– Леонид Тимофеевич, два часа назад Плахотнюк застрелился. Вы сами все расскажете или Николая Николаевича дождетесь? Он уже подъезжает. Андрей насторожился. Николай Николаевич – это тесть. Выходит, без него дело не обошлось. Все-таки тесть – сволочь. Мало того, что его подставил, это понятно, но Романшина-то за что? Андрей предвидел, что с приездом тестя у него начнется очередной взрыв мозга, поэтому набрался наглости и спросил у Егора, нет ли у него чего-нибудь, чтобы снять стресс. Зимин хлопнул себя по лбу: давно пора. Мужчины занялись спиртным, а Лиза с Ларой вытащили из холодильника все, что хоть как-то походило на закуску. Напряжение стало спадать, зазвучали шутки и смех. Ильичу все время звонили по телефону. После одного из звонков Ильич попросил минуту внимания. – Свирский с Семечкиным дошли до администрации президента с жалобой на спецслужбы, которые не смогли предупредить сегодняшние происшествия. Мало того, что науку гнобят, так еще и людей, которые работают вопреки всему и делают много полезного для страны, сохранить не могут. Скорее всего, будет письмо от Академии наук в правительство с требованием разобраться в сложившейся ситуации и наказать виновных. Кстати, Свирский просил передать тебе, Георгий Викторович, чтобы ты заявление написал с просьбой о предоставлении тебе годового творческого отпуска. Егор усмехнулся. Ну Свирский, ну змей! Почуял, что Егор может уйти из института, сразу очередную морковку перед носом повесил. У Мити лицо сделалось суровым. Неужели вся эта громадина – институт – ляжет на его плечи? Надо, чтобы Егор в институте остался. Если останется, поможет. Лиза посмотрела на мужа, поняла его опасения и шепнула на ухо: «Справишься!» Андрей выглянул в окно и долил себе вискаря. В голове взорвалась очередная бомба. К дому по дорожке шел не только тесть, но и его мать – Любовь Петровна. Мать Андрей был рад видеть всегда, в любое время дня и ночи. Но… Карабас вел мать за руку, или, наоборот, мать вела за руку Карабаса. В общем, шли вдвоем, держась за руки, как влюбленные школьники. Это для Андрея стало шоком! Когда тесть с матерью вошли в комнату, Андрей увидел, что Ксюша заговорщицки переглянулась с бабушкой, усмехнулась и посмотрела на родителей. Жди сюрпризов. Матвей обрадовался, что, наконец, появился тесть Андрея. Он должен прояснить ситуацию, а потом можно будет уехать. Матвей очень устал, да и Романшиным надо дать отдохнуть. Слово взял Василий Ильич: – Раз все собрались, кратко обрисую ситуацию. На заводе процент бракованных изделий составлял где-то десять процентов. Не много, не мало, средне. Андрей Евгеньевич посчитал, что много, и обратился к своему заму по режиму. У того все уже было схвачено. Преступники составляли акт, что бракованные изделия уничтожаются, а на самом деле уничтожали только корпуса приборов, все нутро переправляли в другое место, вставляли в новые корпуса с целью перепродажи за рубеж, сами понимаете, не лучшим людям на земле. Спецслужбы выжидали, не брали сволочей: нужно было отследить всю цепочку. Неделю назад всех взяли с поличным. Теневым главой схемы был Плахотнюк. Сам ничем не рисковал. Деньги получал на подставных людей. Случись прокол – хотел все свалить на Андрея Евгеньевича, но облажался, не понял, с кем связался. И последнее, что хочу сказать. От имени спецслужб хочу извиниться за, как говорится, доставленные неприятности. Хочу только добавить, что Елену Яковлевну спас наш сотрудник. Должен был работать лучше, не допустить форс-мажора, прошу простить. – Теперь должен высказаться я, – начал Карабас, – во многом это моя вина. Я должен извиниться перед всеми, прежде всего перед Вами, Елена Яковлевна, и перед Вами, Георгий Викторович. Не знаю, кто там наверху тасует колоду наших жизней, но почему-то на Вас упало то, что должно было упасть только на меня. Тяжело это очень. Плахотнюк, сволочь, застрелился. – Сам застрелился? – спросил отец Аллы. – Сам, Ленька, сам, не дал мне долг свой по