Наконец входная дверь надежно заперта, Рябько спешит продолжить допрос, освобождая на ходу от налипших трусов свой готовый к работе микрофон. Влетев из прихожей в основное помещение, он на мгновение тормозит в легкой оторопи замешательства. С разоблаченной кровати на него смотрит симпатичная такая попочка, продольно улыбаясь зазывно-розово-влажно-беззубой улыбкой. Остановись, мгновенье, ты прекрасно! Или то же самое другими словами: show must go on!.. 3 «… Примерно в районе 16.00 я услышал какой-то шум со стороны подъездной дороги. Но никакого транспортного средства к объекту не подъехало. Я доложил об этом подозрительном факте своему напарнику, детективу 2-го класса Перекурину Д. Д., но он приказал не брать этого факта в голову. В виду того, что Перекурин был старшим по НП, я исполнил его приказание. Ровно в 16.02 с той же стороны я услыхал подозрительное шелестение и шебуршание, о чем сразу же доложил Перекурину Д. Д. Перекурин приказал мне не спускать глаз с объекта, а сам, как он мне сказал, пошел проверить источники замеченных мною подозрительных звуков. Согласно приказания старшего по НП, я не спускал глаз с объекта, пока их мне кто-то не закрыл руками, в результате чего я потерял визуальный контакт с наблюдаемым объектом. Подозревая, что вышеуказанные руки принадлежат детективу 2-го класса Перекурину Д. Д., который любит шутить свои дурацкие шуточки, я попросил его прекратить это дело и убрать свои руки с моих глаз. После этого я был внезапно оглушен посредством куска ваты, пропитанной каким-то наркотическим средством, в результате чего лишился чувств и потерял сознание. Придя в себя, я оказался в районной больнице Южноморского Района в присутствии директора Охранно-Розыскного предприятия «Дельта-Поиск» тов. Аникеева А. Н. и медицинского персонала в лице медфельдшера Тищенко Р. С. и медсестры Орьёртовой А. А., которые и привели меня в чувство сознания. Больше ничего по факту происшедшего сообщить не могу, но твердо убежден, что если бы старший по НП Перекурин Д. Д. проявил бдительность и вовремя отреагировал на замеченные мною подозрительные шумы, то случившееся с нами ЧП можно было бы предотвратить. Прапорщик запаса, детектив-стажер Охранно-Розыскного предприятия «Дельта-Поиск» Мирошник С. И.» «… в четверть пятого пополудни Мирошник наконец услышал характерные звуки, которые доносились из мандариновой рощи, в южном окончании которой, как известно, находится наш НП. И доложил мне о них. Зная стыдливый нрав своего напарника, я, чтобы успокоить его, решил лично проверить правильность своих предположений по поводу вышеупомянутых звуков. Пройдя в их направлении порядка 37 (тридцати семи) метров, я убедился, что ошибся ровно наполовину, когда ранее предположил, что означенные звуки могли принадлежать рядовому коитусу. Согласно показаниям очевидности, в этом коитусе принимали участие два однополых существа, причем оба женского полу, пребывающие в позе, которую в международной практике принято обозначать цифровым эквивалентом «69» (шестьдесят девять). Завидев меня, они страшно обрадовались и с криками «ура, маньяк» атаковали меня с двух сторон, имея в виду своей целью, по-видимому, мои мужские стати и достоинства. Не будучи уверен в их игривых намерениях, но в то же время не ожидая от них подлых неожиданностей, я не посчитал нужным применить к ним приемы самообороны, за что был вознагражден неблагодарностью, в результате которой оказался повержен на землю и лишен сознания путем одурманивания верхних дыхательных путей парами неизвестного мне наркотического вещества… О внешности вероломных лесбиянок могу сообщить следующее. Одна: обесцвеченная блондинка с выщипанными бровями, длинными фальшивыми ресницами и расплывшимся от сексуальных вольностей ртом. Другая: значительно моложе первой, лет двадцати или около того, волосы темные, средней длины, глаза карие, с родинкой у рта с виду природного происхождения, умело ненакрашенная, внешне привлекательная, не представляющая проблем при опознании. Насчет блондинки имеются некоторые подозрения в плане использования парика и других спецсредств для маскировки настоящего внешнего облика. Чувствую себя после перенесенных психических, физических и моральных