— Кроме того, мы также откроем гуманитарные вузы, некоммерческие благотворительные организации, — продолжал собеседник рисовать радужные перспективы. — И это не говоря о таких мелочах, как наши заводы — Российская Империя получит право создавать наши товары, привлекая своих подданных с огромного рынка труда. Разумеется, ваши собственные компании смогут получить опыт наших управляющих, и с тем выйти на международный рынок. — Я не смогу распродавать земли Российской Империи, — обозначил границу своего прогиба Романов. — В этом нет нужды, — сахарно улыбнулся британец. — Моего короля устроит и бессрочная аренда с некоторыми налоговыми поблажками. Звучало безумно соблазнительно, конечно. Правда, был тут ряд тонких моментов — скорее всего аренду попросят за три рубля, а вся выручка будет утекать в Британию, но… Виталию Алексеевичу подумалось, что это не такая уж и высокая плата за трон. Ему главное сесть, а там он быстренько придумает, что делать. А может, и делать ничего не надо будет, и так сойдет. Но отвечать сразу, конечно же, нельзя было. — Мне нужно подумать. — Само собой, Ваше Величество, — вновь улыбнулся собеседник. — Когда мы прибудем в Саутгемптон, вы получите на руки соответствующие документы со всей конкретикой. Вы ведь прекрасно понимаете, я всего лишь исполнитель воли Его Величества. С его непосредственным предложением вы сможете ознакомиться в номере гостиницы, которая уже ждет вас. Естественно, для вас уже приготовлены покои, соответствующие вашему высокому статусу. Виталий Алексеевич величественно кивнул, а его собеседник же откланялся, как и положено удаляться от монарха. Романов же снова глотнул виски, лениво рассматривая сусальную роскошь ресторана. То, что британец поскакал телеграфировать в Лондон о предварительных результатах переговоров, Виталия Алексеевича не слишком беспокоило. Он выжил, имеет влияние среди западных партнеров, и те с радостью готовы инвестировать в его венчание на царство. Этого Романову было вполне достаточно на сегодня. Он сядет на трон Российской Империи и будет более дальновидным, более гибким политиком, чем брат. А что для этого придется обагрить руки родной кровью… Будущий император как-нибудь вымарает этот момент со страниц учебников истории. Виталий Алексеевич снова глотнул виски, и на этот раз тот показался ему не таким уж и скверным. Глава 19 Москва, ателье госпожи Горяиновой Госпожа Горяинова была невысокой миловидной женщиной, широко известной среди юных аристократок своими работами. Попасть к ней на пошив одежды считалось невероятной удачей, ведь очередь у швеи всегда была не меньше тридцати человек, и забивалась она в тот же день, как открывалась запись. Но у княжны Демидовой всегда был особый талант получать желаемое. — Четыре вечерних платья за две недели? — спросила женщина спокойным тоном, окидывая вошедших к ней девушек чисто профессиональным взглядом. — И четыре костюма, — напомнила Дарья. — Возьметесь? Швея молчала, и княжна мягко проговорила: — Мы будем вам очень, очень благодарны. Отказывать княжне — затея скверная, браться за работу, которую невозможно выполнить в срок — еще хуже. А потому госпожа Горяинова не спешила. — Зависит от того, что вы закажете, — осторожно ответила швея. — Можете посмотреть этот каталог эскизов. — Вы их кому-то уже показывали? — как бы невзначай уточнила Нарышкина, уже начав листать папку с толстыми листами с карандашными набросками. — Только вам, — вежливо улыбнулась женщина и добавила чуть дружелюбнее: — Чай? Кофе? Вина? — Вина, — ответила за всех Мария, раскладывая на низком стеклянном столике рисунки, сортируя их по особой женской логике. Девушки расселись на диванчики вокруг столика и принялись тасовать эскизы, передавая их друг другу. Василиса полагалась на более опытных подруг, а потому просто молча просматривала платья. У Корсаковой хоть и было прекрасное образование, но в модные аристократические аксессуары ее не готовили, а потому о том, как нужно выглядеть на приеме у самого императора, представление она имела смутное. Анна же, наоборот, прекрасно понимала, что и как будет, но тоже сохраняла молчание с вежливой улыбкой на губах. Румянцева не до конца понимала, чего ей ждать от этого филиала серпентария, но Кирилл попросил наладить контакты, а Василиса ей просто нравилась своей неиспорченностью высшим обществом. А потому боярышня старалась держаться поближе к невесте Мирного. В конце