– Вы шутите? – нерешительно предположил гость. – Это у них называется «срубить капусту». А вас не заинтересовало, о каком миллионе идет речь? – Неужели об американском? – не поверил собственной догадливости мистер Эббот. – Я, конечно, слышал, что в России много шальных денег, но не представлял, что настолько… – Наверное, и сами не прочь прибавить к своим миллионам пару-другую российских? – не удержалась съязвить мисс Берг. Однако реакция американца не оправдала ее полемических ожиданий. Эббот облегченно вздохнул, словно что-то вспомнил, и заговорил вдруг так доверительно, как если бы делился с личным духовником сокровеннейшим из прегрешений. – Деньги – это отнюдь не только то, что можно на них купить, но во многом они как раз то, что купить на них невозможно, независимо от их количества. Одна из основных задач плейбоизма именно в этом и состоит: исследовать мир Божий и душу человеческую путем соблазна большими деньгами. Плейбой – это не изнывающий от скуки богатый лоботряс, а разведчик человеческой цивилизации, исследующий необъятные глубины мира сего на стыке его телесной и духовной ипостасей. – Словом, люди изысканной нервной жизни. Почти ангелы, – резюмировала феминистка. – Еще пара слов в этом же духе и я разрыдаюсь на вашем плече… – Вы, мисс Берг, как и большинство ваших товарок по вашей напрасной борьбе, убеждены, что закалить характер – значит очерствить душу до предполагаемой кондиции окружающей среды, – со скорбной улыбкой заметил мистер Эббот. Однако слова его были заглушены приветственными воплями, которыми набережная встретила несколько грузовиков с дармовым угощением. – После антракта на закат, перекусим, чем Бог послал и что в мэрии не сперли, – блеснул мэр хлебосольной улыбкой. – И учтите, ребята: это последняя в нашем городе холява, больше не будет, не ждите! Итак, антракт на закат! Американскому гостю приготовиться к вводной лекции… Приветственные клики смолкли, установилась подобающая созерцательности момента целомудренная тишина. Все взоры обратились к светилу, которое, готовясь нырнуть в багряные воды залива, опасливо пробовала температуру стихии косыми лучами. – Люди приезжают к нам не только позагорать, пофлиртовать, перекинуться в карты и как-либо еще оттянуться по неизменной курортной программе, но главным образом для того, чтобы вдоволь налюбоваться величием бескрайнего моря, – доверительным полушепотом поведал мэр сбитому с толку гостю. – Сейчас молодой начинающий писатель прочтет всем присутствующим подходящий случаю рассказ, дабы закрепить в памяти людей грандиозность переживаемого ими момента, сочетающего в себе душевный подъем с физическим ликованием, – продолжал мэр просвещать гостя в том же тоне закулисной конфиденциальности. Молодой начинающий уже тряс патлами перед микрофоном, стараясь высвободить из косматых зарослей вдобавок к длинному носу еще и словоохочие уста. Внезапно ожившие тарелки положили конец и его стараниям, и народным гуляниям[62]. По крайней мере – на время… Сообщение было диким, сенсационным, изобилующим отвратительными подробностями вроде взрывов, трупов, перестрелок, неизвестных лиц неустановленной наружности, неопознанных тел, истекающих не определенной группой крови и прочими приметами преступного образа жизни. Но самым ужасным в сообщении было не количество погибших, а место, где разыгралась трагедия. Одно дело, когда люди изо дня в день убивают друг друга где-то там, в далеких прохладных горах или знойных долинах, и совсем другое, когда рядом, обок, в нескольких кварталах от того места, где ты находишься, в том самом городе, в котором отдыхаешь или живешь. «По предварительным данным, – вещали тарелки, – погибло пятеро и ранено девять человек. У двоих погибших обнаружены служебные удостоверения офицеров ФСБ…» В гробовой тишине, постигшей набережную, раздался явственно различимый шепот мэра, адресованный высокому гостю, и объясняющий произошедшее как часть развлекательной