потрясений удовлетворительно, готов приступить к работе. P. S. В связи с устным запросом должен со всей ответственностью заявить, что никаких сигналов о срочной помощи дежурному на Центральном Посту не посылал. Детектив Второго класса Охранно-Розыскного предприятия «Дельта-Поиск» Перекурин Дмитрий.» «… В 15.49 я получил от дежурного по ЦП сообщение о том, что на НП-2 что-то случилось, от них поступил сигнал с просьбой о помощи, который, вопреки инструкции, они не подтвердили повторно. Я дал указание дежурному связаться с НП-2, однако НП-2 на связь не вышел. Предположив неладное, я срочно вызвал по тревоге ГПО (группа поддержки и обеспечения) и выехал на двух дежурных автомобилях на НП-2. Однако по выезде из города наши машины были атакованы тремя джипами неприметного серого цвета с замазанными грязью номерами. Они попытались сбросить нас в кювет, что им не удалось. Но, к сожалению, уходя от столкновения, мы вынуждены были выехать на встречную полосу движения, что привело к возникновению дорожно-транспортного происшествия в виде нескольких аварий, обошедшихся, к счастью, без человеческих жертв, но имевших своим последствием телесные повреждения средней и легкой тяжести, в результате чего несколько человек было госпитализировано. В том числе водитель дежурного автомобиля нашего агентства Хархарумов Эдуард Малхазович, который своим умелым обращением с автомобилем спас нашу группу от более худших последствий. Считаю, что указанный Хархарумов достоин поощрения, как денежного, так и должностного… Ввиду того, что авария имела место за чертой города, на место происшествия прибыла не городская дорожная полиция, славящаяся своей компетентностью и оперативностью, но представители районного ГИБДД, которые и продержали всю группу в своем отделении почти до 24.00. Главные виновники происшествия, три автомобиля марки «джип», скрывшиеся сразу после столкновения наших автомобилей с автомобилями, следовавшими по встречной полосе, разумеется, сотрудниками ГИБДД обнаружены не были. Мои неоднократные попытки связаться с НП-2 успеха не имели. Со своей стороны, как старший группы, готов понести любое наказание, вплоть до увольнения за профнепригодность, а также оплатить из личных сбережений излечение до 50 % посторонних граждан, пострадавших в результате спровоцированного неизвестными дорожно-транспортного происшествия. Заместитель директора Охранно-Розыскного предприятия «Дельта-Поиск», детектив 1-го класса Джалиль Алаев.» В тридесятый раз перечитав докладные, Аникеев в тридесятый же раз вздохнул и перешел к изучению фотороботов, составленных по описанию Перекурина. Как ни странно, но именно особа с родинкой у рта казалась Аникееву ряженной, загримированной до полной неузнаваемости. Ясно, что это были профессионалки, и оказались они именно там, и именно в то время совсем неслучайно. Очевидна связь их появления с налетом на «Амфитриту», ложным вызовом группы поддержки и обеспечения и нападением на нее трех таинственных джипов. Несомненно, кто-то был прекрасно осведомлен об этом искусно замаскированном НП и в нужный момент ушел из-под контроля, воспользовавшись беспечностью и несогласованностью его, Аникеева, сотрудников. Александр Николаевич, конечно же, не ограничился рапортами и банальным начальственным распеканием провинившихся. Перекурин был понижен в должности, стажер отлучен от оперативной работы сроком на месяц, Алаев обложен многоэтажным милицейским матом (без упоминания кровных родственников, что далось Аникееву тяжело, с помощью героического самоконтроля). Но если начистоту, полагал втайне Александр Николаевич, то неизвестно, как бы повели себя в этих ситуациях другие, в том числе он сам. Поэтому, блюдя справедливость, Аникеев и ограничился административными взысканиями, не тронув денежного довольствия провинившихся и даже премировав представленного к награде шофера месячным окладом и бесплатной путевкой в Лозанну. Но каковы хладнокровие и изобретательность тех, кто все это спланировал и осуществил! Вот что не давало покоя Аникееву, вот что задевало и профессионально и просто по-человечески. Тут чувствовался высший класс, в котором Александр Николаевич неизменно отказывал мафии. По крайней мере, русской. Значит, либо