− Что-то случилось? – бормочу, осторожно поднимаясь и садясь в капсуле. – Ты… на меня сердишься? Прости… я… Меня обжигают коротким внимательным взглядом. Бритвенно острым и откровенно враждебным. − Хватит этих игр. На твои уловки больше никто не купится, − цедит жёстко, обрывая меня на полуслове. Обида вспыхивает в груди колючим жаром. Тогда как руки наоборот холодеют и немеет лицо. Лишь губы начинают дрожать, и глаза жжёт. Хочется что-то сказать. Как-то оправдаться. Но я не могу ничего из себя выдавить. Никогда не могла, как бы мама меня не ругала. Это ведь не работает. Оправдания… Только хуже делают. Заставляют почувствовать себя ещё более ничтожной. Поэтому я молча опускаю голову и тянусь к одежде, которую он принёс. Эти вещи мне незнакомы. Какая-то туника серого цвета. Бельё. Чёрные мягкие штаны, немного напоминающие лосины. − Это не мои вещи, − произношу ровно. Но никакого ответа не получаю. И в конце концов просто начинаю одеваться. Сначала натягиваю тунику, чтобы спрятать как можно больше тела от его холодного взгляда. Потом свешиваю ноги с лежанки и прыгаю на пол. Са-ард даже не пытается помочь. Одеваю остальное под его пристальным наблюдением. − Обувь, − кивает он на мягкие туфли на полу, похожие на балетки. Тоже не мои. Но я послушно обуваюсь. Не знаю, почему Са-ард так себя ведёт, но я не хочу злить его ещё больше. А дальше происходит то, от чего у меня волосы на голове дыбом становятся. А в груди снова разрастается чёрная дыра отчаяния и боли. Непонимания. Са-ард отстёгивает от пояса какие-то металлические штуки и велит грозно. − Вытяни руки! И как только я это делаю, на моих запястьях защёлкиваются самые настоящие наручники. Не похожие на земные, напоминающие раздельные наручи, которые притягиваются друг к другу и соединяются какой-то непонятной силой. Но суть от этого не меняется. Меня только что заковали, как преступницу. И сделал это мужчина, которого я уже практически успела полюбить. За что? − Пошла, − приказывает он, не обращая внимания на мой ошарашенный взгляд и полные слёз глаза. – Попытаешься что-то выкинуть, вырублю, не колеблясь. 22.2 И именно это становится той последней каплей, которая пробивает меня окончательно, вышибая из внутреннего оцепенения, заставляя выплеснуть всю боль непонимания и обиды хоть в какой-то реакции. − За что ты так со мной? – выкрикиваю, смотря на него уже с откровенной злостью. Губы кривятся в мучительной гримасе. – Что я такого сделала? Чем заслужила вот это? – трясу скованными руками. − Чем зас-с-служила? – удивлённо вскидывает брови Са-ард. – Снова играеш-ш-шь, Хамана? − Что? – отшатываюсь я, как от пощёчины. – Какая Хамана?! Что ты несёшь? Я Женя. Женя, слышишь? И вообще не понимаю, что происходит. Почему ты так враждебен со мной? − Не понимаешь, значит? – прищурившись, Са-ард подползает ближе. – Тебе рас-с-сказать? − Да, − восклицаю практически с вызовом. − Ты воспользовалась нашим доверием к своей паре, наш-ш-шей с ней связью и ментально воздействовала на нас с-с-с братом, чтобы соблазнить и усыпить. Потом ты заставила Треш-ш-ша покалечить больше десятка на-агаров и взломать наше хранилище. Этого дос-с-статочно? С каждым его словом меня всё больше кроет шоком и ужасом. − Нет, − мотаю я головой. – Нет, я не могла этого сделать. Я не могла так поступить. Это не я. − Это сделала Хамана, управляя вот этим вот телом, − жёстко припечатывает Са-ард нависая надо мной. − Хочеш-ш-шь сказать, что я сейчас разговариваю не с ней? − Нет. Я же говорю, − умоляюще складываю перед собой руки. – Я Женя. Пожалуйста, поверь мне. Я не помню всего этого. − А что помниш-ш-шь? – сужает он глаза. − Помню, как уговорила Шоа-дара заняться со мной сексом, не сдерживаясь. Я чувствовала себя странно и мне было немного страшновато сначала, но потом всё понравилось. Помню, как появился ты и разозлился на брата. И я… − И ты сделала всё, чтобы я тоже отброс-с-сил страх за свою пару, − Са-ард неожиданно поднимает руку и гладит мою щёку. – Ты смотрела мне в глаза и ментально продавливала мою волю, зас-с-ставляя откинуть любую осторожность. Пользовалась моими чувствами, моими инстинктами, нашей связью, чтобы добиться с-с-своего. Я мог убить свою единственную в похотливом угаре. − А сейчас ты заковал свою единственную