– В командировке, молодой человек, памяти лишаются от радости, и радость эта, поверьте мне, никоим образом не свидетельствует о счастливой жизни по месту жительства. – И что же мне теперь делать? – Можно сфотографироваться и послать снимок вместе со словесным портретом и списком особых примет в местные и центральные газеты. Мол, вот такой молодой человек, такого примерно возраста, ищет тех, у кого потерялся. Просим всех, кто может сообщить ему о нем что-либо существенное, срочно позвонить по такому-то номеру телефона. Денежное вознаграждение и анонимность гарантируются. – Сколько мне придется ждать, пока кто-нибудь почешется меня вспомнить? – А это уже от удачи зависит. Зато надежда появится, что тоже не мало. – А нет ли какого-нибудь другого способа? – Целых два. Первый – традиционный. Вы берете список имен, альбом городов России и выбираете себе имя и город. Через десять-пятнадцать психоаналитических сеансов можно будет с достаточной долей вероятности очертить ареал вашего прежнего обитания… – А второй? – Второй – это гипноз. Согласны на гипноз? Но предупреждаю: вы можете оказаться абсолютно негипнотабельны… – Негипно-каким? – Негипнотабельным. То есть гипноз может вас не взять, не подействовать. Такое, к сожалению, все еще случается. Но возможен и противоположный исход. Гипноз может так на вас повлиять, что вы уже никогда из транса не выйдете… – Это как? Всю жизнь под гипнозом, что ли? – Именно. Хотя, если принять во внимание, что согласно последним гипотетическим научным данным все мы живем, или думаем, что живем, благодаря воздействию постнатального гипноза, то какая вам, собственно, разница? – Если я буду жить под своим собственным именем, по своему адресу, в своем кругу, то никакой. Давайте ваш гипноз, я согласен. – Успеха мы не гарантируем. – Все равно согласен. – Что ж, дело ваше. Пишите расписку. Как писать не забыли? – Сейчас узнаем, – не скрывая тревоги, пообещал клиент, взял предложенный лист бумаги, ручку и, склонившись над стойкой, размашисто вывел: «Расписка». – Помню! – Поздравляю. Пишите: я, такой-то, такой-то… Ах да, вы же еще пока никакой, – закусила губку дама. – А что если просто какое-нибудь имя вставить, а потом, когда я вспомню настоящее, переписать расписку? – предложил Игорь. – А если не вспомните, чего будет стоить ваша расписка? У нас с этим строго! Мы не вправе рисковать нашей лицензией, лишать сотни людей наших добрых услуг! – Что же делать? – Не знаю. В инструкциях об этом не сказано. – Интересно, какой умник их составлял? – Между прочим, у этого умника есть и имя, и фамилия, и семья, и адрес, и паспорт! – оскорбилась дама. – Простите, не знал, что это вы… – Тем хуже! Нехорошо о незнакомых людях так пренебрежительно отзываться. Вы ведь не читали инструкции, а я читала и смею заверить, составлены они по всем правилам грамматики и законам медицины. – А вы не могли бы их изменить в виде исключения всего на один раз? Дополнение какое-нибудь внести, поправку или сноску… – Нет, не могла бы. Во-первых, они защищены авторским правом. Во-вторых, утверждены контролирующими органами именно в этом виде… – Интересная у вас доброта, однако: строго в пределах инструкции, – не сдержал горького упрека разочарованный клиент. – Какие же вы услуги оказываете? Старушек через дорогу переводите? – В этом нет необходимости. У нас не принято давить пешеходов на том мнимо достаточном основании, что они нарушили правила дорожного движения, – не осталась в долгу дама. – Ну, тогда потерявшихся собачек хозяевам возвращаете, – предположил клиент. – Да что вы понимаете, неук! Да может именно тем, что не можем, мы оказываем не просто добрую услугу, а творим истинное благодеяние! Недаром инструкция не позволяет нам помочь вам именно таким образом, каким вы добиваетесь. В инструкциях все учтено, в них спрессован опыт многих поколений. Лично для меня ваш случай является еще одним бесспорным доказательством их правильности! Игорь стоял в глубоком печальном раздумье: ему вдруг показалось, что все это уже было с ним однажды, что он уже делился с этой женщиной утехами своего беспамятства, и она уже говорила ему… Что же она ему говорила? – …имя Лермонтов вам ничего не говорит? Ну-ка, напрягите-ка свои извилинки. И скучно, и грустно, и… – Некому морду набить? – Не святотатствуйте! – Послушайте, мадам… – Лилиана Матвеевна, с вашего позволения. А как вас? Ах да, простите… – Лилиана Матвеевна, мы с вами раньше не встречались? – Что вы хотите этим сказать? – заерзала в кресле женщина, нащупывая ногой кнопку тревоги. – Я хочу сказать: раньше, до этого, я не приходил к вам с аналогичной проблемой? – Аналогичной чему? То есть с чем? – Памяти. С ее отсутствием… – Лично я не помню такого. Но если настаиваете, могу