это дело рук заграничных гавриков, либо спецслужб. Судя по почерку, верно, скорее, второе, чем первое… В прежние времена, столкнувшись с чем-то подобным, майор Аникеев, не задумываясь, доложил бы обо всем начальству, а начальство, покалякав с прокурором, отфутболило бы материалы смежникам. В нынешние, когда он практически сам себе голова, остается одно из двух: либо забыть об этом, либо удвоить усилия и утроить бдительность. Преимущество первого варианта – в его беспроблемности, причем – кажущейся: ведь тогда придется отказаться от мысли вывести Лядова на чистую воду. Столько месяцев напряженной работы пойдут прахом. Ребята его не поймут. И правильно, между прочим, сделают. Второй вариант полон опасностей и неизвестностей. Кто бы ни стоял за всеми этими непонятками, настроен он пока не слишком серьезно. Но как этот кто-то поведет себя, будучи прижатым к стенке, никто поручиться не может. И от спецслужб и от мафии можно ожидать любых подлянок вплоть до смертоубийства. Имеет ли он право рисковать здоровьем и, возможно, жизнями своих сотрудников? Если и имеет, то разве что с их согласия. Аникеев почувствовал настоятельную необходимость посоветоваться с коллективом. Разумеется, не со всем, а с самой доверенной и проверенной его частью. С элитой, так сказать… Однако, прежде чем решиться на такой риск, не помешало бы доверительно переговорить с Мамчуром, с которым у него в последнее время установились, в дополнение к прежним дружеским, еще и прекрасные деловые отношения, основанные на взаимной выгоде и разумном компромиссе. Мамчур, прослышав о срочном пересечении в отдельном кабинете ресторана «Гурманоид», не заставил себя долго упрашивать. Однако, когда в последний момент Аникеев вдруг решил изменить место встречи, перенеся ее в не менее фешенебельное заведение под названием «Римские бани», Мамчур всерьез обеспокоился, поскольку никак не мог вспомнить, употребляли древние римляне коньяк «Наполеон» или обходились по дремучести своей какой-нибудь фалернской кислятиной. (Причина переноса заключалась не только в конспирации, но и в сверхбдительности, поскольку специальный приборчик Аникеева, с которым он явился в «Гурманоид», чтобы сделать соответствующий заказ, а заодно провести рекогносцировку, повел себя странно, замигав не красным цветом – наличие в помещении подслушивающих устройств, – и не синим – присутствие скрытых видеокамер, – а каким-то безобразно желтым, неизвестно о чем сигнализирующим). В «Римских банях» свято чтили античные традиции, что автоматически разрешало часть современных проблем (в основном технических, в виду отсутствия в заведении всяких признаков электричества), создавая взамен другие, проистекающие из моральной неготовности клиентов к адекватному восприятию гастрономических вкусов и застольных обычаев древних. Предварительная баня с экзекуцией в виде беспощадного этрусского массажа, переодевание в туники, отсутствие стульев в кабинете и картофеля в меню показались Александру Николаевичу достойной платой за конспирацию и сверхсекретность. Поначалу, правда, смущала чрезмерная просторность помещения, в котором их уложили на какие-то оригинальные диванчики, усыпанные подушечками, но распорядитель уверил Аникеева, что им отвели самый крохотный из имеющихся в банях триклиниев, всего на восемь койко-мест. Древние, видите ли, по причине своей малочисленности любили пировать большими компаниями и, если вдруг не хватало для застолья свободных граждан, укладывали на ложа вольноотпущенников и даже рабов. Посему, не восполнить ли их малолюдство присылкой шести наемных сотрапезников, дабы досточтимые клиенты могли в полной мере ощутить себя древними римлянами. Предложение распорядителя не встретило должного энтузиазма, лишь Мамчур мрачно пошутил, что четырех рабынь с них было бы вполне достаточно, мол, шесть – это уже перебор… Однако выяснилось, что с рабынями здесь не шутят и присланы они могут быть только после десерта и умащвания пирующих лярдом. Когда же Александр Николаевич робко поинтересовался насчет коньяка «Наполеон», амфору какового им было бы весьма желательно получить в полное свое распоряжение, то ему уклончиво ответили, что иберийское медовое много лучше любых