Лена посмотрела на Егора, он моргнул – вечером все подробно расскажет. Дети откуда-то все знают. Бедный Андрей. – Ничего она не бросит, – вступилась за Ксюшу Марина, – Ефим Иосифович, он профессор в консерватории, обещал, что нас с Ксюшей на следующий год в ЦМШ возьмут. В этом году уже поздно. Ксюшка очень хочет учиться, только просила, чтобы мы следили, чтобы она не задавалась. Боится, что на деда похожа будет. Сережка согласился следить. – Почему я? Пусть Яшка следит, – Сережку Ксюшины проблемы волновали не слишком сильно. – А почему Яшка? – решила уточнить Лена. На нее уставились три пары удивленных глаз. – Мам, ты чего? – Сережка всегда во всем любил ясность. – Ты чего, не заметила? Яшка, как увидел Ксюшку, так сразу в нее влюбился. Егорка тоже хотел влюбиться, но потом раздумал. – Какая у нас насыщенная жизнь, – засмеялась Лена. 35 Андрей приехал домой, дотянул только до кровати, на минутку прилег… и проснулся поздно вечером, перед самым ужином. Тесть уже давно уехал домой. Ветров сел за стол, полный решимости рассказать все дочери. Романшин прав: пора! Дела надо доводить до конца. Он только-только начал говорить, как его перебила Ксюша: – Пап, ты, что, совсем валенок? – Ксения, – одернула дочь Эмма. – Мам, ну я же правду говорю. Вы же в двадцать первом веке живете, а мыслите на уровне девятнадцатого. Может, тогда кисейные барышни и были, только я лично в этом сильно сомневаюсь. Вы что думаете, что я не знаю, откуда дети берутся? Вы что думаете, что я не знаю, кто был мой биологический дед? Я же в музыкалку хожу и, между прочим, на скрипке играю. Я еще маленькой была, как-то пришла в класс и думаю: «Чего это на стенке портрет папы висит?» Ты же, пап, с ним, с великим, на одно лицо. Сегодня этот Фима Зак, когда вы с Георгием Викторовичем к машине отошли, признался, что даже испугался, когда тебя увидел. «Вхожу в дом и вижу: Евгений Самуилович сидит, живой…» Я все давно у бабушки выспросила и все знаю. Только я, как ты, из-за какого-то урода бросать играть на скрипке не собираюсь. Нас осенью с Маринкой, скорей всего, в ЦМШ возьмут. Ефим Иосифович обещал. Совсем не потому, что я бабушкина внучка, а потому что хорошо играю. – Ксения, про взрослых говорить «урод» не надо. Мало ли, какие у твоего деда обстоятельства в жизни были, – Эмма еще раз попыталась урезонить дочь. – Он мне не дед. У меня один дед – дедушка Коля. А про урода я все знаю, мы с дедом в его музей-квартиру ходили. Музей-квартира, дедушка Коля. Андрей почувствовал, что сейчас у него случится взрыв мозга. Эмма почувствовала настроение мужа, достала две рюмки и коньяк. Что пить, Андрею было все равно. Сил смаковать коньяк не было, он просто опрокинул в себя рюмку, а потом еще одну. – Ну и что там в музее? – Знаешь, обстановочка там получше, чем у бабушки в Зареченске. Всякие штучки антикварные, картины… Отстой, конечно, в таком жить невозможно, но богато. Из хорошего – только фотография бабушки. Там она вместе с Роговой и Заком. Я такую же фотку у бабушки видела. Экскурсоводша – настоящая крыса. Если бы не дед, я бы ей показала. Пап, представляешь, она нам лапшу на уши вешала, что практически все из имущества Евгения Самуиловича сохранилось, а вот главное, что у него было в жизни, – скрипка – пропало. «Как только рука поднялась у нечистоплотных людей посягнуть на святыню?» – у экскурсоводши из глаз искры сыпались. Я от злости чуть не лопнула. Ну и в конце был прикол. Экскурсоводша с дрожью в голосе завела балалайку, что великий скрипач всю жизнь жалел, что у него нет детей. Жесть. Я сразу поинтересовалась: почему тогда ребенка из детского дома не взял? Дура