справиться в журнале посетителей. Когда вы, говорите, приходили к нам? – Дама, раскрыв гроссбух, углубилась в его содержание. – Ах да, у вас же амнезия… Вот, смотрите, – она подняла голову, но в помещении уже никого не было. Захлопнув гроссбух, дама закатилась в игривом женственном смехе. Отсмеявшись, взялась за телефон. – Подполковника Стегнеева, пожалуйста, – приказала она трубке. Ответила ли последняя уставным «есть» или ограничилась цивильным «минуточку», неизвестно. Известно, что приказание было исполнено, потому что Лилиана Матвеевна вдруг встрепенулась и заговорила снисходительно-ласковым тоном, каким разговаривают удачливые жены со своими неудачливыми мужьями. – Юрчик? Не спишь? Шпионов ловишь? И много поймал? Целых трех?! Прогресс! Теперь тебя точно в генералы произведут… Шучу, шучу – в полковники… Знаешь, кто у меня в Бюро только что был? Плохо работаешь, раз не знаешь, кто у твоей жены ночами бывает… Шучу-шучу… Новый обожатель! Просьба: не путать с хахалем… Как зовут? В том-то и дело, Юрчик, что он прикинулся контуженным. Ну, не совсем контуженным, – амнезическим больным… Ну да, правильно, это те, которые ничего не помнят… Представляешь, он мне чуть ли не с час мозги компостировал своим беспамятством: ни имени, ни фамилии, ни адреса, и паспорт он потерял… А сам читает, пишет и языком мелет так, что дай Бог каждому… А что я? А я ничего, дурочку валяла, прикидывалась, прикалывалась, чудила. Даже гипноз ему посоветовала. И представляешь, он согласился! Еле потом отбрехалась… В общем, завралась так, что чуть по имени его не назвала… Постой, постой, ты почему меня перебиваешь! А во… А во-вторых, Я ГОВОРЮ, во-вторых, почему на меня кричишь?! Ах, не на меня? А на кого тогда? На Гордиевского? А разве его не поперли из органов? Ах, это другой… Что значит – как он выглядит? Ты сам прекрасно знаешь – как. Вместе смотрели его по телику в этой кошмарной передаче «Сыворотка правды». Игорь Суров, герой недели, забыл? Это непрофессионально, Юрчик… Так, я гляжу у тебя от успехов голова совсем кругом пошла, Стегнеев! Опять орешь? Опять не на меня? Ах, не на меня, а мне, потому что тебе плохо слышно?.. Что значит задержать до твоего приезда? Он что, тоже шпион? А кто? Нет, ты скажи… Кто?! Маньяк?! А какой? Сексуальный?! Да вы там совсем офонарели с вашей профессиональной подозрительностью… Если он и маньяк, то не сексуальный, а амнезический… Ладно, ладно, выгляну на улицу, если он где-то поблизости ошивается… Да, Стегнеев, буду хранить предельную осторожность – забеременеть в моем возрасте, да еще от маньяка… Шучу-шучу… Ну я пошла, Юрчик… Только Бога ради, не врубайте ваши кошмарные сирены, когда прискачете. Вы мне всю потенциальную клиентуру распугаете… 6 Покинув Бюро в большом удручении, Игорь в очередной раз оказался перед той же проблемой: куда идти? И в очередной раз положился на свое зрение. Куда глаза взглянут, туда и двинет. Глаза глядели поперек улицы. Он послушно перебрался на другую сторону и как бы продолжил свой путь, словно и не заходил ни в какое Бюро. Однако на первом же углу свернул с проторенной дороги и, пройдя с полсотни шагов, был остановлен традиционной преамбулой к драке. – Слышь, мужик, закурить есть? Правая рука сама собою пробралась под куртку и сжала ручку пистолета. – Не курю, – признался Игорь, оборачиваясь на голос, донесшийся из непроглядной тени платана, которыми была обсажена вся утло освещенная улица. И действительно, за все то время, что он себя помнил, он ни разу не закурил. – Что, совсем не куришь? Даже от травки откажешься? – Я же сказал: не курю. Еще вопросы будут? – Будут. Как насчет марафета? – Что-то знакомое, – пробормотал Игорь. – А кто это? – Во дает! – хохотнули в тени. – Не кто, а что. Дурь, улет, наркота… – С каждым новым обозначением громкость звука сокращалась на несколько делений. – Говори внятно, чего тебе надо. А то стоишь там, бормочешь… От тени отделилась невысокая фигурка, оказавшаяся вскоре молоденьким парнишкой лет восемнадцати. – Кайф словить не желаешь? – В каком смысле? – В прямом. Заторчать, впасть в эйфорию, забыться… Не сечешь? Иностранец, что ли? – Вроде того, – хмыкнул Игорь, едва удерживаясь от истерического смеха – естественная реакция амнезического больного на глагол «забыться». – Так что будь любезен, растолкуй мне, неуку, об чем у нас с тобой вообще речь… – Короче, тема такая: о наркотиках, надеюсь, слышал? Не слышал?! Блин, из какой же ты страны? С луны свалился, что ли? – Неважно откуда я свалился, ты давай журчи дальше, не сбивайся… – Да как же тебе объяснить? – занервничал парень – Эх, был бы с нами Володька, он бы живо все тебе растолковал… Короче так, наркотик – это такая хренотень, от которой человек улетает, понял?