– И что же мне делать? Ведь могут погибнуть советские люди… Где мне следователя искать? Может быть, всё-таки можно мне с Власовым встретиться? Ведь он же уже даёт показания. – Юра еле удержался, чтоб не зажмуриться. Это был главный вопрос: даёт ли уже Власов показания? Представитель Ставки просил узнать это. Если Власов ещё не успел ничего серьёзного про своих друзей-соратников наговорить, то надо было попытаться уговорить его никого не сдавать, обещая за это вытащить из тюрьмы. А вот если уже наговорил… То надо сделать так, чтоб Власов замолчал навсегда. Да и в первом случае, при возможности, надо было попытаться дать генералу-перебежчику хитрую микстурку. Вдруг пообещает молчать и не выполнит? Опер взглянул на часы и кивнул. Юра так и не понял, что подтвердил опер. То ли сотрудничество Власова со следствием, то ли своё согласие пойти навстречу Юриной просьбе. – Ладно, он сейчас на прогулке должен быть. Сейчас вас отведут в другой кабинет. Подождите там. Сумрачные коридоры-переходы, выкрашенные грязно-зелёной краской и перегороженные массивными решётками. Кабинет-допросная мало отличался от наличествующих в этом здании в гораздо большем числе камер. Три на четыре метра. Оштукатуренные неокрашенной «шубой» стены. Забранное решёткой маленькое оконце под потолком. Вместо нар в допросной стол и два табурета, привинченные к полу. Тусклая лампа над дверью. Железная скрипучая дверь. Только в двери, в отличие от её камерных сестёр, не откидная «кормушка», а небольшое застеклённое окошко. И что характерно, дверь здесь, как и в камерах, запиралась только снаружи. Дверь, правда, сопроводивший в допросную Юрия сержант не закрыл. – Если что-нибудь надо будет – зовите. Или вон на столе кнопка. Нажмёте – сразу прибежим. – Хорошо, спасибо. А скоро приведут? – Да откуда ж я знаю? Приведут – когда приведут. Могу чайку предложить. Как раз чайник только поспел. И заварка настоящая. У меня товарищ с Кавказа недавно посылку из дома получил. Так что настоящий – чёрный, грузинский, – отчего-то пробрало на любезность и словоохотливость дежурного сержанта. – Было бы неплохо. А то что-то тут у вас холодновато. – Так угля в котельную мало завозят. В первую очередь ведь на заводы везут. А к нам – остатки. Пыль, а не уголь. Да и правильно, нечего на зэков хороший уголь переводить. А мы вот чайком греемся, – стоя в дверях, прокомментировал сержант. – А можно два стакана попросить? Угощу арестанта, может, побольше чего нужного расскажет. – Юра просительно посмотрел на сержанта. – Стаканы у нас зэкам не положены. А два кругаля[37] налью. Через пару-тройку минут перед Юрой на столе уже стояли две надраенные до блеска жестяные кружки, исходящие ароматным парком. Юра, обжигаясь сделал глоток из тюремной посуды и прислушался. За дверью, в коридоре, – тишина. Что делать? Надо принимать решение. Можно спросить Власова про то, как немцы на партизан охотятся, и получить от него скорее всего невнятный ответ, вряд ли немцы посвящали перебежчика в вопросы охраны тыла. И уйти, удовлетворившись этой информацией? А можно передать привет от товарища Отто и задать вопросы, интересующие представителя Ставки. Но что-то сыкотно. Никогда прежде не приходилось Юре в таких темах участвовать. А вдруг Власов уже всех сдал? А вдруг захочет и Юру сдать энкавэдэшникам? Боязно. И как оправдываться? Или сразу сделать то, о чём ещё просил представитель Ставки? Умрёт Власов, и даже если он уже что и успел наболтать, то из могилы вряд ли это сможет подтвердить. Юра осторожно подошёл к двери и выглянул в коридор. В конце коридора давешний сержант с папиросой в зубах медитировал, сидя за столом над стаканом в манерном подстаканнике. Видимо, услышав шорох, сержант оторвался от созерцания стакана и поднял взгляд на Юру. – Не переживайте, товарищ, сейчас должны привести вашего знакомца. – Да не знакомый он мне. – Знакомый-незнакомый… Всё равно уже ведут. Юра юркнул обратно в кабинет. Пора решаться. Во внутреннем кармане пиджака Юры лежала капсула. Маленькая, размером с фалангу мизинца. Капсула-пузырёк. Из тонкого хрупкого стекла. С хорошо притёртой крышкой. Можно открыть крышку-затычку и вылить в кружку несколько капель бесцветной жидкости. Жидкости без вкуса и запаха. А можно, положив капсулу в рот, легко её раскусить. Свят-свят. Чё за херня в голову лезет? Зачем Юре-то себя травить? Юра сделал большой глоток чая и услышал звук-скрип-лязг отпираемой вдали решётки и голоса перекликающихся конвоиров. Ведут. Юра достал пузырёк, трясущимися пальцами сковырнул с него крышку и вылил содержимое в кружку, приготовленную для Власова. Шаги нескольких людей в коридоре. Дверь с противным скрипом открывается, и в допросную входит… Нет, не Власов. Власова Юре Никита