программы, которую пришлось, ввиду возможной паники народных масс, вынести, как говорится, за кулисы, подать, так сказать в заочном варианте. Хотели сперва развлечь традиционной ковбойской перестрелкой, но потом передумали, – наверняка гостю этого фольклора и на родине хватает. А гость стоял, слушал, кивал и подозрительно косился на спавшую с лица Анну Сергеевну – первую и единственную кандидатку в Ассоль… 8 С виду микроавтобус ничем не отличался от сотен других, колесивших по городу. Разве что стекла тонированные да цвет неприметный, дымчато-серый. На самом деле это была передвижная тюрьма, рассчитанная на четырех заключенных. Как и все автомобили подобного назначения, микроавтобус был бронирован, радиофицирован, снабжен мощным форсированным двигателем, автоматической подкачкой шин, бойницами для отражения нападения и внутренней охраной в количестве трех автоматчиков. Обычно эту кутузку на колесах сопровождали мотоциклисты и устрашающе вращающая синим глазом черная «волга». Однако сегодня, согласно приказа генерала Копысова, сопровождение было скрытое: двое сотрудников в бежевом «форде-сиере» и столько же – в стального цвета «BMW». Причем сопровождение приступило к исполнению своих обязанностей только после того как в районном отделении милиции были взяты на борт микроавтобуса двое заключенных. От здания милиции микроавтобус взял курс на районную больницу скорой помощи, в которой, игнорируя робкие протесты дежурного врача, пополнил запас арестантов еще двумя узниками. После чего неприметная кавалькада направилась в самый центр города, на Ратушную площадь, где в западном крыле Дворца Правосудия, занимаемом муниципальной полицией, дожидался своей очереди, последний, ничего не подозревавший, фигурант. Здесь произошел первый сбой в четко спланированной операции. Во-первых, начальник детективов Рябько категорически воспротивился переводу подследственного из комфортабельных апартаментов полицейского изолятора в бывшие страшные подвалы КГБ, ныне гостеприимные застенки ФСБ. Пришлось гэбэшникам связываться с начальством, начальству с замом прокурора, заму с шефом полиции, шефу с Рябько. Однако на этом затруднения не кончились, поскольку соседом объекта оказался слишком хорошо им известный М. В.Туров, – большой мастер по утечке секретной информации и раздуванию навозных мух незначительных происшествий в цирковых слонов скандальных сенсаций. Меньше всего им хотелось, чтобы этот бесящийся с жиру владелец газет, типографий, радиостанций и телеканалов, этот личный биограф ныне действующего мэра, этот главный консультант муниципального управления развлечений и забав узнал о передислокации их объекта. К чести сотрудников ФСБ, ни один из них не воспринял это досадное соседство как случайность. Начальство, с которым они опять связались, приказало действовать по обстановке, напомнив о строгой секретности их задания. Сотрудники приуныли. Турову, как выяснилось, сидеть до вечера. Но даже если бы ему оставалось сидеть всего час, это не улучшило бы положения, – нарушались все установленные сроки выполнения операции. К тому же тюрьма на колесах, согласно строгой инструкции, не должна пребывать в статичном положении дольше двадцати минут, тем более, будучи заполненной до отказа. (Если верить усиленно циркулирующим среди сотрудников слухам, на двадцать второй минуте должно сработать взрывное устройство, о местонахождении которого известно только главному конструктору передвижной тюрьмы, – ныне покойному). Кто знает, до чего бы додумались гэбэшники, как бы выпутались из щекотливого положения, если бы им на помощь не пришел один из охранников СИЗО, некто Александр Чемезов, предложивший очень простой и, как вскоре выяснилось, столь же эффективный способ извлечения объекта из камеры без привлечения нежелательного внимания прессы в лице сокамерника. Правда, за эту помощь, никоим образом не вписывавшуюся в круг служебных обязанностей упомянутого