– Родители познакомились здесь, в Финиксе. Но не в больнице, а на конференции. Я даже не знала, что отец работал в Уайтстоун, пока доктор Гарднер не сказал. Отец влюбился в маму и переехал к ней в Нью-Йорк. Там у них родились мы с Джесс и Логан. У нас была прекрасная семья. Но когда мы с братом и сестрой подросли, родители загорелись желанием поездить по миру, помогая людям. Они были в Мексике, в Бразилии, в Индии и… – Лора делает небольшую паузу, – …в Афганистане. Проклятье. – Они всегда и везде оставались врачами. Я утешаю себя мыслью, что они погибли, помогая другим. Что их жертва была не напрасной. Подаюсь вперед, упираясь локтями в колени, и жду, пока Лора продолжит. Обернувшись, она посылает мне мимолетную улыбку и скрещивает руки на груди. – Мои брат и сестра устроили мне настоящий ад, когда я сказала, что тоже хочу стать врачом. Что однажды, когда буду готова, собираюсь отправиться туда, где остановились сердца наших родителей. Во имя чего-то хорошего. Во имя того, во что они верили, во что я верю. – Это замечательная мысль. – И страшная. Я пока не готова. Может, никогда не буду. Но как бы то ни было, я хочу спасать жизни. – Ты поэтому сегодня так отреагировала? Ну, когда я сказал, что все мы стремимся кому-то угодить? – Да. Глупо, знаю… Но я забываю, что не могу спросить мнение родителей. Что никогда не узнаю, что они думают о нас, своих детях. Гордились бы они нами? Я собираюсь заверить Лору, что так бы и было. Родители должны гордиться детьми. Но не думаю, что ее утешат мои слова. Кроме того, всегда есть исключения… И мои родители – лучшее тому доказательство. Моя жизнь их не интересует. Им все равно. Они никогда не спрашивали, как у меня дела, и со временем я перестал этого ждать. Я в порядке. Я счастлив. – Чем занимаются твои брат и сестра? – спрашиваю, потому что хочу узнать о Лоре больше – о ее семье, об их жизни. Лора скользит пальцами по корешкам книг. – Джесс – свободный фотограф, у нее настоящий талант. У меня тоже есть несколько фотоаппаратов, я люблю фотографировать, но получается из рук вон плохо… Логан – полицейский. Он очень похож на отца, пусть даже не хочет об этом слышать, потому что это слишком больно… – Лора делает глубокий вдох. – А ты? Ты всегда жил в Америке? – Почему ты спрашиваешь? – Потому что у тебя британский акцент, – с улыбкой говорит она. – Когда ты по-настоящему сердишься или переживаешь, акцент становится очень заметным. В остальном он проскальзывает лишь в некоторых моментах, но я обратила внимание, поэтому теперь мне любопытно. Качаю головой, чувствуя легкое веселье. – Я думал, что уже избавился от него. Мой отец из Англии. Я вырос в пригороде Лондона и переехал в США с мамой после того, как родители развелись. Мне было семь лет. Мама хотела начать все сначала, как можно дальше от моего отца. Отец всегда был настоящим трудоголиком. С тех пор он больше не объявлялся. Я понятия не имею, что с ним сейчас. – Мне жаль… – Есть вещи, которые нельзя изменить, – пожимаю плечами. – Ничего страшного. Моя мама живет в Чикаго, но мы очень редко созваниваемся. Мы никогда не были особо близки. Не смотри на меня так, все в порядке. Я счастлив. – Один со своей работой? – Именно, – с усмешкой отвечаю я. – Если ты не заметила, я не один. У меня есть храпящий кот, – указываю на Джекса, который свернулся калачиком рядом и тихонько храпит. Никогда бы не подумал, что кошки могут издавать подобные звуки… Рассмеявшись, Лора изучает мою коллекцию виниловых пластинок. С жадностью ловлю взглядом каждый ее жест, каждое движение и вспоминаю, как сегодня мы… – Ты прослушал их все? – спрашивает она, вырывая меня из мыслей, и вытаскивает одну из пластинок, чтобы рассмотреть поближе. – Да, и не меньше одного раза. – На всех джаз? – Нет. Еще есть поп, соул, рок-н-ролл. У меня много разной музыки, но джаз люблю больше всего. – Граммофонные пластинки звучат иначе, чем CD? Как-то по-особенному? Тихо смеюсь. – Ты что, надо мной смеешься? – Как можно! Я бы никогда. – Допиваю оставшееся в бокале вино и ставлю его на стол. Смотрю Лоре в глаза. В тусклом свете гостиной они практически сияют. Этим вечером я ни на что не смотрел так часто, как на эти глаза. И на эти губы. Пока мы разговаривали, ели и смеялись. Все было прекрасно, вечер прошел замечательно. Но теперь я хочу большего. – Значит, пластинка звучит лучше. Можешь поставить ее? Встав, подхожу к Лоре. – Выбирай. – Любую? Киваю. Вернув на место пластинку, которую держит в руке, она берет с полки другую и протягивает мне. Лора выглядит взволнованной и счастливой от предвкушения. – Хочу вот эту. – Андерсон Ист, «If You Keep Leaving Me», – читаю название. Я не слушал ее целую вечность. – Хорошая? – спрашивает Лора, обхватывая ладонями густо покрасневшие щеки. – Ты ее не слышала? – Нет, я выбирала наугад. Думаю, каждая из этих пластинок достойна быть в твоей коллекции. – Отлично