Сергеевич описал подробно. Входит старший лейтенант госбезопасности с черной повязкой на правом глазу и уродливым шрамом на пол-лица. – Здравствуйте, Юрий Владимирович. Я веду расследование дела предателя Власова. Вот узнал, что вы им интересуетесь. Хотелось бы знать, зачем? – поинтересовался пиратского вида старлей, садясь на табурет. Если бы Юра стоял, то скорее всего у него бы подкосились ноги. Юра как-то сразу понял, что все его аргументы, объясняющие заинтересованность во встрече с Власовым, абсолютно не устроят этого сурового энкавэдэшника. – Я… мне… мне нужно… нужно было… – Не надо мямлить, гражданин Андропов. Или лучше будет вас называть – Флекенштейн? – Откуда… Я не… – У Юры потемнело в глазах, мир рухнул, всё рухнуло. – Я всё скажу, я не виноват. – Конечно, скажешь. Куда ты денешься, – тихо и почти ласково сказал старший лейтенант. У Юры пересохло во рту, он не глядя схватил со стола кружку с чаем и жадно сделал глоток и с запоздалым с ужасом понял, что перепутал кружку. Кружка была полной. И наполнена она была не только чаем. – Врача… – прохрипел Юра, заваливаясь на холодный бетонный пол допросного кабинета. – Сука! Врача! – проорал старший лейтенант. Топот. Суета. Врач. Врач поднялся от посиневшего трупа. – Инфаркт. – Точно? – Точнее скажет вскрытие… – Он пил из этой кружки. – Проверим. В допросную набежала куча народа. Труп в тюрьме! ЧП. Человек, ставший трупом, пытался встретиться с содержащимся здесь предателем. Вдвойне ЧП. Головной боли для многих причастных не на один день. Только Юре уже было всё равно. Для него всё уже закончилось. Слабенький организм комсомольского активиста не выдержал атаки уже слегка разложившегося препарата «Старичок». Не станет Юра успешным сотрудником МИДа, не получится у него спровоцировать антисоветский мятеж в послевоенной Венгрии, не придётся ему возглавить всесильную организацию, сотрудники которой сейчас столпились над его телом, и не вытащит Юра из ставропольской глубинки на самый верх страны проклинаемого потомками, меченного нечистым «лучшего немца всех времён». Впрочем, будущий «лучший немец» ещё полтора месяца назад оставил этот мир, погибнув при обороне от бойцов РККА Ростовской разведшколы Абвера[38]. 8 февраля 1943 года г. Штеттин, Третий рейх Симпатичный тридцатилетний гауптманн с чёрными сапёрными петлицами сидел в небольшом уютном ресторанчике и наслаждался ароматным кофе и видом на набережную Западного Одера. До встречи с оберпрезидентом Померании Францем Шведе было ещё достаточно времени. Час с четвертью. Можно ещё раз прогнать в голове полученные от командования инструкции и немножко помедитировать. Ещё месяц назад гауптманн Пауль Зиберт «служил» в Ровно. Неожиданный вызов в Москву, и гауптманн превращается в старшего лейтенанта госбезопасности Николая Кузнецова[39]. Ли-2 с лесного аэродрома партизанского отряда «Победители» доставил разведчика в Воронеж. Пересадка на другой борт. Ещё полтора часа полёта, и Николай ступил на подмосковную землю. Встречал Николая на подмосковном аэродроме начальник 4-го управления НКВД старший майор ГБ Судоплатов. Неожиданно. То, что рассказал Николаю Павел Анатольевич, было ещё более неожиданным. Николай уже успел весьма успешно порезвиться по немецким тылам с почти настоящими документами офицера Вермахта. Но новое задание командования на первый взгляд выглядело вообще чем-то запредельным по наглости. На второй взгляд – наглости только прибавлялось, хотя подготовка и проработка задания впечатляла. Совсем недавно НКВД недалеко от Москвы, в Клину, обнаружил фальшивый стройбат, совершенно открыто действовавший в тыловых районах РККА, получавший финансирование, снабжение и пополнение личным составом[40]. Немцы к созданию фальшивой воинской части никакого отношения не имели. Создали её дезертировавшие из РККА офицеры. Трибунал вполне мог быстро решить судьбу этих мошенников-дезертиров. Но кому-то в наркомате в голову пришла идея повторить аферу. Командир этого стройбата со своими подельниками вместо расстрельного подвала отправились отбывать немаленький срок консультантами в ГУГБ. А 4-е управление НКВД принялось готовить пилотный проект создания в Третьем рейхе поддельного инженерно-строительного батальона. Выбор места, где было бы интереснее всего расположить такую часть и где она бы подверглась наименьшему риску расшифровки. Подготовка документов. Изучение досье на возможных контрагентов. Подбор командных кадров на офицерские должности этого батальона. Возвращение Николая на оккупированную территорию планировалось на конец января, но 25-го числа отправку притормозили. Появились новые обстоятельства, весьма существенно повышавшие шансы на успех задуманной авантюры. Каким-то образом коллегам из ГРУ удалось