– Вы, очевидно, забыли об Аникееве. А вдруг это нападение его рук дело? – Ой, не смешите меня, месье Жорж. Да он не способен найти даже причинное место у собственной жены! – Тошенька, – удивился Лядов, – откуда такие интимные подробности? Или ты это выдвинула в качестве предположения? – Анна Сергеевна выдвинула это в качестве констатации факта, – заявил Алихан. Анна Сергеевна слегка порозовела и, стараясь не глядеть на дядю, пояснила: – Вы же запретили удалить его микрофоны из моей квартиры. Вот я и уровняла с ним шансы. Он меня подслушивает, а я – его… И вообще этого Аникеева можно еще раз запросто обвести вокруг пальца, как тогда с грузинским ресторанчиком… Мужчины переглянулись. Лядов вздохнул. Алихан ответил: – Вы, Анна Сергеевна, судите о нем по тому, каким он бывает дома. Но уверяю вас, на работе это совершенно другой человек: цепкий, хваткий и способный делать правильные выводы из собственных ошибок. Не забывайте, что именно благодаря Аникееву нам приходится держать для него отдельную радиоволну с мнимыми переговорами нашей охраны. Так что второй раз грузинский ресторанчик, боюсь, не пройдет. – Кстати, о расходах, – упредил племянницу дядя. – Вы уже выяснили, кто и зачем финансирует этого беспокойного джентльмена? – Это оказалось не так просто, сэр. – Ну вот, нам только еще одного бинома Ньютона недоставало! – опередила дядю племянница. – Ну, бином не бином, а то, что нам удалось узнать, похоже, скорее, на бред, чем на достоверную картину реальной действительности… – Хм, – озадачился Лядов, – нечто подобное я, кажется, сегодня уже слышал… – Нельзя ли поконкретнее, месье Жорж? – Именно это я и собирался сделать. Причем специально для вас, мисс Анна. Итак, конкретизирую. Если верить детально проверенной, но пока еще скрупулезно не перепроверенной информации, агентство Аникеева финансируется с бору по сосенке из трех десятков порою взаимоисключающих источников, начиная с Президентского Фонда Поддержки Среднего и Малого бизнеса и кончая сомнительными банками оффшорных зон. Как вам такой расклад, впечатляет? – Признаться, не очень. Боюсь, вы раздуваете значение этого Аникеева только ради того, чтобы по вашей любимой привычке пополнить свои представления о создавшейся ситуации. Анна Сергеевна знала куда метить, – был у Жоржа Алихана этот недостаток: он всегда хотел иметь верное представление о ситуации. И днем, и ночью. – Действительно, я не большой мастак на немедленное принятие решений, – невозмутимо парировал Алихан. – А что касается Аникеева, то если хотите знать, этот ваш альковный недотепа вплотную занялся вашим замужеством и разводом… – И пусть, пусть сует нос не в свое дело! – резко выпрямилась в кресле Анна Сергеевна. – Ему его так прищемят, мало не покажется! – Господа! – решительно вмешался, было, Лядов, но тут же пресекся, исправился. – Дамы и господа! Где ваша стойкость? Где ваше терпение? Выдержка? Хладнокровие? И прочие признаки психической уравновешенности? Мы слишком привыкли к тому, что все у нас хорошо. А это – плохо. Не забывайте, в какой стране мы живем, господа! Мы нарушили – или пытаемся нарушить, – природный баланс земли русской: хорошего понемножку, плохого – в неограниченных количествах. И вот нам, пожалуйста, предупреждение, можно сказать, свыше! Чтобы не зарывались, приготовились, мужались и не забегали поперек батьки в пекло! – А батька кто, дядь-Сём? – не поняла племянница. Лядов таинственно поднял глаза под надбровные дуги. На рабочем столе хозяина кабинета зазуммерило. Алихан, пробормотав извинения, воспользовался дистанционным пультом. – Сэр, мистер Шумилин и мистер гость заснули по-настоящему. Что прикажете с ними делать? – Кто первым? – Последний, сэр. – Разнесите их по их комнатам