коньяков на свете, и если и уступит кому, то разве что милетскому с изюмом или столетнему опимианскому фалерну… Стоит ли упоминать, что настроение капитана Мамчура от этого сообщения не улучшилось. Взгляд его, обращенный на приятеля, был полон горькой укоризны. Аникеев укоризну хладнокровно проигнорировал: мол, пей что дают. Хладнокровие частного детектива разъяснилось вскоре, то есть немедленно после пробного глотка иберийского медового из кубка коринфской бронзы. Веселие и благодушие снизошли на капитана: распорядитель оказался близок к истине: иберийское ни в чем «Наполеону» не уступало, – ни по вкусовым качествам, ни по количеству градусов, ни даже по цвету. Эта идентичность стоила Аникееву лишней сотни зеленых сестерциев. Мзда она и в Древнем Риме мзда. Если уж чтить традиции, то все подряд, а не выборочно, руководствуясь нравственным кодексом уголовного уложения… Любо дорого было наблюдать с каким усердием, чуждым всякой брезгливости, поглощал окрыленный Мамчур всевозможные изыски античной кухни, начиная с яиц и кончая яблоками (в промежутке имели честь быть слопанными жареные сони, гранатовые зерна, отварные омары, крылатые зайцы, свиное вымя и т. д. и т. п.). Аникеев старался не отставать, для чего ему приходилось перескакивать через некоторые, особенно аппетитные блюда, как например, виноградные улитки, волчьи бобы, рубленые кишки и припущенные рыбы, сделанные из свинины… Иберийское медовое текло рекой и ручеечком. – Это угощение, Саня, тянет на государственную измену, – заявил Мамчур, прожевав, проглотив и запив последний кусок десертного дрозда-пшеничника, начиненного орехами и изюмом. После чего откинулся на ложе, погладил себя по животу и раздумчиво присовокупил: «А неплохо жили эти древние римляне. Баня, массаж, иберийский «Наполеон», омары, кролики, десертные рабыни… Одна беда, ни о сале, ни о картошечке, ни о квашеной капустке понятия не имели. А они бы нам сейчас не помешали, правда, Санек?» Санек, которому последний дрозд не желал лезть в глотку, беспомощно развел руками. Еда не выпивка, за ради анахроничного картофеля никто из обслуживающего персонала – все эти рабы, рабыни и вольноотпущенники, – рисковать рабочим местом ни за какую мзду не пожелал. Древние употребляли репу и земляные груши. И весь сказ. Теперь же выяснилось, что и кофея с чаем древние не употребляли, а грызли вместо них для осадки кидонские яблоки. Неудивительно, что Рим в конце концов пришел в упадок. Какая от яблок может быть бодрость, ежели в них ни грамма кофеина не содержится. Единственный результат, каковым чревато поедание этих райских плодов, – фиговые листики грехопадения. – Ну что, Коляныч, – подмигнул Мамчур, – сперва рабыни, потом ля-ля или наоборот? Коляныч, ясное дело, выбрал наоборот. Рабыни подождут… Приступили к ля-ля, из которого выяснилось, что успехи в деле установления личностей налетчиков напрочь отсутствуют. Личности налицо, а вот установить что это за личности, под каким небом росли, в каких садах цвели и каким Макаром, а главное, на кой ляд в наших краях оказались, не удается. Молчат, как рыбы. То есть даже не мычат… Аникеев со своей стороны поведал о чэпэ на энпэ и столкновении группы поддержки и обеспечения с непонятными джипами. Последнее вызвало у милицейского закономерный вопрос на засыпку: дескать, а с какого хрена ликвидаторам НП у «Амфитриты» было давать ложную тревогу на Центральный пост. Аникеев и сам об этом думал, но ничего правдоподобнее предположения, что таким образом неизвестные пытались обезопасить себя с гарантией, придумать не смог. Мамчур попробовал, но у него тоже ничего, кроме очевидного, придумать не получилось. Очевидным же по их общему мнению было следующее. Кто-то знал не только частоту, но и код агентства, и этот кто-то был напрямую связан с загадочными налетчиками. Скорее всего обеспечивал им тылы, в чем, судя по результатам, не преуспел. К вящему удовольствию Аникеева. Пусть он сел в лужу, но оказался в ней не в одиночестве. Небось, у этих неизвестных сейчас тоже вовсю громыхают разборки полетов. Все-то они рассчитали до косточек, одного не учли, самого главного – его величества Случая в образе простого питерского охранника, которому четверых раскидать, что