взять на крючок нехилую такую рыбку из весьма высоких партийно-государственных сфер Третьего рейха. Новый пакет документов учитывал возможности этой самой рыбки. В ночь с 3 на 4 февраля Николай на том же Ли-2 вернулся в отряд полковника Медведева[41]. А уже после обеда 4-го числа Николай, опять преобразившийся в гауптманна Пауля Зиберта, выправлял себе проездные документы в Ровенской комендатуре. Хорошие отношения с офицерами комендатуры и сотрудниками аппарата рейхскомиссариата позволили гауптманну оформить проезд в Рейх не по откровенно хреново действующей из-за постоянных диверсий железной дороге, а на борту вполне себе приличного пассажирского Ю-52. Ночной полуторачасовой перелёт в Варшаву Утренний поезд до Берлина. Восемь часов в пути. В Берлине пересадка на поезд до Любека. И в три часа ночи 6 февраля Пауль Зиберт вышел из вагона на крытый перрон Хауптбанхофа[42]. Заселение в расположенный рядом с вокзалом Линденхоф-отель. Вздремнуть до утра. Помыться-побриться. Завтрак в ресторане отеля. В десять утра гауптманн Зиберт уже в приёмной бургомистра города Отто-Генриха Дрехслера[43]. Бургомистр уже свыкся со своей ролью агента русской разведки и без особых терзаний в течение дня оформил все необходимые гауптманну документы. Следующим утром Зиберт вылетел на попутном самолёте в Штеттин. Гостиница. Ужин в ресторане. Сон в номере. Завтрак. И вот уже можно выдвигаться к резиденции гауляйтера и оберпрезидента Померании Франца Шведе. Гауляйтер уже ждал Зиберта. Нельзя оставить без внимания звонок от коллеги из Любека и его просьбу оказать содействие неплохому и надёжному парню. – Хайль Гитлер! – И вам не хворать, гауптманн. Проходите, рассказывайте, что у вас за проблема. – Видите ли, герр обергруппенфюрер, у меня приказ на формирование инженерно-строительного батальона. Командование не рассчитывает использовать батальон на фронте. Соответственно и отношение к его формированию скорее всего будет соответствующее, по остаточному принципу. – Ну, думаю, что это сейчас вполне обосновано. – Так точно, герр обергруппенфюрер. Но мне бы хотелось всё же принести пользу Рейху и гау[44]. А если мне для формирования батальона будут давать личный состав и технику по остаточному принципу, то вряд ли такая часть сможет что-либо полезное сделать для гау и для его руководства. – Что вы имеете в виду, гауптманн? – Думаю, что новые объекты инфраструктуры, социальные объекты двойного или даже тройного назначения… – Что значит двойного назначения? – К примеру, запасной пункт управления гауляйтера. – ? – У меня есть эскизный проект. Вот смотрите. – Зиберт порылся в объёмном портфеле и извлёк из него несколько листов. – На берегу залива или на берегу Остзее[45] строится санаторий. Несколько зданий, в которых смогут проводить отпуск наши солдаты, возвращающиеся с Восточного фронта, или сотрудники администрации округа, ну или кто-либо ещё. Вполне возможно использование этого комплекса для проведения каких-либо мероприятий по плану гауляйтера. В то же время под зданиями оборудуется бункер, куда будут выведены все необходимые линии связи для управления округом в кризисных ситуациях. Кроме того, здания и сооружения данного комплекса изначально строятся с возможностью использования их в противодесантной обороне. – Кризисные ситуации, противодесантная оборона… Англия – теперь наш союзник. Бомбёжек можно больше не опасаться. Вы думаете, нам уже надо готовиться к большевистским десантам? И потом откуда мне на это всё взять деньги? – Десанты? Нет, конечно, я так не думаю. Но на какую-нибудь отчаянную диверсию большевики вполне способны. И лучше иметь ружьё, чем его не иметь. В то же время дооборудование зданий для целей противодесантной обороны не сильно изменит стоимость проекта, а вот в отчёте будет выглядеть весьма эффектно. – Вы, гауптманн, так и не сказали, откуда возьмутся деньги на всю эту красоту? – буркнул гауляйтер, заинтересованно разглядывая красочные эскизы. – Я готов брать коммерческие подряды на строительство и за счёт прибыли с этих подрядов финансировать этот проект. Все образующиеся сверх того средства, естественно, будут передаваться руководству округа. На нужды партии и гау. Шведе задумался. У него как у руководителя округа, конечно же, были свои собственные коммерческие проекты на подконтрольной земле. Но почему бы не замутить ещё один? Тем более что по этому гауптманну имеются вполне достойные рекомендации от коллег. – Знаете, гауптманн, я несколько дней подумаю над вашим предложением. Оставьте мне ваш проект. Поручу глянуть его специалистам. Может, они чего там добавят-убавят. – Как вам будет угодно, герр обергруппенфюрер. – У вас есть что-то ещё? – Да, герр обергруппенфюрер. По формированию батальона…