и подключите датчики к гостю… – Жорж, – попросил Лядов, – пусть введут этому гостю чего-нибудь этакого, чтоб спал подольше. Заморочил он меня, ей-богу, своей светскостью… Алихан отдал необходимые распоряжения, нажал кнопку отключения и, обернувшись к боссу, сказал: – А ведь я вам, Семен Аверьянович, сколько раз предлагал завести себе двойника, а лучше – тройника. Не потеряли бы столько времени зря, да и отрезвляющими препаратами не пришлось бы себя травить. Двойник бы гостя потчевал, а вы бы делом занялись… – Уж лучше наоборот, – признался Лядов, но слова его заглушили вновь ожившие звуки зуммера. – Срочное сообщение, сэр! На дом Кульчицкому только что позвонил неизвестный и предложил за двадцать тысяч долларов сообщить ему, кто организовал вчерашнее нападение на «Амфитриту»… – Он согласился? – быстро спросил Алихан. – Обещал подумать, сэр. – Это в его стиле. Не отпускайте его не на шаг. Я должен быть в курсе всех его разговоров и перемещений. – Слушаю, сэр! – Воспроизведите мне запись этого разговора, – приказал Алихан, надевая сверхчувствительные наушники. – Кто бы это мог быть? – подумала вслух Анна Сергеевна. – Наверное, какое-нибудь инкогнито, – предположил Семен Аверьянович. Тоже вслух. – Звонили, естественно, из автомата, говорили измененным голосом, на воровском жаргоне, – поведал Алихан, прослушав запись. – А что, если это пароль? – задался глубокомысленным вопросом Лядов и, не вынеся недоумевающих взоров присутствующих, поспешно пояснил: – Я имею в виду, что, возможно, на самом деле это не обычное коммерческое предложение, а нечто совсем иное, условное, как это принято у трутней… Не знаю, как выразиться яснее… – Я вас понял сэр, – успокоил босса Алихан. – Я, кажется, тоже, – сказала племянница. – Мне остается только позавидовать вашей сообразительности, – сокрушенно улыбнулся Лядов. – О себе сказать того же я не решусь… – Анна Сергеевна, – прервал затянувшуюся паузу Алихан, – вы в силу ряда обстоятельств знаете Кульчицкого лучше нас. Как долго, по-вашему, он будет раздумывать, и что предпримет? – А зачем ему раздумывать? – пожала плечами племянница. – Для таких случаев у него есть гадалка, любимая внучка старухи Изергиль… – Это такая тощая черная как галка женщина? – уточнил Лядов. – Как? – удивилась племянница, – и ты, дядюшка, туда же? – Да я Ванду Митридатовну с детства помню, – стал оправдываться дядюшка. – И потом у нее прекрасный вкус: драпированные белым шелком стены, белый, лишенный узоров бухарский ковер, белый столик в окружении трех диванов, покрытых шкурами белых жеребят, и черное наливное яблочко на белом фарфоровом блюде… – Яблочко бегает по блюдечку, а блюдечко кажет нам наше будущее: старость, болезни, смерть, – перебила родная племянница родного дядю. – Ты, Тошенька, как всегда утрируешь, а между прочим, многие ее предсказания сбылись… – Мне эта особа заявила, что в детстве я была славной послушной девочкой, мечтавшей стать учительницей младших классов, – сообщила Анна Сергеевна и обвела присутствующих более чем выразительным взглядом. – Прошлое – не самая сильная ее сторона, – согласился Лядов. – Ее конек – будущее. Тут она неподражаема! Вероятность исполнения – не менее семидесяти процентов! – И это – не предел! – подхватила с энтузиазмом племянница. – Некоторым виртуозам-интерпретаторам удается увязывать происходящие события с предсказаниями на все сто! – Хиромантия и ясновидение – это науки прогнозирования, а не суеверие, – возразил Лядов. – Великие умы – не нам чета – верили в них не на шутку. Пушкин, Бальзак, Авиценна, Аристотель, Демокрит, Гиппарх, Плиний-Старший, Гай Юлий Цезарь… – Бальзак, дядюшка, кроме того, верил, что вечерний воздух вреден для здоровья, а Плиний всерьез описывал