сказано, – говорю я, осторожно вытаскивая пластинку из обложки, которую откладываю в сторону, и открываю крышку проигрывателя. Включив его, ставлю пластинку и бережно опускаю тонарм с иглой в борозду. Раздаются звуки, которые я так люблю, которые дарят мне ощущение спокойствия и безопасности: поскрипывание и потрескивание. Из динамиков слышится музыка, обволакивая нас со всех сторон. Не слишком громкая, не слишком тихая, она вызывает желание отдаться мелодии. Андерсон Ист начинает петь низким голосом, и пока Лора зачарованно слушает, я стою позади нее, каждой клеточкой тела ощущая, как меняется настроение, как песня превращается в настоящую историю. Может, все дело в вине, а может – в воспоминаниях, как я держал Лору в объятиях, о ее поцелуях, о том, как изменился ее голос, как двигалось ее тело, когда я касался ее… Может, я просто перестал сдерживаться, потому что в конечном итоге все равно не мог ничего сделать. Я протягиваю Лоре руку и спрашиваю, наклонившись к ее уху: – Потанцуем? Чувствую, как по ее телу проходит дрожь, и когда она медленно поднимает руку и вкладывает ее в мою, мы оба знаем: с этой секунды обратной дороги нет. Впрочем, никто из нас и не думает возвращаться. Я сжимаю пальцы Лоры, одним плавным движением поворачиваю ее и притягиваю к себе. Опустив правую руку ей на поясницу, на пояс джинсов, начинаю двигаться в такт музыке. Мы танцуем медленно, покачиваясь взад-вперед. И я хочу, чтобы этот танец длился вечно. Глава 35 Лора Собираясь утром на работу, я и подумать не могла, что сегодня мы с Нэшем будем целоваться в отделении неотложки. И уж тем более танцевать вечером у него дома под медленные переливы песни, которую я выбрала наугад. Стоит мне коснуться руки Нэша, а ему сжать мои пальцы, уверенно ведя в танце, как непринужденная легкость между нами исчезает, освобождая место для других чувств. Молчаливой надежды, тоски и тлеющего с самого утра желания. Наши движения, наш ритм отличаются от того, что произошло утром. Мы не спешим – движемся вместе с песней, которая окутывает нас умиротворением и предвкушением. Зарождающиеся чувства хрупкие и уязвимые, но сейчас у нас нет сомнений. Их вытеснила надежда. Хотя в самом дальнем уголке моего сознания тлеет страх. Я смотрю Нэшу в глаза, потом кладу голову ему на грудь, проводя ладонью от плеча к затылку и зарываясь пальцами ему в волосы. Хорошо знакомый запах щекочет ноздри, и я глубоко вдыхаю. Нэш проводит по моей спине широкой ладонью, отчего меня сотрясает дрожь. Он невыносимо медленно оглаживает пояс моих джинсов, большим пальцем цепляя край футболки. От первого прикосновения к коже у меня перехватывает дыхание, я шумно втягиваю воздух, прикрыв глаза. Каждой клеточкой тела жду следующего прикосновения, следующего шага, и неторопливые, вдумчивые движения Нэша кажутся мне сладкой пыткой. Они сливаются с ритмом песни, словно мы – ее часть. Словно у нас есть все время мира. Словно каждый шаг танца – вопрос, легкое прикосновение – ответ, непроизнесенное слово – утверждение. Нэш ведет – и я теряюсь в его ритме, мысли путаются. Он проводит кончиками пальцев вдоль моего позвоночника, задевая лопатки, и я покрываюсь мурашками. Мне хочется большего – прижаться крепче, ощутить сильнее. Ткань футболки задирается, едва прикрывая лифчик. Рука Нэша соскальзывает вниз, по моему боку, и замирает на талии. Я глубоко дышу, но каждый вдох дается мне с трудом. Воздух словно загустел и теперь вязкой патокой льется в легкие. Нежное, пропитанное лаской прикосновение сводит меня с ума. Мне хочется застонать, закричать, и я понятия не имею, как вынести еще хотя бы несколько секунд. Пытаюсь сдерживаться. Единственное, что меня сейчас выдает, – это часто вздымающаяся грудь и пальцы, вцепившиеся в волосы Нэша. Мне удается сдержать смятение внутри, но… Нэш чувствует его. От его внимания не могут укрыться ни мое участившееся дыхание, ни дрожь, ни то, как отзывается мое тело на каждое его прикосновение. Он слышит мои тихие стоны, слышит, как я коротко сглатываю… И чувствует мое дыхание на шее сквозь тонкую ткань рубашки. Меня накрывает волной тепла, медленно наполняя от макушки до кончиков пальцев. Внизу живота собирается жар. Мое сердце бьется в том же ритме, что и сердце Нэша, но так и норовит забежать вперед. Его стук – четкий, нетерпеливый, требовательный. Замечаю, что сбиваюсь на детали, не имея возможности охватить картину целиком. Меня накрывает от близости Нэша, от его запаха, дыхания, от его прикосновений. Он кладет руку мне на бедро, направляя меня, и я бездумно подчиняюсь, делая шаг вправо, и кружусь. В следующее мгновение Нэш рывком притягивает меня к себе. Кладу ладони ему на плечи, приподнимаюсь на цыпочки. Его губы так близко, что мне почти физически больно не касаться их. Нэш немного наклоняется, и мы продолжаем танцевать, почти соприкасаясь носами. Наши дыхания смешиваются.