стала мекать, бекать. Я ей прямо в лицо и выдала, что гадом был великий скрипач, жрал в три горла, а на сироту денег пожалел. Что было дальше, не знаю. Дед меня за руку взял и увел. Мы с дедом в кафе пошли, я хотела всю эту историю в Интернет скинуть, а дед не дал. Объяснил, что бабушка любила, а может быть, и до сих пор любит гада, в ее глазах он кумир, великий Скрипач. Бабушке может быть неприятно, что о нем будут плохо говорить. Я подумала, подумала и решила, что дед прав. Черт с ним, пусть гений остается белым и пушистым! Я тогда деда попросила узнать, могут у бабушки скрипку отнять или нет, она же дорогая, у родственничков великого наверняка слюни текут. Дед узнал. Мой биологический дед оставил завещание, где черным по белому написано, что скрипку он завещает бабушке. Так что экскурсоводша все врала. Между прочим, бабушка оформила отказ только от своей части наследства, а твоя, папа, осталась невостребованной. Ты наследство возьми и в детский дом на благотворительность отдай. Все какая-то польза будет. Андрей промолчал, он выпил еще рюмку и решил напиться так, чтобы вообще ни о чем сегодня не думать и ничего не решать. – Пап, ты чего пьешь? Тебе надо жить заново учиться, а ты пьешь. Ты вот считаешь, что дед тебя не любит, а у него гипертонический криз был, когда он узнал, что у тебя на заводе проблемы. Ты-то молчал и сам на себя все взвалил, нет чтобы с дедом посоветоваться. – Как, гипертонический криз? Почему я ничего не знаю? – Эмма подлила себе коньяка в рюмку. – Не знаешь, потому что дед вас бережет, я ему слово дала, что вам ничего не скажу. Он очень о нас беспокоится. На зимние каникулы вы меня у бабушки в Зареченске оставили, так он сразу приехал, меня за ручку водил. У деда бзик, что я могу под машину попасть. Мы с ним круто каникулы провели. В ресторан ходили и в филармонию на бабушкин концерт. Мы ей лучшую в городе корзину цветов подарили. Знаете, как бабушке хлопали? Три биса было. Дед мне объяснил, что бабушка очень счастливая, потому что у нее есть мы с папой и скрипка. – Скажи мне, пожалуйста, высокомудрая дочь, зачем нас летом дед из Зареченска в Москву вытурил, если не из вредности? Только отдыхать начали… – В душе у Андрея оформился самый настоящий когнитивный диссонанс – тесть, черт бы его драл. – Только не ругайтесь на меня, это из-за меня мы из Зареченска уехали, – Ксения опустила глаза, а Эмма подлила себе еще коньяка. – Я пошла к соседке, к Таньке, вы мне не разрешали одной на улицу выходить, а мне пить очень захотелось. Вот мы с Танькой и решили быстренько в магазин сбегать, колу купить. Колу мы купили… а по дороге домой нас с Танькой чуть машина не сбила. Нас какой-то парень спас. Продавщица из магазина бабушке наябедничала, бабушка деду позвонила, не знала, что делать. Он велел в Москву ехать. Теперь все. Вы обещали не ругаться. А насчет того, что я зазнаюсь, ты, папа, не переживай. За мной Яшка следить будет, если что заметит, сразу в лоб даст, мы договорились. 36 День шел за днем. Егор в принципе был доволен тем, как идут дела. Мало-помалу маховик раскручивался. Приборы выпускались все в большем количестве, новый институтский отдел по производству головок и завод постепенно выходили на запланированные мощности. Приборы уходили заказчикам, в институт потек финансовый ручеек. Никаких событий, требовавших вмешательства спецслужб, не происходило. Егор даже немного расслабился. Однажды вечером его и Андрея пригласил к себе Матвей. Он сейчас существенно реже стал бывать в объединении, обживал верхние этажи нашей власти. Что же, кому-то это надо делать. Егор перекрестился, что эта участь