Вникая в дела королевства и загрузившись ими по полной, Гертруда надеялась отвлечься от навязчивых мыслей об Осви и страданий по нему. С большим скрипом, у неё это получалось. Лучше совсем его забыть, раз она ему не нужна. И тогда в её сердце снова воцарится мир и покой. Глава 48. Родной очаг После того, как с Хитрыми Лисицами было заключено окончательное официальное перемирие, Бруно с Мартой вернулись в родную деревушку. Им повезло, воины Артура не сожгли их деревню. — Ну вот и дома, — невесело усмехнулся Бруно, глядя на окно, разбитое им при побеге из отчего дома. Марта робко топталась рядом с сыном, не решаясь войти в свою лачугу. — Мам, пошли, — Бруно взял мать за руку и решительно толкнул заскрипевшую дверь. Жилище, бывшее когда-то обжитым и уютном, выглядело теперь неприглядно. Перевёрнутая скамейка у стены, разбросанная по полу посуда после потасовки со стражником… Неизменным оставался очаг в центре комнаты. Он был цел и невредим. И это хорошо. Ведь очаг — главное в простых крестьянских домишках. С ним связано всё, что нужно для жизни — тепло и еда. Бруно засуетился, сбегал во двор за хворостом. На улице было зябко, и Марту била дрожь. — Сейчас согреешься, ма, — приговаривал он, разводя в очаге огонь. Нужно приготовить ужин, поесть и отдохнуть после долгого пути из монастыря. Только из чего он будет готовить? Бруно пошарил по кухонным полкам, надеясь раздобыть что-то съестное. Сгнившая луковица, засохший кусок хлебной корки. Странно, что мыши не добрались до него. В дальнем углу отыскалось немного овса. — Чудесно, сделаем похлёбку. Марта ничего не ответила. Заметив, что она продолжает стоять посредине комнаты, Бруно поднял скамью и усадил на неё мать. Она была очень странной в последние дни. Иногда часами хранила гробовое молчание, а иногда вдруг говорила такие вещи, что Бруно делалось не по себе. Он догадывался, что с ней не всё в порядке. Но что с этим поделать, не знал. Наивно верил в душе, что всё временно, и скоро Марта снова станет прежней. Пока варилась похлёбка, он успел немного прибраться. Во время уборки, убирая в сундук ненужные вещи, к радости обнаружил ещё полмешка овса. Наверное, матушка успела спрятать его до прихода солдат бывшего короля Артура. А сейчас он спасёт их от голода, теперь они точно не пропадут. Затем позвал мать к столу. — Бруно, надо дождаться твоего отца и братьев, имей терпение, — было ответом на его приглашение. Он вздохнул, печально покачав головой. Она говорит о них, словно они живы и действительно могут сейчас войти в их дом. Потеря сыновей надломила её, мать утратила чувство реальности. И от этого было страшно. Куда не плюнь, везде одна разруха. Марта не в себе. Хозяйство разграблено, у них больше нет живности. Не мычит корова во дворе, в нетерпеливом ожидании, когда заботливая хозяйка подоит её, освободив набухшее парным молоком вымя. Не гогочут гуси, не кричит петух, не блеют овцы. Всё нужно начинать заново. Но с чего? После ужина он заглянул на огород и к неожиданной радости обнаружил несколько пузатых ярко-оранжевых спелых тыкв. И как они ещё уцелели? Никто из соседей не позарился на их «богатство». Судя по тишине в соседних домах, их жители отсутствовали. Кто-то, может, пустился наутёк, как Бруно и Марта. Кого-то из мужчин призвали к службе или отправили на остров Смерти. Кто-то пустился странствовать, подальше от разграбленных лачуг, дабы не умереть с голоду. Главное, они с Мартой вернулись. И нужно позаботиться о завтрашнем дне. Убрать тыквы в сарай. Какая-никакая, всё же еда. Он успел перетаскать часть тыкв, когда, придя в очередной раз с урожаем в ветхую сараюшку, понял, что там кто-то есть. Почти неуловимое движение в тёмном углу. Но он его почувствовал. Тихо нагнувшись и бесшумно опуская тыквы на пол, он оглядел сарай в поисках чего-то, сошедшего бы за оружие. Рядом были вилы. Стараясь не шуметь, он потянулся за ними, затем крадучись, пошёл в опасную темень угла. — Пощадите, я не сделала вам ничего плохого, — донёсся из темноты тонкий детский голосок. Ребёнок у него в сарае? Но откуда? Бруно опустил вилы и смело пошёл на этот голосок. Чья-то маленькая тень вжалась в угол ещё сильнее. — Не бойся меня, я не причиню тебе зла, — дружелюбно сказал Бруно. — Выходи, хватит прятаться. Лучше скажи, что делаешь в моём сарае? Тень робко отделилась от покосившейся стены и сделала пару неуверенных шагов ему навстречу. Он не сразу понял, что это девушка. Такая худая и маленькая, что по виду легко сошла бы за ребёнка. На ней было старенькое штопанное-перештопанное платье. Поверх него — подобие вязаной кофты с несуразно длинными, вытянутыми рукавами, по длине же сама кофта едва доходила девушке до талии. Она была такой усталой, измождённой и перепуганной, что у Бруно невольно сжалось сердце. Девушка не была красивой. От истощения у неё заострились скулы, а бледное личико было излишне щедро осыпано крупными веснушками. Но вся некрасивость меркла перед пышной копной ярко-рыжих кудрявых волос. — Вы меня не помните? — едва слышно спросила странная гостья. — Наша семья жила у леса… Нет, как не пытался, он не мог её припомнить. Странно, ведь их деревушка небольшая; и он знал всех её жителей. — Мой отец очень строгий, он запрещал мне уходить далеко от дома. Тогда понятно. Возможно, он с ней никогда ранее не встречался. — А где теперь твой отец? У тебя есть ещё родные? — Да, брат… их с отцом забрали на остров Смерти. Мама давно умерла. Больше нет никого… Из больших серых глаз градом полились слёзы, худые плечи содрогнулись от рыданий. — Ну перестань, не реви, — грубовато сказал Бруно. Он ненавидел женских слёз, просто терялся от них и не знал, что делать в такие моменты. Но девчонка не послушалась и продолжала рыдать. Неожиданно голову Бруно озарила гениальная идея.