Глаза застелила прозрачная пленка, губы дрогнули. Это была стрела в спину, острая и очень толстая. Эта стрела задела самый главный орган, она раздробила его как пуля. Мне хотелось закричать: “Верните мою лучшую подругу, я так люблю ее и не могу потерять”. Однако вместо этого я лишь прикрыла ладонью рот и сдержала слезы. Я сильная… Я справлюсь. Глава 17 Лилька вела себя как обычно, словно не она сотворила всеобщие насмешки надо мной. Я хотела ей высказать, спросить, почему она так поступила, но по итогу плюнула. Подруга сама должна прийти и признаться, извиниться. В конечном счете, не факт, что наша ссора сможет заставить Ильину под другим углом посмотреть на ситуацию. Я понимала, что дружба медленно превращалась в песок, который невозможно удержать в руках. К моему негативному настроению добавился и конфликт дома. Оказалось, Вадим разбил телефон. Он подрался с кем-то в школе, и во время драки его мобильник получил увечья. На новый требовались деньги или же кредит, мама не рассчитывала на дополнительные траты в апреле, тем более на носу был мой выпускной. Она итак увеличила количество моих часов у репетиторов перед экзаменами. А вечером к нам приехал Юрий и как ни в чем не бывало, протянул пакет из магазина сотовой связи. Я сидела в комнате тогда, повторяла слова по английскому к завтрашнему тесту. – Вадим! Как тебе не стыдно! – донесся до меня голос мамы. В нем было столько обиды и отчаяния, что я невольно выглянула в коридор, становясь свидетелем очередного скандала. Брат швырнул пакет к ногам Юрия и грубо прорычал: – Мне от вас ничего не нужно! Я не продаюсь за мобильник! Я – не мать! – последняя фраза прозвучала с нескрываемой желчью, словно Вадиму было противно происходящее, противна наша семья. Нет, я прекрасно понимала брата, ему не нравились слухи, которые ходили о маме, не нравились постоянные гости мужского пола. Он даже не запоминал их имен, потому что больше, чем на два или три месяца они не задерживались. После того, как мать разошлась с отцом, у нас не было опоры в доме, мужского плеча, к которому можно прийти и в горе, и в радости. Вадиму требовался отец или на худой конец – отчим. Но почему-то маме не везло с половинками, никто из них не планировал становиться частью нашей ячейки. Они взаимно пользовались друг другом, а позже расходились. – Бессовестный! Как тебе не стыдно! – закричала мама, и в ту же минуту подошла к Вадиму, замахнулась, однако он поймал ее тонкую кисть. – Мне не за что стыдится, – прорычал брат. – Как ты разговариваешь с матерью! – вмешался неожиданно Юрий. Он силой вырвал маму из рук Вадима, обхватил ее за трясущиеся плечи и грозно посмотрел на мальчишку, в котором не иначе видел постороннего человека. – Не вам учить меня, как и с кем говорить, – хмыкнул брат. Он схватил куртку с вешалки, засунул ноги в старые потертые кеды. У левого была дырка, чтобы спрятать ее, бабушка нашила там яркую накладку. Она берегла вещи до последнего, жизнь научила экономить на всем. – Вадим! – крикнула мама вдогонку. Но брат уже захлопнул за собой дверь, не желая продолжать разговор. Я сглотнула, потупив взгляд, а затем вернулась к себе. Мне и самой было тяжело жить в такой атмосфере. Я мечтала, что однажды, когда выйду замуж и рожу детей, подобного у них не будет. Даже если меня бросит муж, я буду предана своему дому. Но, как говорится, проще построить собственный замок из грез, чем жить в настоящем. Никто не застрахован от билета на сломанный автобус. Через два часа, когда Юрий ушел, ко мне постучалась мама. Она тихонько вошла в спальню и присела на край кровати. За окном раздался гром, сверкнула яркая вспышка молнии, осветившая спальню, где-то вдали залаял пес. Его лай был таким тоскливым, словно собака оплакивала свое одиночество. Не знаю почему, но я вдруг вспомнила Лильку, и мне захотелось тоже заплакать. – Лина, – тихо заговорила мама. Я сидела на крутящемся стуле за столом, продолжая заниматься английским. Пришлось отложить ручку и повернуться, хотя настроения