жизни выполнить. Не дал, сволочь, себя грохнуть. – Колька, ну и слава богу, что не грохнул. Пора тебе все рассказать. Здесь самые близкие люди собрались. Решайся, Колька, решайся. Всю жизнь молчал, не дай бог, помрешь, Эмма так ничего и не узнает. На меня не надейся, я ничего не скажу. – Стыдно мне всех своими проблемами отягощать, но так карты легли. Когда-то давно были мы с Ленькой молодыми, в институт поступили. Плахотнюк с нами в одной группе учился. Мы с Ленькой были из простых семей, это потом мы в нужном месте в нужное время оказались, а может, просто поумнее других были… У Плахотнюка отец в ЦК работал, тогда это было ого-го! Заоблачная жизнь с неограниченными возможностями. Не то чтобы мы с Плахотнюком дружили, просто иногда общались. Уже на последнем курсе как-то пригласил нас Плахотнюк к себе на вечеринку. Предупредил, что там красивая девушка Марта будет, гордячка, не дает. Короче, Плахотнюк хотел ее подпоить, а потом… Даже говорить об этом противно. Мы с Ленькой решили, что пойдем на вечеринку и постараемся Марту спасти. Пришел я к Плахотнюку, мы с Мартой посмотрели друг на друга и поняли, что это Судьба. – Папа, почему ты мне этого раньше не рассказал? – Эмма заплакала. Андрей прижал Эмму к себе, а Ксюша взяла мать за руку. Николай Николаевич ничего не ответил и продолжил рассказ: – С Мартой мы от Плахотнюка сразу ушли. Я институт окончил, первую зарплату получил и в тот же день Марте предложение сделал. Марта очень быстро забеременела. Как-то пришел домой, а у нас дома – Плахотнюк. Марта отбивается, кричит, а Плахотнюк ее изнасиловать хочет. Всю свою дальнейшую жизнь я жалею, что тогда Плахотнюка не убил. Марта не дала. Отсидел бы несколько лет, Марта с Эммой меня бы дождались. Дальше жили бы счастливо. А так… Родилась Эмма, все было хорошо. Домой я приезжал вечером на автобусе, Марта частенько брала коляску с Эммой и ходила меня встречать. И вот в один, самый черный день моей жизни, подъехал я к своей остановке, а там движение перекрыто и народ толпится. Я людей растолкал и вижу: лежит моя Марта на проезжей части вся в крови, мертвая, а какая-то женщина Эмму в коляске качает. – Николай Николаевич сделал паузу: нелегко о таком вспоминать. – Потом узнал: Марта поняла, что машина специально на нее едет, и коляску вперед толкнула. Это, Эмма, тебя спасло. Почему тебе раньше ничего не говорил? Спроси у Георгия Викторовича, каково это: любимую жену в одну секунду потерять? Разум помрачился, а ты, маленькая, плачешь. Тебе тогда семь месяцев было, еще грудная была. Что мне с тобой, мужику, делать? В тот же вечер пришла ко мне Валька, мы с ней до Марты шуры-муры крутили. Предложила, если я с ней распишусь, тебе матерью стать, только условие поставила, чтобы ты, Эмма, не знала, что ты ей неродная дочь. Я согласился, только со своей стороны предупредил, что, если замечу, что она к тебе не как к родной дочери относится, выгоню на раз. В среднем она ничего, тебе только добра желала. Дура, конечно, но это не ее вина. Ты – другая, умная, в мать, в Марту. Теперь, Андрей, я тебе кое-что сказать хочу. Ты пойми, Эмма у меня – единственное, что от Марты осталось. Я днем и ночью всю жизнь боялся, что Эмму Плахотнюк убьет. То, что на Марту Плахотнюк наезд организовал, я не сомневался. Я многого Эмме не разрешал, что другим детям можно. Боялся и боюсь за нее. Как я мучился, когда она в возраст вошла и женихи появились. Первый жених – Борька – дерьмо собачье. Я ему отступные предложил, чтобы он Эмку бросил, он на раз купился. Клинику его – это я ему организовал. За то, что Эмму таблетками кормил, пригрозил отобрать. Он сейчас же обделался. С Борькой я разобрался, потом ты на горизонте появился. После этих слов тестя Андрей плеснул себе вискаря от души, не жалея. – Я справки навел. Два раза прогорел со своим бизнесом, по глупости прогорел. Это минус. Плюс, что к Эмке на курсы психологические пошел, в бизнесе партнеров и конкурентов чувствовать надо. Вызвал