И все это время мы не можем оторвать друг от друга глаз. – Ладно, мне, наверное, лучше пойти, надо уйму административных дел до начала курса уладить. Еще увидимся! – Конечно! – улыбаюсь я. По традиции в первый вечер – коктейли и обед. На сей раз я пойду. Я привезла с собой приличные джинсы-буткат, сапоги на шпильках до колен и черный блейзер и топ поло без рукавов. Небрежно, но модно. Вальяжно я спускаюсь в бар и болтаю там с другими участниками курса, периодически поглядывая на Джейми. Ужин – в ресторане, все очень церемонно, гости болтают о любимых произведениях искусства, немного о политике. Все это не мое. Столовая – прежде в ней, вероятно, была гостиная – хорошо смотрится в приглушенном свете. О ее былом назначении говорят огромные окна, хотя по стенам старинные лампы под стеклянными абажурами. Я слушаю приглушенный гул голосов. Похоже, все чуточку возбуждены, как всегда бывает в «первый вечер». И они слишком много пьют. Я выпила только один бокал вина, не хочу чувствовать себя скверно наутро и напиться тоже не могу. Мне нужен ясный ум… особенно потому, что Джейми рядом. Поговорить с Джейми не просто, ведь его все время отвлекают и дергают. Я болтаю с соседями, но на протяжении обеда мы с Джейми обмениваемся взглядами. Не успела я оглянуться, а уже поздно, и собравшиеся начинают понемногу расходиться. Вокруг Джейми толпятся участники курса. Им всем отчаянно хочется послушать его мнение о Дега, Пикассо и Джексоне Поллоке. В одиннадцать я решаю, что пора на боковую, и, уходя, машу Джейми. Он машет мне в ответ, его взгляд провожает меня до порога. Утром в субботу я просыпаюсь рано, в отличном настроении, а когда раздергиваю шторы, за ними оказывается хмурый облачный день. Темно-серые, мрачные и полные угрозы тучи затянули небо. Я разочарована, ведь мне действительно хотелось, чтобы мастер-класс по фотографии устроили сегодня под открытым небом. Я надеюсь, что дождя не будет. Хотя, судя по небу, день все же обещает быть дождливым. Курс начинает семинар по фотографии. Первая часть – теоретическая и довольно короткая, ее проводит внутри Стив, а потом мы идем наружу фотографировать. Вот этот мастер-класс мне действительно по душе. Мне нравится запечатлевать на пленке то и се – разные застывшие мгновения. Можно выхватить дерево, гнущееся на ветру, – именно так оно гнуться никогда больше не будет. То, как волна разбивается о песок, – в следующий раз она разобьется иначе. Но больше всего я люблю снимать людей. Эмоции на их лицах, когда они на кого-то смотрят. Радость, гнев, печаль, счастье, разочарование, желание… – потому что именно такое их проявление никогда больше запечатлеть не удастся. То, как собираются морщинки у глаз, как двигаются губы. Всякий раз это иначе. У нас карт-бланш гулять вокруг Хитвуд-Холла и фотографировать что в голову взбредет. Интересно, не будет ли выглядеть странно, если в портретные снимки добавить окна, дверные рамы и немного пейзажа? Тут есть кое-какие восхитительно изысканные украшения над дверными и оконными проемами, можно сделать пару-тройку интересных снимков увитых плющом створчатых рам. Перекатывающиеся холмы вокруг Хитвуд-Холла – богатое поле для пейзажной фотографии. Ненастная погода служит своего рода фильтром для объектива, добавляет снимкам атмосферности. Обойдя Хитвуд-Холл вокруг, я выхожу к террасе и вижу, что там болтают несколько преподавателей. Стив жестом указывает на что-то на фасаде. – Как успехи, Стеф? – кричит он мне. – Все отлично. У меня вопрос, нам можно людей фотографировать? – Да, конечно, – откликается Стив. – Если