охранника, пришлось расстаться с энной суммой предназначенной для оперативных нужд валютой, точная цифра которой немедленно составила государственную тайну. Короче говоря, охранник подговорил одного из конвойных доставить нужного заключенного на очную ставку к лейтенанту Рябько. Все как полагается: руки за спину, лицом к стене, шаг вправо, шаг влево считается бон тоном. Словом, операция была проведена настолько профессионально, с такой рутинной будничностью доведенных до автоматизма реплик и жестов, что пресловутый Туров даже не проснулся проверить: а все ли у него дома? Дальнейшее уже было делом техники: упаковать фигуранта в наручники, вколоть ему спецсредство и удобно устроить на заднем сидении «BMW», между двумя дополнительными, примкнувшими на данной этапе операции сотрудниками. Наконец-то можно было облегченно вздохнуть и оптимистично доложиться: мол, полным полна коробочка, держим путь на базу, встречайте с цветами и шампанским, и услышать в ответ одобрительное «молодцы» и традиционное «усилить бдительность». Бдительность усилили, но следующую за ними от самых милицейских ворот белую «восьмерку» не приметили. Да и мудрено было ее приметить: держалась она далеко позади, в зеркале заднего вида ни разу не профигурировала. 9 День выдался тороватым на неожиданности не только на суше, но и на море. Точнее, в его глубинах. Мисс Эстелл Атвуд, личный секретарь Стэнли Дж. Эббота, тайно покинув яхту последнего в нейтральных водах, взяла курс на объект Икс, продвигаясь к оному со скоростью полутора узлов. Будучи опытной аквалангисткой-любительницей, она не нашла нужным отказаться почти ни от одного технического усовершенствования, которым мог ее снабдить американский военно-промышленный комплекс. Достаточно упомянуть, что ее маска только с виду походила на обычную маску, которой пользуются любители подводных развлечений, на самом деле это было сложнейшее электронное устройство, совмещавшее в себе радар, компьютер, автопилот, гироскоп, эхолот и автоматическую систему лазерного неведения реактивных торпед подводного действия, закрепленных по бокам кислородного баллона. Кроме того, эта чудо-маска могла вести как подводную, так и надводную видеосъемку и, в случае чрезвычайных обстоятельств, подавать сигнал бедствия на космический спутник. При желании мисс Атвуд могла развить скорость до трех узлов, – два бесшумных пневматических винта, укрепленных непосредственно над ее славной попкой, позволяли это сделать. Но скорость в полтора узла считалась самой безопасной и оптимальной при выполнении такой деликатной миссии, как тайное проникновение на секретный объект вероятного противника. Три четверти пути прошли в сосредоточенном спокойствии. Приборы работали нормально, море со своей флорой и фауной вело себя так, как и предполагалось, то есть безмятежно. Неладное началось мили за две до объекта. Как-то сразу потеплела вода. Поначалу мисс Атвуд решила, что попала в теплое течение, не обозначенное на картах, однако, сверившись с показаниями приборов, никакого нового течения не обнаружила, хотя термометр показывал семьдесят градусов по Фаренгейту, что примерно вдвое превышало норму. Мисс Атвуд насторожилась и призадумалась: достаточно ли это весомый повод, чтобы отменить операцию и воспользоваться одним из запасных вариантов отхода? В задании недвусмысленно предписывалось действовать по обстановке. Обстановка складывалась нештатная. Мисс Атвуд еще крепче сжала зубками мундштук и решительно двинулась прежним курсом, подбадривая себя тем, не подлежащим сомнению соображением, что не всякий мужчина на ее месте отважился бы на столь мужественный поступок. Слава Богу, здесь нет акул. Вернее, есть, но такие крошечные и безобидные, что их и акулами-то называть грешно и несправедливо. Вода между тем становилась все теплее. Резиновый костюм лип к телу, увеличивая неприятные ощущения еще более неприятными ассоциациями. Радовало, что кислород