общаться особо не было. – Не переживай, – со вздохом произнесла я. – Он побесится и успокоится. – Я не понимаю, что делаю не так, – неожиданно сказала мать. Я внимательно посмотрела на нее, на ее яркий макияж, распущенные вытянутые волосы, которые аккуратно лежали на хрупких плечах. На новенькое салатовое платье, которое она купила неделю назад и не могла налюбоваться собой в нем, крутясь перед зеркалом. – Не знаю… – Я же стараюсь для вас. Вот где бы я взяла деньги на новый телефон, если бы не Юра? А твой ноутбук? Хорошо, что тогда Валера нам подарил его. А поездка на море? Ангелина, вы с Вадимом ни в чем не нуждаетесь, но он вечно чем-то недоволен. – Он нуждается в тебе, – выпалила я, опустив, что тоже нуждалась в маме. – А что я где-то в недоступном месте? – ее взгляд был красноречивее слов, будто мама вглядывалась в бесконечные просторы космоса и не могла понять, как же возможно оказаться среди тысячи звезд. Она, в самом деле, не понимала. – Ты всегда в своих ухажерах, мам. – Это не значит, что вы не можете со мной поговорить. – Но это не значит, что ты готова нас слушать, – честно ответила я и отвернулась к окну. Взяла ручку, пальцы почему-то дрожали, наверное, нервы брали свое. – Так вот она я! – воскликнула мама. – Готова слушать. Расскажи мне все, я же здесь! – ее голос был усталым и немного вялым, а еще отдаленным. Словно мама находилась не в этой комнате, не со мной. Я вдруг представила, что стою на берегу моря, смотрю на корабль, который едва видно с моего места. У него прекрасные белые паруса, как в исторических фильмах. На этом корабле мама в своем роскошном платье, подолы которого кружит ветер. Нас разделял целый океан. – Ангелина, – я слышала, как она поднялась с кровати. Но мать не подошла ко мне, не положила руки на мои плечи и не попробовала переплыть бесконечные воды ради дочки. Она все еще находилась на том корабле, откуда открывался невероятный вид на счастливое, в ее понимании, будущее. – Я очень прошу, не закрывайтесь от меня. Я делаю все это для вас. – Я знаю, – прошептала я, так и не решившись опровергнуть ее слова. Мама ушла, прикрыв за собой дверь. За окном снова сверкнула молния. Собака на площадке больше не выла. Глава 18 - Ярослав Мы шли вдоль речки с Серым; наши дороги должны были вот-вот разойтись в разные стороны, как вдруг он остановился и воодушевленно заговорил: – Я придумал! Называй меня Арт! – запросто заявил Серега. – А чем тебе твое имя не нравится? – Оно до ужаса банальное, а я хочу, чтобы меня запомнили как-то иначе. Арт – звучит круто. – Что в нем крутого? – искренне не понял я. На самом деле, мне никогда не нравились эти разговоры о будущем. Сразу подкатывал ком к горлу. – С осетинского оно переводится как пламя. Человек всегда стремиться к месту, где есть тепло. Мне нравится вариант огня, который никогда не погаснет. Разве не круто, Яр? – он посмотрел на меня и улыбнулся той самой улыбкой, в которой заключалось желание сотворить прекрасный мир. С Серым мы познакомились еще будучи детьми, я тогда сидел на детской площадке под ржавой горкой и кидал камни в песочницу. Тяжело было сдерживать слезы после ухода мамы. Она даже не попрощалась со мной как следует, лишь оставила в коробке новенькую игрушечную машинку на радиоуправлении. Наверное, ей тогда казалось, что это правильно – молча уйти, дабы не разрывать сердце себе и ребенку. Но я жутко злился и подарок по итогу выбросил. В тот день, пока отец был на работе, семилетний я выскочил на улицу и спрятался под горкой. Мне казалось, там надежно, а главное, никто не увидит моих слез, ведь как говорил папа, мальчикам не полагается показывать слабину, вот и я не показывал. Однако тут появился Серега, он держал в руках бездомного котенка с ободранным хвостом. – Ты тоже пытаешься спрятаться от плохих людей? – спросил вдруг Серый. Волосы у него торчали в разные стороны, ярко-оранжевые, как спелый апельсин. – Иди отсюда, – хмуро отозвался я. – Смотри, – вместо того, чтобы уйти, Архипов протянул мне