тебя к себе. Думал, пугну – и исчезнет очередной жених в неизвестном направлении. Представьте себе, – обратился Николай Николаевич к окружающим, – приходит ко мне нахал, чуть ли не руки в карманах, и ничего не боится. Я со своим секретарем договорился, что орать на него начну, чтобы сразу жениху показать, на что способен. Ору, вижу: жених не застращался, стоит, улыбается. «Я, – говорит, – к Вашей дочери на курсы хожу, она научила разбираться, когда по-настоящему ругаются, а когда цирк устраивают». Так, первый уровень прошел. Я ему: «Раз на курсы ходишь, сможешь людей разговорить так, чтобы они свое нутро показали?» А нахал отвечает: «Легко. Только расскажите, о чем речь пойдет, и не ругайтесь, если чушь пороть буду». Белиберду нес, но всех на чистую воду вывел. Второй уровень прошел. Я решил нахала себе в помощники взять. Зарплату положил и предложил денег дать взаймы, чтобы одежонку поприличнее купил. Не взял, а на следующий день в новом костюме явился, с иголочки. Третий уровень прошел. Понял, что жених серьезный, Эмку (не мои деньги) любит. Андрей, ты пойми, я же тебе самое дорогое, что у меня есть, отдал. Должен был я из тебя мужика сделать или нет? На тебя же дочь и внучку оставляю. Мать с тебя пылинки сдувала, воспитание женское. Конечно, бывало, приходилось тебя мордой об стол приложить. Видел, что ты меня еле терпишь, ради Эмки терпишь. Карабасом прозвал. Не зря я старался. Мужиком ты стал. Горжусь. Я на тебя все свои заводские акции переписал с условием, чтобы ты часть прибыли Нинке выплачивал. Ты теперь не только директор, ты теперь собственник. Как я понимаю, пополам с Матвеем. – Николай оглянулся на Леонида. – Как только дети родятся, мои акции перейдут к Матвею. Это при всех подтверждаю. Матвей посмотрел на Андрея, который вцепился в свой стакан с виски, и плеснул себе. Взрыв мозга оказался заразным. – Николай Николаевич, а что все же произошло с Плахотнюком? – спросила Лиза. – Давайте это я расскажу, – предложила мама Андрея, – а то Коля и так уже сутки на диких нервах, а у него сердце, давление. Немножко неудобно, что мы вас своими личными проблемами отвлекаем, но я все же скажу: Андрей, я выхожу за Колю замуж, с Валей он развелся. Она не в обиде. Ей Коля много что оставил. Мы с Колей давно вместе и любим друг друга. Не сердись, что тебе не говорила, боялась, что ты против будешь. Коля ко мне каждый месяц приезжал. Вчера вечером ему доложили, что всех преступников арестовали. Он сейчас же в Москву собрался, я его одного не отпустила. Утром приехали, а тут сообщили, что Леночку машина задавить пыталась. Тот же почерк, что и с Мартой. Смотрю, Коля пошел, сейф открыл и пистолет достал. Я испугалась, а он просто голову потерял: «Плахотнюк мстит и за Марту, и за Эмму, и за то, что всю его авантюру с заводом вычислили, и просто за то, что нам хорошо. Надо его грохнуть». Тут выяснилось, что Андрюшу с Матвеем тоже убить хотели. Тут и я согласилась, что Плахотнюку не жить. Мы поехали, а рядом с квартирой Плахотнюка уже люди в масках и с автоматами. Позвонили в дверь, а там – выстрел. Вошли в кабинет… Лучше этого не знать. На столе письмо лежало, а в нем… в общем, Плахотнюк во всем признался. Не простил он, что Коля с Мартой друг друга полюбили и были счастливы. Марту убил, но этим не удовлетворился. Черная душа покоя не давала. Несколько лет назад узнал, что институт Георгия Викторовича оборонный заказ получил, и на всякий случай прикупил завод, который расположен прямо рядом с институтом. Поначалу думал просто бизнес на институтской разработке сделать, а потом придумал, как Коле очередную гадость сделать. Завод Плахотнюк купил на подставных лиц, через них и продал. Коля поначалу не знал, что у завода Плахотнюк хозяином был. Когда узнал, заподозрил, что не просто так Плахотнюк завод продал. Никому, кроме Андрея, Коля не доверял, поэтому поставил его директором. Надеялся, что Андрей с ним советоваться станет, подстраховать хотел. Но у Андрюши