нос почесать… – Не такой уж он и простой, этот Игорь, – остудил Аникеева Мамчур. И рассказал вкратце о заявлении гражданки Филиппенко, о драке на пляже и об инциденте в изоляторе. Странная получалась простота, якобы присущая этому охраннику с берегов Невы. Однако Аникеев позволил себе с ним не согласиться. Вердикт частного детектива был однозначен: «Простой, но контуженный. Вот и все. Не был бы контуженным, на вооруженных бы не попер. Был бы не простым, от адвоката бы не отказался.» – Ты с ним, Саня, не общался, – возразил на это Мамчур. – А я общался. И неоднократно. И в разных ситуациях. В том числе в нештатных. Я печенкой чую, с ним что-то не то. Не такой он какой-то, каким быть должен. – Что-нибудь заслуживающего внимания узнать о нем удалось? – В том-то и дело, что ничего. Если он ошивается тут по легенде, то легенду ему сварганили профессионалы, Санек. Санек недоуменно вскинул брови: узкоспециальный термин «легенда» с фотографиями героя, помещенными в газетах, никак не вязался. Но про себя Аникеев решил все же проверить этого спасителя на агентурную вшивость. Если и за ним кто-то стоит, какая-то мощная организация, значит, появление его именно в тот момент именно с таким результатом было тщательно спланировано. Стало быть, если проверка даст, как в допинге, положительный ответ, появится смысл заняться теми, кто за ним, вплотную, чтобы через них выйти на нейтрализаторов личного состава НП-2. Но прежде чем выбрать этот хлопотливый кружной путь к истине, следовало удостовериться, что кратчайший путь к ней наглухо перекрыт. А кратчайшим путем, по убеждению Александра Николаевича, являлись налетчики. И Аникеев вновь вернулся к их общим баранам. – Оружие проверили? Мамчур кивнул и обстоятельно доложил, когда и из каких складов их необъятной родины были похищены пистолет «Стечкин», пистолет «Макаров» и автомат Калашникова. Бывшего владельца обрезанного дробовика установить, к сожалению, не удалось. Далее последовал вопрос об одежде, вся досужесть которого выяснилась из обескураживающего ответа: made in China (в смысле: мадэ ин чина). Зато следующий вопрос вверг Мамчура в недоумение. Вопрос касался зубов. Аникееву пришлось объяснять, что он имеет в виду пломбы, вставные зубы, коронки и прочие дантистские штучки, по которым можно определить их происхождение, поскольку в разных странах стоматологи пользуют пациентов по-разному. Пораженный профессионализмом частного детектива государственный сыщик пообещал пересчитать все зубы задержанным аккурат к завтрашнему обеду, самое позднее – к ужину, который, чтобы не привлекать к себе ненужного внимания, следует устроить в каком-нибудь другом злачном месте, например, в горах, в корчме «Привал охотника», где, как он слышал, готовят замечательные шашлычки из кабанов, диких коз и оленей. Робкие возражения ошеломленного «частника», что там-де не подают ничего, кроме домашней водки и грузинского вина, капитан отмел как несущественные, ибо, прекрасно зная с кем имеет дело, не сомневается в том, что грузинское вино (или домашняя водка, – капитану по барабану, что именно) окажется ничуть не хуже иберийского медового. Аникеев в ответ тряхнул головой, откинулся в изнеможении на ложе и попытался вслух подытожить беседу. Ничего утешительного не подытожилось: сплошной мрак неизвестности и степное раздолье для любых гипотез. Мамчур, не дождавшись положительного ответа на свое деловое предложение насчет корчмы, напротив, облокотился на локоть и задал бестактный вопрос: одобряют ли хозяева Аникеева его пристальный интерес к персоне Лядова? И еще: по своему ли свободному выбору Александр Николаевич занялся этим миллиардером или кто-то вовремя подсуетился, подсказал, обратил его неподкупное внимание на эту одиозную фигуру? – Не отказался бы от должности моего зама, Коля, не задавал бы таких умных вопросов, – усмехнулся в ответ Аникеев. Затем посерьезнел, вдался в некоторые подробности: – Видишь ли, Микола, заниматься типами вроде Лядова входит в мои прямые обязанности. Он у меня не первый, не последний и не единственный… – Шо не первый, верю, Санек. Первым у тэбэ був гражданин Харченко со своей злосчастной «вiльвой»… Шо не последний, то дай, как говорится, Бог. А вот, что