концов, Александра она знала и примерно понимала, чего можно ждать от его избранницы. — Слушайте, а может, нам снова явиться в одном стиле? — вдруг подала голос Нарышкина, когда эскизы в ее руках пошли по второму кругу. — Покажем всем наше единство, сейчас это важно. — Важно, — согласилась Демидова, рассматривая рисунок какого-то платья на вытянутой руке. — Но шутка, повторенная дважды, уже не такая смешная. Все-таки большой прием не бал, а император не цесаревич. И если Его Величество, как и всякий мужчина, этого и не заметит, то императрица обязательно обратит его внимание на такую выходку. И я не берусь предсказать, понравится она ему или нет. — Проверять не хотелось бы, — тихо заметила Василиса и пояснила Анне: — На студенческом балу в честь Нового года у цесаревича мы оделись в одном стиле. — Вся Сеть пестрила вашими фотографиями, — чуть усмехнулась Анна. — Вы задали новый тренд на платья. Василиса смущенно покраснела: — Возможно, — произнесла Корсакова. — Но, думаю, сейчас нужно что-то более строгое… Служанки швеи принесли вина, небольшие сладости, и эскизы платьев сделали еще круг по рукам девушек. Румянцева пригубила сладкое игристое и произнесла: — А если одеться под рода наших женихов? Например, род Нахимовых — флотоводцы, значит, я выберу платье голубого или синего цвета. Вот… — девушка извлекла из стопки эскиз платья с юбкой, разлетающейся волной. Пару секунд в комнате стояла задумчивая тишина, а затем Нарышкина произнесла: — А что? Мне нравится! И тут все синхронно посмотрели на Василису. — А платье защитного цвета — перебор, да? — задумчиво проговорила Корсакова. Императорский Московский Университет, Александр Мирный — Мирный, — протянул Разумовский с таким предвкушающим видом, что у меня закрались нехорошие подозрения. — Как замечательно, что ты такой самостоятельный мальчик, что аж целых четыре стихии открыл! — Пятую будем открывать? — оскалился я. Пятой для меня, по идее, должна была стать стихия Дерево, и, в принципе, после многообещающей записки из Кремля я был бы не прочь обзавестись еще одним инструментом против доброжелателей. Но тренер меня обломал. — А ты что, уже все имеющиеся отработал? — деланно удивился Разумовский. — Нет? Ну так вперед отрабатывать. Или думаешь, один раз цесаревича спас и все, больше воевать не придется? «Теперь-то еще как придется», — мрачно подумал я. Тренер кивнул на полосу препятствий, оставшуюся от занятий предыдущей группы. — Твоя задача на сегодня — контроль стихий в движении, — объявил Разумовский. — Пошел! Я вздохнул. В прошлой жизни бег с препятствиями не входил в число моих любимых развлечений. В этой как-то не случалось упражняться… Впрочем, сейчас узнаем. Надо отдать должное тем, кто возводил эту конструкцию. С обычной армейской полосой это произведение магического искусства не имело ничего общего. Чего только стоил ров, внутри которого горела огненная техника, и выращенный из живого кустарника лабиринт, где каждая ветка так и норовила откусить от тебя кусочек. Но, во-первых, я не был обвешан амуницией, а во-вторых, тоже кое-что умел. — Мирный, мать твою, полосу препятствий надо проходить, а не ломать! — заорал тренер спустя десять минут. Я был уже примерно на середине, немного замявшись перед отвесной стеной — перелетать или проломить? — Иди сюда! — раздраженно рявкнул Разумовский. — Но я не закончил, — заметил я, указав на оставшиеся конструкции. — Отставить ломать! — гаркнул Дмитрий Евгеньевич. — А то сейчас выдам топор и рубанок, будешь строить обратно по старинке! Я с видом покаянным подошел к тренеру. Уже приготовился оправдываться, что солдату думать не положено — сказали пройти, ну я и того, прошел, как мог. Но Разумовский не намерен был слушать мой театр одного актера и махнул кому-то за моей спиной. К нам подошла хмурая женщина с морщинами от вечно недовольного искривления губ на лице. Она могла бы быть красивой в свои сорок с чем-то, но вот этот отпечаток неудовлетворенности жизнью все портил. — Ирочка, одолжишь своих на пару минут? — с самой обаятельной улыбкой попросил Разумовский. — Зачем? — с подозрением спросила женщина. — Да вот хочу одному самородку показать, как из себя реальность суровая выглядит. Тренер кивнул на меня, и «Ирочка» окинула мою персону оценивающим взглядом. — Это ж твой «сила есть — ума не надо»? — удивилась женщина. — Он самый, — еще шире улыбнулся Разумовский. — Я, между прочим, здесь стою, — заметил я.