миновала его, Егора. Матвей выглядел прекрасно, стал еще более ухоженным барином, а вот Андрей и выглядел неважно, и явно пребывал не в лучшем расположении духа. Матвей достал из папки какую-то бумагу: – Я здесь посмотрел последние сводки. С одной стороны, все хорошо, идем точно по плану, с другой стороны – брак десять процентов. Не многовато ли? Егор изначально побеспокоился, чтобы не попасть в ситуацию стрелочника, поэтому к каждой головке прикладывался паспорт с ее характеристиками, который заверялся печатью ОТК. Институт в браке виноват быть никак не мог. Егор промолчал, а Андрей выругался. – Матвей, твою мать, проснулся. Ты, что, мальчик в коротеньких штанишках? Ты хоть понимаешь, во что мы ввязались? К тебе, Георгий Викторович, это касательства не имеет. Во всяком случае, я на это надеюсь. Я с самого начала смотрел на тебя, Матвей, и удивлялся. Ты, что, совсем тупой? Казалось бы, ты в своем банке с жизнью должен был бы познакомиться, а ты как ребенок. Начальник он, твою мать. Ты хоть поинтересовался, у кого Карабас с Барабасом завод прикупили? С какого перепугу их заклятый враг им лакомый кусок отвалил, причем недорого? Фамилию Плахотнюк слышал? У него на заводе своя сеть осталась, она всю эту кашу с бракованными приборами и заварила. Я сволочей вычислил на раз, в первую же ночь, когда на заводе остался. Я б их давно к ногтю, да режимщики не велят. У них своя работа, просят не мешать. Я что? Я ничего. Только отвечаю, между прочим, за все я. Ты так – где-то сбоку, вернее наверху. – Почему ты мне раньше ничего не говорил? – вскипел Матвей. – А чего мне говорить, если я не знал, могу я тебе доверять или нет? Может, Карабас с Барабасом и ты вместе с ними решили, что я расходный материал. Поди плохо на моем трупе в Рай въехать. На Эмку и Ксюху ведь плевать. Я и тебя, Егор, поначалу подозревал, боялся, что ты с тестем моим можешь сговориться. Прости. Ты мужик надежный. – А я, значит, еще под подозрением, – Матвей, хоть и барин, выругался по-простонародному. – Мужики, – слово взял Егор, – не время ссориться. Недомолвок было много, я с самого начала понял, что ты, Андрей, чего-то боишься. Голову сломал чего. Мы вроде как уже пуд соли вместе съели, давайте поговорим начистоту. Андрей, расскажи, что знаешь. – Егор, знал бы что-то точно, давно бы и рассказал. Знаю только, что у Карабаса с Барабасом зуб на Плахотнюка, а у него на них. Война не на жизнь, а на смерть. Чего не поделили, убей Бог, не знаю. Тесть только ворчит, что Плахотнюка давно грохнуть надо было. Может, Матвей чего добавит. Да, Ильичу я в первую же встречу про Плахотнюка рассказал, так что ФСБ в курсах. – Я эту фамилию, Плахотнюк, первый раз слышу, спрошу у Аллы, может, она чего знает. Если тесть мне до сих ничего не сказал, значит, и впредь ничего не скажет. Выходит, на пороховой бочке сидим. Андрей, ты мне хоть списочек пятой колонны слей, тоже покумекаю, что к чему. – Надеюсь, что сидим не на пороховой бочке, а на управляемой ядерной реакции, – улыбнулся Егор. – Может, конечно, рвануть, но спецслужбы должны вовремя реакцию притормозить. Завтра с Ильичом серьезно переговорю. Он калач тертый, ничего не скажет, но, может, что-то прояснит. Андрей, а что с бракованными приборами делаете? – По бумагам они уничтожаются, что на самом деле, мне знать не положено. Это мне самым решительным образом дали понять. Между прочим, уничтожением брака руководит ставленник Плахотнюка. На следующий день Егор первым делом переговорил с Василием Ильичом. Он посоветовал Егору не волноваться, все под контролем, все заводские проблемы ни к институту, ни лично к Егору отношения не