не единственный, извиняй, пан сыщик, усомнюсь. Таких богатеев на земле – раз, два и обчелся. Потому и задал умный вопрос. На мгновение все выпитое иберийское бросилось Аникееву в голову. Но пока он мешкал, выбирая подходящий modus operandi[45], иберийское отхлынуло, извилины прочистились, мозг расслабился, интеллект напрягся. Аникеев не без удивления понял: что́ бы он ни сказал сейчас Мамчуру, правды он не скажет. Не потому что не хочет, а потому что не знает ее. Ведь могло быть и так, что его выбрали именно потому, что были уверены, – мимо Лядова такой человек, как Аникеев, не пройдет, обязательно зацепится, западет, въестся. Вот какое озарение посетило отставного майора. С одной стороны приятно, что посетило, с другой, возникают претензии по части времени, места и сути. В самом деле, обидно: одних озаряет каким-нибудь «Естудеем», других Периодической Таблицей Элементов, третьих соусом «бешамель», а его, поди ж ты чем, – собственной наивностью, – если выражаться деликатно, щадя издерганную нервную систему бывшего мента, нынешнего частного сыщика. – Вот видишь, – заключил Мамчур молчание приятеля общим выводом. – Как же я могу тебе что-то в этом деле советовать? Могу только прикинуть возможные варианты. Первый: ты притворяешься шлангом и продолжаешь гнуть свою линию, – копать под Лядова неутомимым экскаватором. Второй: бросаешь все к ядреной бабушке и переезжаешь в Харьков. Третий: начинаешь копать в обе стороны. Третий, ясен корень, самый опасный, но зато и самый многообещающий… Аникеев сунул, было, руку в несуществующий карман туники за изъятыми на входе анахроничными сигаретами, мысленно обматерил древних доверчивое отношение к предупреждениям Минздрава, упрямо сощурился, словно от табачного дыма: – А какой вариант выбрал бы ты на моем месте, Николай? – Я уже выбрал. На своем, Александр… 4 Пентхауз – это не только пикантный журнал с голыми красотками и высокой рекламой; не только образ жизни замечательных и фотогеничных, но и шикарные апартаменты на крыше какого-нибудь отеля, введенные в моду знаменитым Карлсоном из Стокгольма, – основоположником плейбоизма в его современной бесшабашной разновидности. Марк Германович Милькин или, проще выражаясь, Марафет не был ни замечательным, ни фотогеничным, ни даже плейбоем, но жил, как ни странно, именно в пентхаузе на крыше двадцатипятиэтажного отеля «Тритон», и все остальное у него было. И деньги у него были, и роскошные автомобили, и дорогие, интеллектуально подкованные, сексуально продвинутые проститутки, и даже любящая семья, прозябающая без своего благонервного где-то в американской глуши, то ли в Ошкоше, то ли в Денвере, и, главное, поводов для беспокойства хватало. Этакий вечный праздник суеты, скользящий по касательной сознания. Таинственное возникновение запутанных ситуаций, в которые не хочется, но приходится вникать. Внутренний протест со временем вылился в душевное хобби, в сочинение стишат в лирически-маразматическом духе, одним словом, в романтику. Сочинял Марафет, вопреки ожиданиям, не под гитару, а под добрую понюшку кокаина, знатный косячок ядреной анаши или ложечку-другую нежнейшего гашиша. Не было такой дури, которой он не испробовал бы на себе в поэтических целях. Правда, с одним существенным ограничением: Марафет категорически отказывался колоться. Курить, глотать, вдыхать – с превеликим нашим удовольствием, но только не ширяться! Почему? Кто знает, – быть может, с детства уколов боялся, быть может, с юности – СПИДа… Вирши свои Марафет распределял по циклам: кокаиновый, героиновый, марихуановый и так далее. При этом зорко следил, чтобы те, кого он удостаивал чести слушать их в авторском исполнении, пребывали в согласованном с данным циклом душевном состоянии. В этом и заключалась причина неизменных отказов Марафета предать свои стихи печати. Общество еще не доросло до них, – только отдельные индивиды. Поэтому поклонников у него было немного. Зато они отличались исключительной преданностью. Стоило Марафету заикнуться о том, что, скажем, сегодня вечером он собирается читать новые произведения из, к примеру, «гашишного» цикла, как десятки поклонников его таланта начинали не давать ему проходу задолго до официально назначенного срока.