в наручники, как преступницу. И знаешь? – судорожно хватаю ртом воздух. – Это гораздо… гораздо больнее, чем все ваши укусы. Тем более, что половину из них я уже не помню, как и всё, что происходило потом. Он сжимает губы, на щеках вздымаются желваки. А в тёмном серебре глаз отражается моя боль. − Лучш-ш-ше так, чем отдать тебя ей, − произносит он всё же. И, опустив руку, отстраняется. − То есть… ты меня не отпустишь? – недоверчиво вскидываю брови. Всё, что он говорит, всё, что происходит, вообще не укладывается в голове. − Даже если я действительно слыш-ш-шу сейчас Женю, а не Хаману, это может измениться в любой момент. Она наконец-то проявила себя и показала, как легко может подчинить это тело, этот разум, − нажимает он пальцем на мою переносицу, – и все его ментальные способнос-с-сти. − У меня нет никаких ментальных способностей, − шмыгаю носом. − Ошибаеш-ш-шься. Хамане подвластно многое, но не ментальные энергии. Это твой личный дар, умноженный её силой. Ты очень с-с-сильна, Женя, поэтому она так за тебя цепляется. Но ты с-с-способна ей противостоять. Борись. Не позволяй ей брать верх. Продержись ещё два дня и мы избавим тебя от неё навсегда. − А до этого? Вы будете держать меня взаперти? – с моих губ срывается истеричный смешок. Но уже через секунду мне становится не до шуток. Потому что я понимаю − именно так они и поступят. Посадят под замок. И хорошо, если не в карцер. − Нет. Нет, не делайте этого со мной, − во мне снова разгораются злость и отчаяние. Душу наполняет ядовитая горечь. – Не смейте, − почти шиплю я. − Если ты действительно Женя, то со временем поймёш-ш-шь, − бесцветным голосом произносит Са-ард, мрачно наблюдая за мной. Злость разгорается, превращаясь почти в ненависть. И желание причинить боль. Они же мне причиняют. − Чёрта с два я пойму! Никогда не прощу вам этого! Слышите? Никогда, − внезапно я буквально бросаюсь на него, пытаясь пнуть. А когда он уворачивается, перехватывая меня одной рукой поперёк туловища, немыслимо выгибаюсь и вонзаюсь зубами в напряжённое мускулистое плечо. − Прекрати, − встряхивает меня Са-ард. Так сильно, что я даже челюстями клацаю. − А то что?! Сделаешь больно своей Женечке? – срывается с моих губ исполненное яда. И это становится тем самым ушатом ледяной воды, который мгновенно приводит меня в себя. Повергая в ещё больший шок. Тело обмякает в стальной хватке на-агара. − О боже, − всхлипываю. – Это не я. Не я. Не я. Прости. Только теперь до моего сознания начинает в полной мере доходить, что слова Са-арда могут быть правдой. Что я действительно могла полностью потерять контроль над самой собой. И даже не заметить этого. Мне постоянно казалось, что если Хамана себя проявит, это будет как какой-то голос в моей голове. Что я смогу заметить её, отделить от своей личности. А оказалось, что происходит всё совсем наоборот. Я будто сама становлюсь ею. Или она мною. Или мы одним целым. И это чудовищно. Она только что заставила меня озвереть и броситься в атаку. А я даже не ощутила, когда мои мысли стали уже не моими. Просто действовала. Боже… тогда, получается, я сделала всё то, о чём Са-ард мне рассказал. − Я действительно вас усыпила? – шепчу потерянно. − Да, − вздыхает змей старший. Ставя меня на ноги и отстраняя от себя. − И заставила Треша… о боже. Где он? Вы же с ним ничего не сделали за это? А те на-агары? Они сильно пострадали? − С-с-сильно. Но будут жить. Треш-ш-ш тоже цел. Он реабилитировался, разбудив нас с Ш-ш-шоа, чтобы мы тебя остановили. И дал понять, что происходит. Он пока изолирован. Потом реш-ш-шим, что с ним делать, − даёт довольно исчерпывающий ответ Са-ард. Даже удивительно, что он со мной откровенничает. А как же его привычка держать всё скрывать от меня? Куда подевалась паранойя старшего наследника Чёрных на-агаров? Или эти сведения не только для меня? − Значит, прячете от меня маленького предателя? – растягивает мои губы чужая саркастическая ухмылка. – Ничего. И без него обойдусь. 22.3 − Действительно? – склоняет голову набок Са-ард. – И что ты теперь сделаешь? − Скоро узнаете, − обещаю многозначительно. Ещё пытаясь сопротивляться, отслеживать, не думать, как она, не быть ею. Но моё сознание неумолимо растворяется, уступая место моей тёмной половине. Всё-таки становясь ею.