характер… все сам. Слава богу, что вокруг Андрюши хорошие люди собрались. Когда вся авантюра с продажей приборов за рубеж у Плахотнюка провалилась, решил Плахотнюк всем отомстить по принципу домино. Он так и написал. Леночку Плахотнюк приговорил, чтобы Георгия Викторовича наказать за то, что Андрею помогал. Подбросил улики, чтобы в смерти Леночки обвинили Аллу, дочку Леонида Тимофеевича. Тяжелый удар для отца. Ну, а Андрея с Матвеем решил взорвать, это уж, чтобы Колю добить. На этом все. Добро все же победило Зло. Вы все его победили. Можно жить дальше. Теперь давайте о хорошем. Слышала, Мариночка, как ты поешь. Замечательно. Если хочешь, я могу с тобой дополнительно заниматься, хоть каждый день, бесплатно, конечно. Лилечка, и с тобой. – Бабушка Люба, я хочу заниматься, – Лиля проснулась, – только я петь не хочу, хочу на скрипке играть, как Ксюша. – Это всегда пожалуйста, – засмеялась Любовь Петровна. – Господа, у меня два сообщения, оба хороши по-своему. – Василий Ильич встал со своего места. – Во-первых, через сорок минут вы все выезжаете на аэродром, откуда военным самолетом вас доставят к генералу Быстрицкому на базу отдыха. Это приказ, обжалованию не подлежит. Там вы будете в полной безопасности, а мы тут пока концы зачистим. Уезжают все, кроме Матвея Матвеевича с супругой. Они полетят в другую сторону. У них сегодня родилось пополнение, немного раньше срока. Ура!!! 42 В конце концов старшее поколение осталось в Москве, дав самое честное, благородное слово, что на даче с участка – никуда. Остальных просто не стали слушать. Над лепетом Майка, что он лекции не дочитал, просто посмеялись. – А если Вас на тот свет отправят, кто лекции читать будет? Егор немного боялся, что у Быстрицкого ему не удастся побыть наедине с семьей: собралась слишком большая компания. Быстрицкий предусмотрел все. Каждую семью поселили в свой комфортабельный домик с камином. Домики стояли на берегу озера на приличном расстоянии друг от друга. Хочешь общаться – общайся, не хочешь – не общайся, никакой скученности. Еду можно было заказать прямо в домик. Территория базы отдыха была огорожена и хорошо охранялась. На озере дежурили бдительные спасатели. За детей можно было не беспокоиться. Первые трое суток все банально спали или валялись на берегу озера. Слишком многое нужно было переварить. Егор три года не был в отпуске и прямо чувствовал, что усталость валит у него из ушей. Они с Леной тихо радовались, глядя на детей. Дети были в полном восторге. Во-первых, прогуливали школу, а во-вторых, кругом было столько всего интересного. Погода стояла прекрасная, вода в озере прогрелась, и все дружно купались. Потом все, включая Лилю, летали на вертолете и ездили на танке. Ксюша, Марина и Лиля выступили на концерте в военном городке и имели оглушительный успех. Быстрицкий показал ребятам, как прибор, который сделали их родители, помогает защищать Родину. Ребята прониклись. Вечером к Егору пришла делегация во главе с Яшей. Дети просили его остаться в институте и продолжить работу. Егор пообещал, хотя каждую ночь просыпался в холодном поту от ужаса, что Елену задавила машина, дотягивался рукой до спящей рядом Елены и испытывал необычайное облегчение. О работе Егор не думал: не время. Однажды лежал на песочке рядом с озером, просто смотрел в небо… и вдруг его осенило, в голове появилась четкая картина, почему у них возникает высокочастотный резонанс. Все так просто! Позвонил тестю, тот вдохновился. Зимин сразу составил программу и стал считать, идея Егора подтвердилась. Ирина Константиновна вышла на работу готовить проверочный эксперимент. Работа завертелась, а Егор лежал на берегу озера и ничего не делал. Это было совершенно неправильно. Отдых хорош в меру, черт возьми! Елена тоже заскучала, часами говорила с Раисой и Семечкиным. Первым сдался Андрей. Улетел на свое детище – завод. Матвей к этому времени тоже вернулся в Москву, он был абсолютно счастлив. Он был готов возиться с детьми