не отдавал резиной, – у мисс Атвуд хватило женской сообразительности выбрать баллон с мятным вкусом; рот ее был чист, дыхание услаждало свежестью. Показалось желтое песчаное дно с редкими кустиками водорослей. Мелкая удивительно яркой для этих широт окраски рыбешка запрыскала от нее в стороны. Мисс Атвуд сбавила скорость до одного узла, взглянула на шкалу термометра: почти восемьдесят градусов, – температура, характерная для тропиков. В правом углу маски бледно светились цифры навигатора: чуть более трех кабельтовых до цели. Аквалангистка спустилась почти к самому дну и снизила скорость еще на пол-узла. Радар вел себя спокойно, гидроакустический фон не нарушался посторонними шумами. Внезапно, побуждаемая безошибочным женским инстинктом, аквалангистка остановилась и медленно огляделась. Чувства ее были крайне обострены, сердце тревожно билось. Если бы она не знала точно, что находится у северного побережья Черного моря, то непременно вообразила бы себя на увеселительной подводной прогулке где-нибудь на Багамах: те же рыбешки, раскрашенные Создателем во все цвета радуги, те же теплолюбивые водоросли (густые заросли ульвы, редкие побеги каулерпы и пиннулярии). Недоставало только кораллового рифа, – настолько он пришелся бы здесь к месту. По инерции ей подумалось об акулах, о настоящих акулах, наводящих своей кровожадностью страх и трепет на все живое и аппетитное, оказавшееся в открытом море. И, словно в насмешку, прямо перед ней возникла светящееся предупреждение на русском языке с переводом на английский под ним: «Внимание! Запретная зона! Охраняется голодными акулами!», «Attention! Restricted area! Protected hungry sharks!», а в правом углу маски высветилось алое подтверждение: «Внимание! Опасность!» После чего компьютер выдал расшифрованные данные радара: «К вам приближаются две барракуды, таких-то размеров, с такой-то скоростью, таким-то курсом»… Шалая мысль и немедленное подтверждение, вернее, опровержение ее шалости, было так внезапно, так обескураживающе, что мисс Атвуд впала на несколько драгоценных секунд в легкую прострацию, вполне простительную в ее положении; мужчина, оказавшись в аналогичной ситуации, неминуемо ударился б в панику и наделал бы глупостей, – это так же ясно, как и то, что мисс Атвуд, несмотря на временное оцепенение, ни в какую панику не ударилась, а даже со всем наоборот: продолжала с присущим ей хладнокровием и выдержкой отслеживать ситуацию. К сожалению, автоматика, как нередко с ней бывает, сработала некстати, хотя и очень вовремя. Сама навела торпеды на цель, сама начала отсчет, сама выпустила сигарообразные снаряды навстречу опасности, наконец, сама включила пневматические винты на «полный вперед» и направила аквалангистку по заранее намеченному курсу, предусмотренному планом операции на случай всяких непредвиденностей, на которые так гораздо трудное ремесло разведчика. Мисс Атвуд удалялась в сторону Керчи со скоростью трех узлов. И хотя душа ее рвалась вернуться, разведать, убедиться в действительном наличии барракуд или того, что от них после попадания торпед осталось, поделать с собой она, увы, ничего не могла; автоматика – это бестолковое изобретение трусливых мужчин – не позволяла ей выполнить свой долг. Глаза ее наполнились горькими, как неудача, слезами, и если бы не эта проклятая маска, они бы смешались с водами Черного моря, слишком пресного и холодного для барракуд. 