имеют. Конечно, не имеют, однако Егор счел необходимым переговорить с Натальей Алексеевной еще раз. 37 Елена с Раисой отправили статью – бомбу – в печать. Среди соавторов стояла фамилия Семечкина, поэтому отзывы были самые положительные. Максимум, что требовали рецензенты, – это переставить слова в предложении и вставить пропущенные запятые. Вся Еленина лаборатория ликовала. Семечкин предложил Елене и Майку выступить на престижной всероссийской конференции с устными докладами, а аспирантам и Максиму со стендовыми: он хотел организовать площадку для длительной дискуссии. На доклад Елены пришел Егор. Он залюбовался женой, когда она вышла на сцену: глаза горят, настроение боевое. Как всегда бывает на конференциях, половина слушателей дремала на своих местах. Однако где-то после третьего Елениного слайда некоторые особи проснулись и стали пересаживаться поближе. Егор слышал, что некоторые качали головой, были убеждены, что такого, что показывала Елена, не бывает. Семечкин настоял, чтобы соавторами первого доклада были только сотрудники лаборатории Раисы без него. Он полагал, что они, как говорится, были первыми. Отсутствие Семечкина в соавторах не могло не сказаться на последовавших за докладом вопросах и выступлениях. Большинство сомневалось в правильности и чистоте постановки экспериментов. Елена была готова к этому, как она выразилась, она знала, что господа ученые поинтересуются, мыли ли авторы работы руки перед едой. Мыли, Елена это убедительно доказала, показав дополнительные слайды. Наконец, встал седой профессор и разнес доклад в пух и прах. Он посетовал, что оргкомитет пропустил такую непродуманную, околонаучную работу в качестве доклада на престижной конференции. Ему просто стыдно. Ивану Ивановичу Семечкину тоже было бы стыдно, если бы он услышал, какую ересь несут кандидаты биологических наук. – А я слышал, – Семечкин поднялся со своего места в последнем ряду, – я слышал, уважаемый Федор Михайлович, и мне не стыдно. Я горжусь докладом Леночки Полянской. Наконец, у нас появилась свежая струя в науке. Мой закон не догма. Вы мне напомнили людей, которые не захотели посмотреть в подзорную трубу Галилея и отказались признать, что у Марса есть спутники. Очень рекомендую внимательно послушать следующий доклад Михаила Яковлевича Полянского, он чуть-чуть прояснит причины того, о чем говорила Леночка. После обеда милости прошу на наши стендовые доклады, там есть что посмотреть, надеюсь, дискуссия будет отстрой. Ленка сошла со сцены и села на свое место победительницей. На сцену поднялся Майк. Как он вырос за эти годы! Приехал в Россию совсем мальчишкой, а сейчас – маститый ученый, очень похож на отца. Так же зрит прямо в корень. Ясное дело, что народ сразу всего не понял, но интерес к докладу был огромным. После обеда у стендовых докладов было не протолкнуться. У Максима Олеговича Козлова тоже был свой стенд, где была представлена лично его работа. Однако она входила в кластер работ, выполненных вместе с Семечкиным. Отбоя от желающих ознакомиться с результатами Максима просто не было. Он даже говорить устал. Вот это успех! О таком Максим даже не мечтал. И все благодаря кому? Полянской! 