самые невероятные небылицы, вроде племени одноногих людей, у которых голова находится в брюшной полости… И вообще, что это за науки, устои которых приходится защищать перечислением «великих умов», веривших в ее законы? Это как если бы химия или физика, говоря о наличии в молекуле воды двух атомов водорода и одного атома кислорода, ссылались бы при этом в качестве доказательства своей правоты на гениев человечества: дескать, Бойль в это верил, Лавуазье не сомневался, Эйнштейн не возражал… – Тошенька, голубушка, ты отрицаешь очевидное. Кем бы я сейчас был, если бы потустороннее не существовало? В лучшем случае старшим научным сотрудником в одной из лабораторий Джи-Эс-Кей[10]. – Ты опять на свое знаменитое видение намекаешь, дядя Сема? – Это было не видение, мисс Анна, а транс, – уточнил Алихан. – Все равно, как это ни назови, за пределы естественного оно не простирается. Не в схожем ли состоянии привиделась Менделееву его Периодическая Таблица? Знаменитое видение, определившее весь дальней жизненный путь Семена Лядова, случилось с ним в пору его учебы в Англии – сам Парацельс явился ему, чтобы поведать рецептуру чудесного средства против гипертонии. Лядов по пробуждении формулу записал, тайком исследовал в университетской лаборатории, исхитрился провести все полагающиеся эксперименты на животных и людях, и запатентовать препарат на свое имя, оставив помогавшую ему в экспериментах компанию Zeneca ни с чем. С этого началась его блестящая карьера фармацевтического магната, этим и продолжилась – общением с душами великих фармацевтов прошлого. Видения, правда, больше его не посещали, но Лядов придумал выход – спиритические сеансы, которые стали исправно снабжать принадлежащие ему специализированные лаборатории гениальными идеями панацей от массово распространенных хворей. Между прочим, Жорж Алихан поначалу категорически возражал против сеансов, полагая, что в условиях плохой видимости, в которой, как правило, проходят эти мероприятия, совершенно невозможно гарантировать безопасность босса, ибо любой участник, прикинувшись духом, может нанести вред его здоровью. Однако впоследствии, убедившись в высокой нравственности и глубокой духовности, имманентно присущей членам Церкви Христианского Союза Спиритуалистов, рьяным прихожанином которой его босс являлся, решил пойти на компромисс – согласился не препятствовать вызыванию духов при условии, если к каждому приглашенному со стороны участнику сеанса будет прикомандировано по одной боевой единице из числа штатной охраны. Подобная практика привела со временем к тому, что большая часть телохранителей Лядова сделались адептами упомянутой церкви, – обстоятельство, позволившее Алихану резко ограничить число участников спиритических сеансов со стороны в связи с их ненадобностью… – Ну это, Тошенька, вопрос спорный – имел ли сон-видение Менделеева естественное происхождение или все же иррациональное, потустороннее. Лично я склоняюсь к мнению, что если бы Дмитрий Иванович вместо того чтобы критиковать Бутлерова, примкнул бы к его спиритуалистическим изысканиям, то одной лишь Периодической Таблицей Элементов его в вклад в науку не ограничился… – Дядь Сема, ты чего?! – едва не всплеснула в возмущении ручками племянница. – А водка сорокоградусная?! Ее что, Пушкин придумал? – Мистер Алихан, – прервал научный спор голос секретарши, раздавшийся из скрытых динамиков, – Слэйтер просится к мистеру Лядову. Спустя полминуты в кабинет вошел дворецкий. Важно прошествовав в направлении хозяина, остановился на почтительном, предусмотренном этикетом, расстоянии, и доложил: – Для репетиции заката все готово, сэр. – Спасибо, Мортон. Что-нибудь еще? Дворецкий замялся. – Говорите, Мортон, не стесняйтесь.