они сами не будут возражать, но думаю, все заняты своими съемками. – Могу вам попозировать, если хотите, – говорит Джейми. Я чуть раздвигаю губы в улыбке, делаю вид, будто меня его слова позабавили. – А вы были бы не против? – Вовсе нет, – отвечает Джейми. – Я просто хочу сделать несколько непостановочных снимков с пейзажем на заднем плане. – Конечно, буду рад помочь. У меня есть свободные полчаса. Пока я веду его мимо террасы в передней части дома, он рассказывает, как прошел его год, как его ученики в этом августе получили самые высшие за последние годы оценки, как он ездил отдыхать в Грецию и как ему перепланировали чердак. – Сможете просто, ну знаете, посмотреть в сторону холмов? С таким выражением, будто изумлены видом. Я смеюсь и поднимаю к лицу камеру, когда мы выходим на середину огромного луга. Джейми корчит комичную потрясенную мину, стократно наигранную. – Нет, это уж чересчур, – смеюсь я. – Нельзя ли сбавить чуток оборотов? Пожалуйста! – Извини, Марио Тестино! – с каменным лицом откликается он. Джейми переводит взгляд с меня на холмы, а я медлю секунду, прежде чем нажать на «спуск», восхищаясь его подбородком, очень скульптурным через объектив. Его растрепанные волосы практически вливаются в пейзаж, сплетаясь на снимке с травой. – Знаете, мама всегда говорила, что в одном безмолвно сделанном снимке, если схватить нужный момент, слов больше, чем в целом разговоре, – сообщаю я с улыбкой. Повторяя ее слова, я вдруг вспоминаю, как она их произносила, всё вспоминаю: ритм и тон ее голоса, они и сейчас со мной. – Она абсолютно права. На мой взгляд, с портретами то же самое. Они способны сказать тысячи слов. Они обладают огромной мощью? Так твоя мама этим занимается? – Чем? – Фотографией? Искусством делать снимки? – Э… ммм… – тяну я, захваченная врасплох, что, в сущности, нелепо, ведь это я завела разговор. – Нет. Ну да, она занималась. Но теперь нет. Она умерла. – Ох, Стефани. Мне так жаль! Я улыбаюсь так, как обычно улыбаются, когда нечего сказать. Вот уж умею я положить конец светской беседе. – Это недавно случилось? – Нет, – отвечаю я, стараясь скрыть, что для меня этот разговор как нож в горле. – Мне было тринадцать лет, когда она умерла. Тяжкий период. Мне пришлось держать все в себе, просто не была готова говорить. До недавнего времени я даже не пыталась справиться, а потому и слетела с катушек. Воцаряется жутковатая тишина, так бывает иногда за городом. Джейми молчит. Он, вероятно, задается вопросом, почему я решила именно сейчас все выложить. А мне просто момент показался верным. И – что совсем уж странно – мне захотелось, чтобы он узнал. – А теперь вернулась? На пресловутые катушки? – Вроде того, – отвечаю я, глядя на холмы. – На полпути. – Ну ты и молодчина! – А? – переспрашиваю я, скривившись. Замечание меня ошарашивает, я автоматически предполагаю в нем сарказм, ведь если какой-нибудь себя и ощущаю, то крайне заурядной. – Пройти через такое в юном возрасте, самой со всем справляться, неудивительно, что, пока взрослела, ты чуть-чуть сбрендила. – Ты назвал меня сумасшедшей? – Я улыбаюсь. – Ага, – смеется Джейми. – Ладно, тогда ты не будешь возражать, если я попрошу тебя залезть вон на ту стену, чтобы я сняла кое-какие постановочные фото… Мы так великолепно проводим время, болтаем глупости, смеемся до упаду, я делаю дурацкие, претенциозные фотографии, что не замечаем, как подкрадываются сумерки. Поскольку наползают, грозя дождем, тяжелые тучи, мы решаем вернуться в дом и готовиться к вечернему мероприятию. Я ловлю себя на том, что, переодеваясь к