться в кожу и причинить боль, но опять же, он едва ли человек и определенно бесчеловечен, поэтому ничего по-настоящему не чувствует. В своих попытках освободиться я не замечаю, что мы уже за пределами кампуса. Лэндон потащил меня к припаркованной машине в уединенное место на безопасном расстоянии от колледжа. Я знаю, что это его машина, потому что однажды видела ее в особняке Элиты. Специальное издание, матово-черный McLaren с уникальной блестящей отделкой сбоку. Машина выглядит такой же неуловимой, как и сам мудак. Он отпускает меня, затем снимает толстовку и солнцезащитные очки. Я часто забываю, насколько Лэндон незаконно привлекателен, даже в повседневной одежде. У него царственная осанка. Подтянутое тело, широкие плечи, тонкая талия и подходящий рост. Все в нем – совершенство – от его взъерошенных волос до легкой щетины на сильной челюсти. Даже его единственный недостаток, родинка в уголке правого глаза, еще больше усиливает проникающее очарование. Обманчивое очарование, которое он носит как постоянную маску. Или, возможно, оно не так уж и постоянно. Он, конечно, не терял времени даром, преследуя меня и показывая свое истинное лицо, следуя моему потрясающему плану кровавой бани. — Зачем ты привел меня сюда? — я показываю. — Я не мог надолго оставаться на территории Язычников, иначе какой-нибудь шпион направил бы твоего брата и кузенов в мою сторону, и началась бы резня. Для них, не для меня. — Перестань бредить. Ты никогда не смог бы победить моего брата, Килла и Джереми. — Но я уже делал это. Бесчисленное количество раз. И могу сделать это снова, если тебе нужны осязаемые доказательства того, что я сильнее всех Язычников. — И все же, малыш, я умудрилась устроить тебе освежающую ванну из свиной крови, — я мило улыбаюсь, сопоставляя его дикую энергию со своей. — Однажды. — Я могу сделать это дважды, если ты не свалишь ко всем чертям от меня и моей семьи. — Твои провокации заводят, поэтому, если ты не в настроении встать на колени и подавиться моим членом, я бы посоветовал тебе воздержаться от таких небрежных поступков. Он указывает на маленькую складку у себя в штанах в качестве яркого доказательства своих слов. У меня такое чувство, будто мои щеки вспыхнули. — Ты больной ублюдок. — Все так говорят. Не будь частью стада. Это скучно и бессмысленно. — Ты когда-нибудь думал, что, если все говорят одно и то же, то в этом есть доля правды? — Определенно нет. Все склонны застревать в нейротипичном, пустом цикле, к которому я, к счастью, не принадлежу. Я делаю паузу, мой разум возвращается к тем временам, когда все эти психотерапевты пытались сделать из меня нормального человека. А я отказывалась подчиниться. И до сих пор продолжаю. Мне чертовски ненавистны терапевты и их отношение «лучше тебя». Мне ненавистно то, чувство в их присутствии – словно я маленькая, ненормальная и не подхожу обществу. Возможно, Лэндон чувствует то же самое, когда сталкивается с миром из-за того, что его разум устроен иначе? Ненавидя себя за то, что подумала о его точке зрения даже на мгновение, я свирепо смотрю на него. — Мы закончили? — Далеко нет. Мы даже не начали. — Ты сказал мне пойти с тобой, и я выполнила свою часть сделки. Поэтому мы закончили. — Пока что нет, — он открывает машину. — Я тебя кое-куда отвезу. — С чего ты взял, что я куда-то поеду с тобой? Он, кажется, разочарован, поскольку выглядит скучающим. — Я думал, ты умнее. Не заставляй меня ставить тебе ультиматум. Мы уже пробовали, и для тебя это не совсем хорошо кончилось. Я собираюсь разнести голову этому ублюдку и посмотреть, как он истекает кровью до смерти. Но откладываю эту мысль на другой день и говорю с фальшивой насмешкой: — Мне жаль тебя. — Жаль? — Ты можешь преуспеть, только угрожая и выдвигая ультиматумы. Должно быть, так грустно быть тобой. — Напротив, власть над толпой вызывает эйфорию, — его вызывающе великолепная улыбка остается на месте, когда он выставляет подбородок вперед. — Садись в машину. — Не хочу. — Мне похуй. Должно быть, так грустно быть тобой, — повторяет он мои слова с этой чертовой улыбкой, которую у меня так и хочется стереть с его лица. Он подталкивает меня вперед, положив ладонь на мое плечо. Я проскальзываю внутрь с ворчанием и толкаю его, чтобы он убрал руку. Единственная реакция психа – усмешка и покачивание головой.