— Ты покидаешь нас? — А разве нет? — Я попросил тебя остаться, чтобы пригласить присоединиться ко мне и еще к некоторым выпить по бокалу у меня в комнате сегодня вечером. Вот оно. Она может остаться, но у всего есть цена. Амелия могла угадать, кто будут эти «некоторые». Так или иначе, ее заставят компенсировать стипендию. Она бросила книжку на стол. Амелия не желала иметь дела с этим человеком. Коммандер Гамаш поднял книгу и вернул ее в портфель. Выходя из класса, он указал на цитату, написанную на самом верху классной доски. Ту, что оставалась там неизменно, в то время пока остальные писались и стирались. Это сказала какая-то буддистская монахиня. Другие кадеты над цитатой ржали, но Амелия записала ее. Это стали самые первые слова, записанные ею в самой первой ее тетрадке. «Не доверяй всему, о чём думаешь». Глава 7 В комнатах Академии, где останавливался коммандер Гамаш, теперь весело горел камин и освещал гостиную. Обычно вечером он возвращался домой, в Три Сосны. Всего час езды, эта поездка всегда доставляла ему удовольствие. Но сегодня по прогнозу обещали метель, и Арман решил остаться на ночь в Академии. К нему приехала Рейн-Мари, прихватив с собой коробку с собственными бумагами и пакет в коричневой обертке. — Новый стул? — Гамаш указал на пакет. — Да ты детектив! — восхитилась Рейн-Мари. — Вообще-то это пони. — Эх! — Гамаш разочарованно дернул сжатой в кулак рукой. — Это я и собирался сказать. Жена засмеялась и проследила взглядом, как он шел по коридору, чтобы начать новый трудовой день. Рейн-Мари проводила время за разбором архивных документов, пока Арман преподавал или занимался накопившимися административными делами. Бывший коммандер игнорировал бумажную работу, а у Сержа ЛеДюка, бывшего зама, была собственная повестка дня, по-видимому, не включавшая в себя нужды Академии. Но сильнее всего Гамаш был занят работой с личным составом — оставшимися преподавателями и кадетами-старшекурсниками. Сказать, что они сопротивлялись нововведениям, было бы грубым преуменьшением. Даже те, кто был счастлив увидеть старую гвардию, были поражены масштабами перемен. — Может, стоит делать это помедленнее? — старался помочь Жан-Ги. — Non, — ответил ему профессор Шарпантье. — Скоро сообщай дурные вести, и мало-помалу — добрые. Макиавелли. Шарпантье был одним из приглашенных Гамашем профессоров и преподавал тактику, для него «Государь» Макиавелли являлась настольной книгой. По сути, это был не столько курс тактики, сколько курс манипуляции. Бовуар взглянул на мальчишеского вида профессора с изрядной долей сомнения. Шарпантье обильно потел, словно каждое слово вырывали у него силой. Юный, хрупкий и субтильный она часто колесил вокруг на кресле-каталке. — Мы внесем изменения разом, быстро, — решил коммандер Гамаш, и назначил собрание для сотрудников, чтобы объявить о своем решении. Так начался семестр, так началась борьба. Прошла неделя, и пока все не вошло в ритм и ежедневную рутину, его авторитет подвергался сомнению ежедневно и ежечасно. Коммандера Гамаша воспринимали не как глоток свежего воздуха, а как своенравное и неразумное дитя, ломающее здание из кубиков, даже те, кто сознавал, насколько эти «кубики» прогнили. — Дадим им время, — говорил Гамаш Жану-Ги в конце особенно трудного дня. — Время, патрон, — Бовуар засовывал книги в сумку, — как раз то, чего у нас нет. Это правда, подумал Гамаш. А Жану-Ги и половины правды не известно. Но в тот вечер, в конце первой недели, надо было как-то разрядить напряженную атмосферу. Хотя бы попытаться. Вернувшись в свои апартаменты, Арман сменил костюм на брюки, оксфордскую рубашку с открытым горлом и джемпер. Рейн-Мари была в кашемировом свитере с шелковым шарфом и в юбке чуть ниже колена. Сидя на эймсовском стуле и отставив