38 Эмма очень сдружилась с Лизой и Леной, особенно с Леной. Что Эмма, что Лена были очень простыми в общении, без каких-либо понтов, это сразу расположило их друг к другу. Первой точкой соприкосновения с Эммой стал интерес Елены к психологии животных. Постепенно женщин объединили заботы о детях, проблемы их мужей… Поначалу Эмма уклонялась от разговоров о личном, а потом как-то разоткровенничалась. В отличие от дочки Ксюши, которая оказалась в курсе истории любви матери Андрея, Эмма узнала о тяжелой психологической травме, полученной мужем в детстве, совсем недавно. Она запретила себе копаться в проблеме, как специалист-психолог. Эмма хотела разобраться в проблеме, как любящая жена, и победить ее своей любовью. Это очень импонировало Лене. В том, что биологический отец Андрея был негодяем, Эмма не сомневалась. Наверняка великий скрипичный мэтр купался в обожании молоденьких студенток и пользовался ими, а жена смотрела на это сквозь пальцы. Ее романы-однодневки мужа не волновали. Наивная провинциалка Любочка, мать Андрея, не могла не устоять. Красивый, захватывающий душу роман! Что Любовь Петровна больше любила в мэтре: мужчину или отраженную в нем музыку, – никто никогда не узнает. Факт в том, что любила, очень любила. Преданного Фиму Зака забыла. А потом – объяснение и разрыв. Выпускные экзамены сдавала уже беременной, зная, что мэтру ни она, ни ее ребенок не нужны. Уехала сразу после последнего экзамена, ничего ни лучшей подруге Верочке, ни Фиме не сказала. Уехала, чтобы никому не мешать дальше жить. Позвонила Верочке через много лет, когда узнала, что к ней собирается на урок Ксюша. Они тогда полночи проговорили и проплакали. Андрей уверен, что мэтр сломал жизнь матери, а вот, по мнению Эммы, все не так просто. Она считает, что жизнь у свекрови вполне удалась. У нее есть любимый сын Андрей и внучка Ксюша. Она преподает в музыкальной школе, играет в областном оркестре, дает сольные концерты. Свекровь Эммы состоялась и как человек, и как музыкант. А что мэтр? Инсульт, одиночество и бесцельно прожитые годы. Сына не признал, жил с грымзой-женой, пока не помер. Любил ли он Любочку? Если бы любил, нашел бы возможность ей помочь. Эмме на мэтра наплевать. Как вылечить рану в душе Андрея? Как помочь ему простить своего отца? Пока не простит, покоя у него в душе не будет. Как излечить от мыслей о своем мнимом грехе – якобы унаследованной от отца зависти к окружающим? Все мысли Эммы заняты этим. Лена очень прониклась. – Знаешь, Эмма, расскажи Андрею о моей семье. Мать ведь бросила нас с отцом, когда мне четыре года было, в Штаты слиняла. Отец меня не отпустил, сам меня с дедом воспитывал. Я уже взрослая была, уже с Егором познакомилась, когда она вернуться решила. Ее тамошний муж, Ник, умер. Естественно, я в сторону матери даже не смотрела, тем более что она, как кукушка, стала в нашей квартире осваиваться и меня выживать. Во всяком случае, я так все ее действия воспринимала. Ты сейчас вообще отпадешь. По приезде матери выяснилось, что она уехала в Штаты беременной от отца, он об этом ничего не знал. Представляешь, подарочек для Яши был – сынок Майк двадцати трех лет от роду. Поначалу тяжело было, а потом как-то все устаканилось. Отец простил мать. Я этого долго не понимала, не понимала, как отец может мать принять после всего того, что она сделала. А он просто ее ЛЮБИЛ, и мать нас с отцом любила. Я это поняла, когда меня одна дура застрелить решила, а мать меня собой закрыла. Знаешь, с тех пор почти пятнадцать лет прошло, и мы живем душа в душу. Простить легко, если любишь. Андрею надо понять, почувствовать, каким несчастным, по сути дела, был его отец, и пожалеть его. Представляешь, всю жизнь завидовать и бояться, что кто-то будет играть лучше тебя. Это же кошмарный ужас. Не исключено, что в старости Мэтр все же хотел покаяться: письма написал, Любовь Петровне скрипку оставил. Может, не только для нее, но и для сына старался. Наверняка знал, что Андрей на скрипке играет. Все же, скорее всего, любил Любочку и помнил, а сыну банально в глаза посмотреть боялся.