10 Наряд муниципальной полиции прибыл на место происшествия спустя две-три минуты после сообщения. Патрульные застали следующую картину на Песочной улице – тихом прибежище второсортных отелей, платных гаражей и офисов мелкооптовых фирм. Догорающие останки какого-то автомобиля (позже выяснилось, бежевого «форда»), лежащий на боку микроавтобус с пробитым мотором и двумя трупами каких-то людей, вооруженных короткоствольными автоматами (согласно найденным документам, офицеры ФСБ), метрах в пятидесяти – еще один автомобиль, стального цвета «BMW», прошитый автоматными очередями. Внутри один труп и двое раненых в бессознательном состоянии. Согласно показаниям свидетелей, нападавших было около десяти человек. Все одеты в камуфляж, все в черных масках-шапочках. Сначала раздались один за другим два взрыва, затем – автоматные очереди. Стрельба продолжалась не более полуминуты. Нападавшие скрылись на трех автомобилях типа «джип», предположительно, серо-бурого цвета. Прибывший вскоре лейтенант Рябько был вынужден сообщить о случившемся в местное отделение ФСБ. Но прежде чем сделать это, связался со своим начальством и получил добро на проведение операции «Капкан». В воздух взмыли все три вертолета муниципальной полиции, поднятые по тревоге патрули, перекрыли все дороги, ведущие в аэропорт, Новороссийск, Темрюк, Керчь… Морские пограничники удвоили посты и утроили бдительность. Через четверть часа с вертолета районной милиции пришло сообщение об интенсивной перестрелке между неизвестными лицами в районе 18-го километра горной дороги № 3. Спустя минуту те же вертолетчики доложили, что подверглись обстрелу, после чего связь с ними оборвалась. Прибывшие на 18-й километр горной дороги № 3 сотрудники милиции не обнаружили ни одного живого свидетеля, тогда как мертвых было хоть отбавляй, общим числом – девять трупов в камуфляжной форме в черных начердачниках, не считая троих в милицейской, найденных в сбитом вертолете. Подъехавшее часа через два высокое начальство, уединившись в служебном мерседесе генерала Копысова, вынесло не подлежащий обсуждению вердикт: мафиозные разборки преступных группировок, при ясно прослеживающемся чеченском следе. Так об этом и было заявлено журналистам и телерепортерам на пресс-конференции, состоявшейся в тот же вечер в одном из залов Дворца Правосудия. Каково было содержание депеш, отправленных начальниками в крайцентр и в Москву, известно было только посвященным, – узкому кругу лиц, имеющих допуск к секретным документам. Допуск же к этим лицам был неограничен по всем линиям родства, кумовства, старинного приятельства и конструктивного сотрудничества. Глава седьмая 1 Есть места, о которых хочется забыть немедленно по своем туда прибытии. Казачий Тын, несомненно, относился к этой разновидности населенных пунктов. Грязные немощеные улочки, избоченившиеся мазанки да ветхие заборы, не тронутые зазывными письменами цивилизации («Человеческие детеныши выбирают пепси, поросята – пепсин!»), лишь кое-где кое-как оскверненные нецензурными напоминаниями о половых статях гомо сапиенса (от примеров воздержимся). Словом, сонное болото, в котором все друг друга знают, а невинный вопрос о такси, ночном клубе или массажном заведении вызывает натянутые усмешки уязвленного самолюбия. Только в центре городка, где вздымаются в небеса (или, попросту говоря, торчат) двухи трехэтажные коробки угрюмых зданий горсовета, дома культуры, гостиницы и торгового центра чувствуется что-то похожее на оживление, в основном благодаря немытым личностям в отрепьях с постоянными слезливыми просьбами на языке, да картинно разодетым казакам, чинно курсирующим между пивной и тем, что здесь именуется рестораном – мрачным неопрятным заведением, занимающим половину первого этажа гостиницы, перекрещенной местными остряками из скромного «Колоса» в гранд-отель «Колоссаль». Казаки, ясен корень, не просто так без дела слоняются, но несут неусыпную вахту, зорко высматривая приезжих на предмет проверки гостевой визы, то есть официального разрешения на право пребывания в этом благословенном богами парадизе. Единственной достопримечательностью, кроме моря с галечным пляжем, считается ветхая деревянная церквушка, трижды на дню сзывающая свою немногочисленную паству на молитву. Здесь-то, в мистическом сумраке храма, озаренном смиренными огоньками свечечек-заступниц, челобитниц да ручательниц, и заприметил Аникеев с профессиональной зоркостью мента чей-то до икоты знакомый