в сторону кружку с чаем, Арман потянулся за коричневым пакетом. — Знаешь, что внутри? — Нет, — ответила Рейн-Мари. — Оливье вручил мне его сегодня утром перед нашим отъездом. Сказал, что для тебя. Пожалуйста, не тряси. Он всегда встряхивал посылки, по причине, которую она никак не могла понять. Конечно, не для того чтобы убедиться в отсутствии бомбы — в этом случае тряска не спасла бы, даже наоборот. Он потряс пакет, прислушиваясь к нему. Понюхал его. Все исключительно для того, чтобы подразнить Рейн-Мари. — Это не пони, — заключил он с сожалением. — Твоим студентам и невдомек, насколько мощного интеллекта человек взялся за их обучение. — Полагаю, они начали догадываться. Открыв пакет, он на мгновение замер. — Что там? — нетерпеливо спросила она. Гамаш развернул содержимое, и она улыбнулась: — Боже милостивый, вот это да! — Oui, — Арман был с ней согласен. Пред ними предстала старая странная карта, найденная в стенах бистро. Оливье поместил ее в рамку. К заднику прилагалась открытка, гласившая: «Чтобы ты всегда находил путь домой». Открытку подписали Оливье, Габри, Клара и Мирна. А Рут приписала каракулями: «На случай, если ты облажаешься снова». Арман заулыбался, и глубоко вздохнув, извлек себя из уютного кресла, и, оставив карту на краю стола, подошел к огромному окну. Апартаменты Гамашей располагались на верхнем этаже Академии, из панорамных окон открывался захватывающий дух вид. Точнее, он был бы захватывающим, если бы не ночь и метель. А сейчас Арман мог видеть лишь свое отражение. Снежный шторм проглотил город Сент-Альфонс, его огни и всё остальное. Сент-Альфон несколько веков назад одним из первых был заселен французами, потому что в этих местах преобладала плодородная равнина. Но все, что придавало лету прелесть, зимой оборачивалось против человека. Абсолютно ничто здесь не противостояло снегу и ветру, рвущимся с гор вдоль берегов рек прямо к долине. Единственным, что в конечном итоге остановило их, стал город Сен-Альфонс, встретивший стихию лицом к лицу. Из темноты в толстое стекло окна ударил белый кулак снега, словно напоминая Гамашу, что шторм всё ещё там. И не очень доволен. Гамаш не вздрогнул, но определенно прочувствовал, насколько им посчастливилось находиться сейчас внутри, а не снаружи. Раздался стук в дверь и вошел Жан-Ги. — С каких это пор ты стал стучать, mon beau? — осведомилась Рейн-Мари, поднимаясь, чтобы поприветствовать зятя. — Это на случай, если к вам уже кто-то пришел, — объяснил Жан-Ги, окидывая взглядом комнату. Он догадывался, что остальной преподавательский состав в курсе их родственной связи, но студенты пока не знают. Он не желал демонстрировать перед кем-либо дружбу и тем более родство с Гамашами. Бовуар внимательно осмотрел комнату, в любую минуту готовый отразить нападение, будь то бандит или открытая книга стихов. Эти апартаменты в корне отличались от любого из домов, где когда либо жили Гамаши. Это пространство выглядело стильным. Стиль середины века, модерн, определил Бовуар. Кресла странных очертаний — никаких тебе La-Z-Boy — на вид совершенно неудобные. Сначала он предположил, что квартира меблирована кем-то другим, но потом узнал, что обстановку выбирали Гамаши на свой собственный вкус. Жан-Ги не их вкус не разделял. Пройдя по толстому шерстяному ковру, Бовуар погрел руки у камина, потом взял со стола с напитками кока-колу. Снова раздался стук в дверь — начали прибывать первые гости. Через двадцать минут комната наполнилась группками тщательно выбранных кадетов и столь же тщательно выбранными профессорами. Все выпивали, закусывали и переговаривались. Первоначально натянутая атмосфера смягчилась благодаря веселому теплу камина, непогоде за окном, выпивке и дружеской простоте хозяев — коммандера и мадам Гамаш.