день и ночь. Алла привыкала к детям потихоньку, изучала журналы с детской модой, но менять памперсы детям, в отличие от Матвея, брезговала. Наконец, настало время прощаться с Быстрицким и Егору с семьей. Быстрицкий проводил гостей на аэродром. На прощание обнялись, слова оказались лишними. В Москве всей компанией сразу попали на концерт в большой зал консерватории. Перед закрытием сезона состоялся традиционный концерт «Фима Зак и его друзья». Любовь Петровна встретилась с Фимой у Верочки. Поплакали, посмеялись, вспомнили прошлое, а потом Фима предложил сыграть вдвоем то, что когда-то играли в молодости. Любовь Петровна сначала застеснялась, а потом согласилась… Это же такая радость – играть! Верочка села за фортепиано. Фима с Любой заиграли, звуки завораживали и вели их за собой… Фима с Любой играли, играли, а потом музыка кончилась. Они посмотрели друг на друга. Неужели это они сотворили такое? Они – Фима и Люба. Как это отличалось от того, как они играли в молодости! Все же жизнь прожита не напрасно. Фима загорелся сыграть вместе с Любой на своем концерте в консерватории. О таком Любовь Петровна даже не могла мечтать. Успех был оглушительный. После концерта к Любови Петровне подошел старенький профессор. Он церемонно поцеловал ей руку и выразил свое восхищение, особенно подчеркнул, что был рад услышать снова скрипку Евгения Самуиловича, великого музыканта. Стоявший рядом, Андрей не выдержал: – Великий музыкант – ремесленник по сравнению с матерью. Неужели Вы этого не слышите? – Слышу, голубчик, слышу. Только это Евгений Самуилович сделал из Вашей матушки музыканта. Уж поверьте. Я знаю. Когда его инсульт разбил, боялся всем обузой быть. Вами очень интересовался. Жалел, что не может Вас послушать, помочь. Не держите на него зла. Прошение Егора о предоставлении ему годового творческого отпуска удовлетворили. Исполняющим обязанности директора стал Митя, а замом по науке – Баранкин. Сушкин категорически отказался. Ничего, его время еще придет. Тринадцать лет назад Егор первый раз пришел в институт. Тогда он наивно надеялся, что его зам. директорство продлится не более года. Прошло долгих тринадцать лет. Сколько всего произошло за это время… Главное – он встретил Ленку, родил детей, сохранил институт… Егор ехал на работу, и его душа пела. Он ехал и предвкушал, как он войдет в лабораторию, включит аппаратуру, Сушкин начнет ворчать, что он все делает неверно… А потом, потом начнется этот трудный, иногда занудный, но такой занимательный и волшебный процесс познания нового и неизвестного. Егор ехал в институт и улыбался. Впереди его ждала… болдинская осень. Вместо Эпилога С Новым Годом! или Двадцать лет спустя… Если в твоей душе осталась хоть одна цветущая ветвь, на неё всегда сядет поющая птица. (Восточная мудрость) 1 Георгий Викторович Романшин подошел к окну. На улице бушевала настоящая метель, совершенно нетипичная для погоды конца ноября. Скоро Новый год, а там еще чуть-чуть и закончится семидесятый год его жизни. Хорошо бы куда-нибудь смотаться с Еленой и отпраздновать очередной день рождения тихо, в каком-нибудь кафе на краю света… или на даче с детьми в кругу самых близких людей. Мечты, мечты … Придется выдержать торжественное мероприятие с речами многочисленных выступающих, вручение адресов… Даром, если бы выступали сотрудники института. Большинство из них давно стало родными людьми, как-никак первый раз Егор переступил порог института тридцать четыре года назад. Такое мероприятие Егор как-нибудь бы перенес, не очень приятно быть в центре внимания, но, как когда-то его учил мудрый Ленкин дед, надо дать возможность людям делать добро и сказать спасибо. Не все у Егора получилось, но всю свою жизнь он честно старался работать на благо института и его сотрудников, поблажек себе не давал. Все же что-то хорошее сумел сделать. Скорее всего институтским-то и слова-то сказать не дадут. Выступать будут министерские и прочая шушера со стандартными речами, куда