ужину, улыбаюсь, как подросток. Рывком вернув себя в настоящее, я нахожу телефон и шлю Мэтту сообщение, мол, скучаю по нему. Поскольку в этом богом забытом месте явно нет сигнала, на экране вспыхивает «СООБЩЕНИЕ НЕ ОТПРАВЛЕНО» и предложение повторить. Я нажимаю «Отмена» и выключаю телефон. Как обычно, обед – вполне безопасное мероприятие, большинство приезжих болтают об искусстве и политике. Я поддерживаю светскую беседу с соседями по столу, но изо всех собравшихся мои слова как будто больше всего интересуют Джейми, ведь на протяжении застолья я то и дело ловлю на себе его взгляды. Та улыбка, которой он, похоже, способен загипнотизировать любого, становится еще более притягательной на фоне свечей и бокала-другого «Совиньон Блан». Мы сидим на противоположных концах длинного стола, но нас необъяснимо тянет друг к другу. Мы оба знаем, насколько это опасно. По окончании ужина собравшиеся группками ускользают в бар. Уже сложились различные компашки, но я ни к одной не принадлежу. Время только девять, и мне пока не хочется возвращаться в свой номер, поэтому я направляюсь к стойке, чтобы заказать еще выпить. – И почему во всей комнате мы единственные моложе тридцати? – спрашивает, тоже подходя к стойке, Джейми. – Потому что искусство хобби для стариков? – смеюсь я. – Ты хочешь сказать, что я стар душой? – очень серьезно спрашивает он. – И подумать только, что когда я с тобой познакомилась, то решила, что ты слишком модный для человека искусства! – Я вспоминаю первую нашу встречу. Наш флирт прерывает появление двух пожилых участниц воркшопа, которые уже немного под хмельком и хотят излить на Джейми свои восторги, мол, какой замечательный и он сам, и мастер-класс, который он провел для них сегодня. Не успевает он оглянуться, как они, заказав ему виски, уже тянут его прочь, а он одними губами кричит мне через плечо: «Спаси меня!» В ответ я со смехом поднимаю бокал в тосте, но на самом деле испытываю облегчение. Наверное, даже к лучшему, что, когда я пью, его нет рядом. Полчаса спустя я вполне счастлива, что совсем одна сижу у камина с бутылкой вина. Я чувствую себя виноватой от того, что Мэтт, папа и Эбони на стену полезли бы, узнай они про такое, но если они не знают, то и спать будут лучше. Мне тепло у камина в ягодно-красном джемпере, и все равно я, как подросток, прячу руки в рукава – я так и не переросла эту привычку. Внезапно рядом возникает Джейми. – Ну вот, пойдем скорей, – спешно шепчет он. – Надо убираться. – Э… что? – недоуменно переспрашиваю я. – От них тут никуда не скрыться, Стеф! Стоит мне расслабиться, как меня хватает кто-нибудь, чтобы поболтать об искусстве! Мне надо передохнуть! – Ах ты, бедненький! – смеюсь я. – И какие будут предложения? – Можем взять бутылку с собой. Пойти под то дерево? Традиция? – А это план! – Улыбнувшись, я отмахиваюсь от внутреннего голоса, который твердит, мол, это очень плохая идея. Я заказываю бутылку белого вина в баре (ведь мы оба терпеть не можем красное!), и Джейми ставит его в сумку-холодильник, а я несу бокалы. Мы как раз проходим мимо фонтана с танцующей девушкой, чтобы улизнуть к своему дереву, как обрушивается ливень, тяжелые капли разбиваются о плиты террасы. Ливень из тех, что за долю секунды промачивает тебя до нитки и не знаешь, смеяться тебе или злиться. – Вот черт! Что теперь?! – кричит Джейми, кривясь и щурясь, чтобы разглядеть меня за стеной дождя. – Назад в бар?! – кричу я в ответ. – Ага, а Артур будет то и дело подходить и прерывать нас болтовней про своих призовых голубей, – орет он, чтобы заглушить стук капель.