профиль. Ловко прикрываясь зажженной свечой, подобрался поближе к заинтересовавшему его объекту. Икота его не обманула, – Кульчицкий! Что могло понадобиться этому блистательному плейбою в этом облезлом городишке? Взгляд неподвижный, темные круги под глазами: молится или замаливает?.. Пчелиный рой тревожных предчувствий всколыхнулся, снялся с места и беспорядочно заметался в ментальных пространствах сыщицкой души. Аникеев подкрался к коленопреклоненному объекту почти вплотную. Судя по долетавшим обрывкам сосредоточенного шепота, объект пребывал в таком подавленном состоянии, инда Богом был недоволен, о чем, не чинясь, прямо так ему и заявил: «Господи! ты меня огорчаешь!» После чего переключил свое молитвенное внимание на икону Богоматери, слезно прося ее наставить своих мужчин – Отца, Сына и Святого Духа на путь истинный, «впрочем, не как я, но как Ты, Святая Дева Мария хочешь, аще бо Ты не предстояла молящи, кто бы нас избавил от толиких бед…» Тут Аникеев, заметив слезу, с торжественной неторопливостью выкатившуюся из глаз молящегося, устыдился и, пятясь, вышел вон. Церковь стояла на скрещении четырех улиц – имени Ленина, Калинина, Второй Пятилетки и XXV съезда КПСС. Все четыре, начинаясь с задворок, огородов и выпасов, вели, петляя и перепутываясь, к храму. Кроме храма, на площади, местами сохранившей следы былого асфальтового великолепия, располагались большой неухоженный амбар городской библиотеки и саманный сарай бывшей рабочей столовой, ныне гордо именующейся шинком. С торцевой стороны шинка имелось нечто вроде террасы, увитой редким плюшем. Туда-то и направил свои стопы Аникеев, проницательно рассудив, что с этой позиции ему будет и паперть храма прекрасно видна, и сам он останется незамеченным. На террасу можно было попасть только пройдя через зал, моментально обдавший изнеженного южноморца до изжоги памятной атмосферой молодости: вонь, пьянь, дым, гам, антисанитария, непролазный мат, красные потные физиономии завсегдатаев, измызганные передники толстух-официанток… Даже самого распоследнего пошиба забегаловка в Южноморске, в которой подают жигулевское пиво и контрабандный осетинский спирт, в сравнении с этим гадючником показалась бы образцовым пищеблоком санатория для туберкулезных детей. На какое-то мгновение Аникеев засомневался: не слишком ли много жертв требует от него его профессия? С одной стороны, конечно, спору нет, сыщицкое дело есть настоящая творческая работа, сродни сочинению музыки или живописанию картин, а с другой, как посмотришь с холодным вниманьем вокруг, так золотарям позавидуешь… Но стоило ему, выйдя на терраску, вдохнуть чистого, приправленного морской солью воздуха, как минутная слабость моментально прошла, будто бы и не было ее. А если все же была, то не с ним – испытанным борцом с нарушителями закона, а с кем-нибудь другим, кто ни борьбой не испытан, ни испытаниями на борьбу не воодушевлен. На террасе, как ни странно, народу оказалось негусто. Из шести столиков заняты только три. Аникеев быстро прикинул, какой из свободных столиков отвечает его требованиям, и немедленно занял его. – Мужчина, угостите сигареткой. Аникеев обернулся. Перед ним покачивалась молодая деваха со следами дружеского мордобоя на распухшей личности. Ее кокетливая улыбка по недостатку зубов казалась зловещей. Сыщик молча протянул ей пачку «Camel». – А можно две? – Можно, только не борзеть, – Аникеев с трудом освежал в памяти былые ухватки патрульного. – Поял, начальник, – козырнула деваха, ретируясь к своему столику, к соответствующей компании себе подобных. Аникеев вновь сосредоточил внимание на церковной паперти, заметив, как засуетились нищие в предвкушении подаяний. Очевидно, служба подходила к концу… – Заказывать чего будем али как? Официантка смотрелась немногим краше девахи. Правда, солиднее. Примерно в полтора обхвата. – Бутылочку «Туборга» и пакетик фисташек, – бросил Аникеев первое, что пришло в голову. – Чиво?!