вместо имени прошлого юбиляра впишут его имя. Ладно, не надо о грустном! Никаких итогов он для себя пока подводить не собирается. Если бы не знать среднюю продолжительность жизни российского мужчины, так и вообще ничего, все в порядке. Вон с Ленкой и в постели еще кое-что получается, так что он еще о-го-го! Молодым фору даст! Надо же, как загордился! Егор, как трезвый человек, отдавал себе полный отчет в том, что очень сильно отличается от молодых. Опытом? Тем, что «скромнее стал в желаньях?» Может быть. Но не только этим. У Егора в детстве был дед, который вложил им с братом Кириллом очень четкие понятия, что такое «хорошо» и что такое «плохо». Всю свою жизнь Егор следовал правилам деда, и они его ни разу не подвели. Дед научил внуков рыть вглубь, а не вширь, не лениться и во всем докапываться до сути. В молодости казалось аксиомой, что для того, чтобы чего-то добиться в жизни, надо много работать и думать. Людям не хватало продуктов, но они стремились к чему-то высокому, во всяком случае стремились те, с кем общался Егор. Сейчас магазины ломятся от товаров, улицы стали красивыми, чистыми. Какую музыку хочешь – такую слушай, какие джинсы хочешь – такие носи. Все красиво и замечательно, но почему-то Егора это не радует. Эму кажется, что все это мишура, красивый фасад, за которым – пустота. Что для молодежи аксиома сейчас? Молодежь сейчас… Черт побери! До чего он, Георгий Викторович Романшин, докатился! Не хватает еще начать ворчать, что раньше снег был белее. Первый звоночек прозвенел! Все же стареешь ты, брат Романшин. Нет, чтобы порадоваться какие у тебя в институте ребята. Последние двадцать лет Егор занимает почетную должность Президента института и является его бессменным научным руководителем. Уже лет десять назад он озаботился проблемой подготовки молодых кадров, которые должны прийти на смену старикам или, если говорить, соблюдая политесы, старшему поколению. Что такое правильный научный руководитель, Егор знает очень хорошо: всем, чего он достиг в работе и в жизни, Егор обязан своему научнику – Свирскому. Романшин достал альбом и посмотрел на фотографию своего учителя. Егору показалось, что Свирский ему подмигнул, а в голове зазвучали слова: «Теперь ты сам. Думай, и у тебя все получится. Помни, на хромую лошадь я бы никогда не поставил.» Да, теперь Егор сам, а уж хромая он лошадь или нет, покажет только время. Довольно давно в голове у Егора где-то на подкорке крутилась одна мыслишка, но времени на ее обдумывание не было, более того не предвиделось. Вот он и замутил молодежную лабораторию, в которую он эту самую мыслишку и подкинул. Поначалу все было как-то так: ни то ни се, а потом понеслось. Сейчас начальником лаборатории они с Митей – полноправным директором института, поставили племянника Егора – Яшку, а его замом – Егорку, сына самого Митьки и его жены Лизы, ведущей сотрудницы института. Два года назад к работе лаборатории присоединилась любимая дочь Егора – Лиля. Работа в лаборатории идет полным ходом, только успевай ребятам пот со лба утирать. Егор с Митей очень довольны. Конечно, сторонний, критически настроенный наблюдатель может начать придираться, что в институте процветает семейственность. А вот Егор с Митей гордятся, что у них в институте трудятся целых две династии ученых: Полянских – Романшиных и Зиминых. У Лили Романшиной еще прабабушка Марина Полянская работала в институте, а у Егорки – бабушка и дедушка Зимины. У Георгия сжалось сердце. Прошлым летом из жизни скоропостижно ушел Сергей Зимин. Институт осиротел, в нем стало непривычно тихо. Ирина Константиновна, жена Сергея, ушла в себя, Лиза всеми силами старается ее растормошить. Где-то месяц назад на помощь призвали Эмму, и вроде появилась положительная динамика. Тьфу, тьфу, чтоб не сглазить. Егор засмотрелся на падающий снег… О чем он думал? Да, о жизни, о молодежи, о детях… Да, о детях… На работе у них все хорошо, а вот в личной жизни, как-то все не складывается… 