трясущегося кота. Взгляд его зеленых глаз словно коснулся моего сердца, оставив там рубец. – Он тоже хотел бы сбежать. Но не получилось. Другие коты его чуть не погрызли. – Я ненавижу кошек, уходи. – Я тоже. Что же делать? Мне кажется, он умрет, если никто не поможет ему, – с досадой в голосе произнес Серый. Я поднялся с корточек и вылез из-под горки. Мы поравнялись с рыжеволосым мальчишкой: он был худой, в грязной серой майке и рваных кедах. – Моя мать меня бросила, – выпалил я, желая хоть кому-то рассказать о произошедшем. Можно было, конечно, пойти к Сашке, пожаловаться ему, вот только мне стало стыдно. У Давыдова счастливая семья, большой дом и много игрушек. Мы бы и не познакомились, если бы наши отцы не были друзьями детства. Как я мог прийти и признаться, что от меня отказалась даже родная мать?! Это было бы унизительно. – Его тоже, – не унимался Сережа. А потом нагло впихнул мне кота. Тот вцепился коготками в мою грудь и жалобно мяукнул. – Что ты… – Так бывает. А хочешь, я расскажу тебе свою историю? – Не особо, – пожал я плечами. – Тогда слушай! И Серый рассказал, он вообще не умел скрывать или молчать о своих переживаниях. Именно этот странный мальчишка поддержал меня, а позже стал лучшим другом. Гораздо ближе, чем был Дава. Наша дружба была другой. И больше всего на свете я боялся, что однажды она закончится… Когда я вернулся домой, Сашка ругался с отцом. Они опять что-то не поделили. На самом деле, дядя Дима был не строгим и уж тем более не противным, несмотря на свой статус в обществе. Он много шутил, улыбался, носил не брендовые вещи, гулял без охраны и мечтал вырастить достойных сыновей. Меня Дмитрий относил тоже к категории своего сына. И я пытался отдавать максимально, насколько мог: хорошо учился, не влезал в разные неприятности, пошел на хоккей, как того хотел Давыдов-старший. Меня даже выбор ВУЗа особо не волновал, поэтому я согласился на любой, лишь бы угодить своему названному отцу. Дядя Дима часто ставил меня в пример Сашке, не из корысти или злости, а в надежде, что тот исправится, возьмется за голову и начнет жизнь с чистого листа. Но Саша продолжал витать в облаках, совершать бездумные поступки и заставлять родных переживать. Вокруг него менялась компания и от хороших, в моем понимании, людей ничего не осталось. Злые. Пропитанные желчью. Многие из них не могли похвастаться особыми достижениями и утверждались за счет других. Именно компания Давы по итогу стала тем камнем преткновения, который образовался между нами. Мы продолжали дружить, я продолжал его защищать, как старший брат, но что-то внутри вызывало непонятную тревогу, желание находится на расстоянии вытянутой руки. Скинув кроссы и куртку, я поднялся на второй этаж и уже почти оказался у себя в комнате, как услышал за спиной Сашкин голос. – Отец меня бесит, – со вздохом произнес он, подходя ближе. Я оглянулся и заметил недовольное выражение лица Сани, его губы искривились. – Он просто беспокоиться о тебе. – Нет, он просто хочет, чтобы я плясал под его дудку. И мать туда же. Знаешь, что она мне сегодня выдала? – Сашка облокотился о стену, скрестив руки на груди. – Что нашла тебе невесту? – пошутил я. – Она хочет, чтобы я поехал в столицу, окончил международное, а потом занял кресло в думе. Она спятила! – Согласен, – усмехнулся я, представляя ветреного Саню в кресле депутатов. Было бы забавно наблюдать, как он пытается участвовать в собраниях, выдвигать идеи о новых законах или спорить с другими важными дядьками в костюмах. – Не смешно, – Дава отошел от стены и толкнул меня локтем в бок, а затем сам засмеялся. – Как думаешь, кто круче: хоккеист или мужик с бабочкой? – Хоккеист в бабочке, как тебе такой вариант? – предложил Сашка, и мы оба усмехнулись. На самом деле, его мама ненавидела хоккей, и на эту тему они с Дмитрием постоянно ругались. Один мечтал увидеть звездную карьеру сына, другая переживала, что на льду он сломает себе ноги. Это был вечный спор, который продолжался уже на протяжении многих лет.