2 Сколько Луша Нилова себя помнит, столько она ведет две самые настоящие войны: не на жизнь, а на смерть. Первый театр военных действий – это непрекращающаяся ни на минуту борьба с мамашкой. Она началась практически сразу, как только Луша вышла из грудничкового возраста и стала что-то понимать. Вы думаете, как мамашка назвала маленькую Лушу, младенца, который еще не мог за себя постоять? Нормальному человеку никогда не додуматься – Луизой. Это ж надо придумать такую пошлость! Хорошо, что мать до Мальвины не докатилась. Впрочем, как-то Луша специально к какому-то мамашкиному суаре выкрасилась в синий цвет с красными прядями и стала поучать материных подружек, как надо одеваться. Вот был цирк: мамашка зубами скрежетала, а папа смеялся. С кем, с кем, а с отцом Луше повезло, у них полный консенсус, в любую разведку вместе пойти можно. Еще у Луши есть классный брат – двойняшка. Мать хотела назвать его Артурчиком, но здесь уж отец встал на дыбы. Настоял, чтобы назвали Пашкой. В детстве Луша с Пашей, хоть и дрались смертным боем, но против мамашки всегда выступали единым фронтом. Спина к спине оборону держали. Первый раз папа взял Лушу и Пашу к Романшиным, когда ребятам было года три. Луша, тогда еще Луиза или просто Лу была совершенно очарована. Во-первых, у Романшиных можно было сколько угодно носиться по квартире и даже играть в прятки. Луша с Пашей и Лилька Романшина прятались, а тетя Лена их искала и почему-то никак не могла найти. Лилька показала Луше все свои куклы, а Пашке – солдатиков ее старшего брата. Все игрушки можно было трогать руками и играть в них, сколько хочешь. А потом домой пришел Сережа, старший брат Лили. Он привел ребят в свой зоопарк и даже разрешил погладить морскую свинку. Свинка жила в таком замечательном домике и так потешно ела морковку, что Луша сразу решила стать морской свинкой и остаться жить в зоопарке. Сережка быстро понял, что Луше, как и свинке, очень хочется морковки. Он пошел на кухню, выбрал две самые красивые морковки, почистил их, тщательно помыл и только потом дал им с Пашкой. Луша была счастлива и дома радостно стала пересказывать мамашке все, что было у Романшиных. Дурочкой еще была. Скандал был грандиозный! В чем только мамашка отца не упрекала! Хорошо, что у него нервы крепкие. Отцу на все мамашкины вопли наплевать. Он забрал детей к себе в кабинет, и там они все вместе целый вечер смотрели мультики. Мамашку отец в кабинет не пустил. Луша с Пашей тогда были совсем маленькими, но скумекать смогли, что мамашке ничего лишнего говорить не надо. У них с папой своя жизнь, у мамашки – своя. Приходилось, конечно, иногда напяливать на себя гламурные тряпки, которые выбирала для них с Пашкой мамашка, и изображать из себя пай-девочку и пай-мальчика перед ее подружками, но это они с Пашкой довольно быстро побороли. Где-то, когда Луше было лет семь, они с Пашкой одержали судьбоносную победу над мамашкой. Все началось с того, что ребят пригласил в гости папин сослуживец. Мамашка была в большой дружбе с его очередной женой. У сослуживца было двое детей – парень Гарик и девочка Катя от предыдущих браков. Сослуживец отца, порядочная сволочь, лишил матерей детей родительских прав за мифические прегрешения и не разрешал им видеться со своими кровиночками. Тогдашней жене сволочи на Катьку с Гариком было начихать. Катька – хорошая девочка, она очень нравилась Пашке. На вкус Луши Катя была слишком тихой и всего боялась, но раз Пашке Катя нравилась, критиковать ее Луше было без надобности. А вот Гарик вызывал стойкую антипатию и у Луши, и у Паши. Однажды Луша сделала что-то не так, как хотел Гарик, так он в отместку очень больно ущипнул ее за руку. Луша такого простить не могла и дала сдачи. Пашка тоже в стороне не остался, заступился за сестру. До Гарика дошло, что он один против двоих. Драться Гарик не стал – испугался, но пообещал, что, когда ребята уйдут, он побьет Катьку. Луша сразу поняла, почему Катька такая пришибленная.