Соответственно группу с такой машиной готовили тщательно. 11 бойцов, все бывшие пограничники или энкавэдэшники, с отличным немецким, командир группы давешний 25-летний лейтенант, что обеспечивал переправу в Успенском и тырил у старосты телефон. Прикол ещё был с этим лейтенантом – звали его Эрвин Зиберт. Когда узнал – охренел. Одесский немец, оказывается. Документы у него и у всей группы были от Организации Тодта. Лейтенант числился проверяющим из штаба OT-Zentrale в Висбадене в чине айнзатцляйтера, по-нашему майора. Имя лейтенанту оставили прежним, а фамилию он получил Шпеер, по легенде – родной племянник Генерального уполномоченного Третьего рейха по вооружению в системе четырёхлетнего плана Альберта Шпеера. Ага, пусть попробуют проверить где-нибудь в Бердянске такого молодца на машине фюрера, если ещё в отличие от сына лейтенанта Шмидта у племянника Шпеера с собой чемодан денег, и не абы каких, а рейхсмарок. Документы были подлинные, Корнеев нашёл в Ростовском представительстве Организации Тодта кучу бланков и двух перепуганных чехов-делопроизводителей. Чехи и помогли все документы оформить и проконсультировали по нюансам. Деньги тоже подлинные – изъяли в Ростовском представительстве имперских кредитных касс. Как у Аллы Борисовны поётся: «Было у меня три счастливых дня». Идеальные с точки зрения командира дни. Сам занят интересным, нужным делом. Подчинённые озадачены, мотивированы, при деле и не отлынивают. Верхнее начальство далеко, с ценными указаниями не лезет, заявки удовлетворяет в первую очередь. И со стороны никто мешать не пытается, это я про немцев. Зампотех Морозов очень нужную тему поднял, затеял ревизию на немецких складах запчастей и на армейских ремонтно-восстановительных заводах. По его прикидкам ресурса техники нам до Крыма хватит и там порезвиться тоже. А вот после Крыма – кирдык, встанем на прикол, надо будет движки на танках менять или капиталить. Вот он и гребёт по всем немецким сусекам движки, коробки передач, сцепления и прочую нужную мелочь и не мелочь. Вроде бы запасец образовывается нормальный, можно будет не один, а раза два нашу броню откапиталить. А в тылах группы армий Клейста начиналась веселуха. Ещё в госпитале в Орджо, когда убеждал Васильева, подкинул ему в числе других одну идею, можно сказать, рационализаторское предложение. 30 ноября, 1942 год, п. Малгобек, Ч-ИАССР, 58-я общевойсковая армия. Приказ из разведуправления фронта до командира разведбата 176-й стрелковой дивизии добрался в 17.30. Было необходимо отправить на фронтовые сборы в Орджоникидзе шесть групп разведчиков, каждая в составе: командир группы, два автоматчика, снайпер, помощник снайпера. На какое время забирают людей, в приказе не сообщалось. Комбат и так уже не помнил, когда батальон был укомплектован по штату, постоянно надо было искать по полкам перспективных кадров. Но обычно все перспективные бойцы уже были прибраны продуманными командирами полковых разведрот. И чтобы не портить отношения при переманивании кадров, приходилось крутиться и снабжать полковых разведчиков разными полезными ништяками. Можно, конечно, было просто приказать, и умелый рукопашник или остроглазый следопыт уже назавтра прибудет к новому месту службы в дивизионную разведку. Но отношения с подчинёнными будут бесповоротно испорчены, лишатся доверия. Один раз даже, чтоб забрать к себе уникума-снайпера, пришлось отдать начальнику полковой разведки трофейный средний БА SdKfz 247 Ausf А. Вот и недавно уговорил ротного отдать призёра областных соревнований по самбо. Самбист 22 лет от роду всю жизнь прожил на Дальнем Востоке. И пять лет отработал охотником в заготконторе. То есть – и следопыт и снайпер. Младший сержант, замкомандира группы, комсомолец. Идеальный разведчик. Уехал младший сержант Андрюха Апенькин в разведбат, а полковая разведка разжилась хоть и потрёпанным жизнью и бездорожьем, но вполне ещё живым мотоциклом BMW R-12. Из разведотдела армии звонили, продублировали приказ, отдельно отметив, что отправить на сборы надо не абы кого, а действительно хороших бойцов. Майору хороших отдавать не хотелось. Но с тех пор, как в штабе фронта появился полковник Васильев, курирующий разведку, комбат очень сильно зауважал своё вышестоящее командование. Раньше каких только дурных приказов не приходило сверху. Это ж додуматься надо разведчиков ставить в противотанковую оборону, и не в безвыходной ситуации, а когда есть время подготовиться и подумать. Почти год назад майор так потерял свой батальон, танки не пропустили, но от трёх сотен опытных разведчиков-диверсантов едва взвод остался, а сам майор на два месяца угодил в госпиталь. Васильев наладил снабжение разведчиков, теперь снайперы не с обычными мосинками, а со специальной сборки снайперскими СВТ-40[87] на выходы ходят, в каждой группе появился облегчённый «Северок-бис»[88], начал подбрасывать американские БТР «Скаут» М3[89], запретил тыловикам изымать у разведчиков трофейную автомототехнику. Задачи ставились хоть и сложные, но разумные. Даже когда приходилось отправлять бойцов на верную смерть, было понятно, что не дурь самодура будут исправлять своими жизнями. В общем, комбат высокое командование уважал, ценил заботу о батальоне и, беря пример с вышестоящих, так же относился и к своим подчинённым и нижестоящим подразделениям. Поэтому майор не стал хитрить, и в бортовой Bussing-NAG 500 А[90], уходящий в Орджо, грузились действительно дельные бойцы. 1—10 декабря 1942 год, около г. Орджоникидзе. До бывшей турбазы в окрестностях Орджо разведчики добрались глубокой ночью. Доложились дежурному по сборам. И завалились спать в уже наполовину заполненном холодном бараке. Выспаться не удалось. Всю ночь прибывали и заселялись такие же, как они, группы. К утру в барак с двухъярусными койками набилось человек триста, и от этого стало гораздо теплее. Поспать дали аж до семи часов. Подъём. Зарядка-кросс на полчаса. Завтрак под навесами у летней кухни турбазы. И в 8.00, сформировав временные учебные взводы, всех развели по учебным классам, оборудованным где в бараках турбазы, а кое-где и в просторных ротных палатках. Андрюха Апенькин ростом вышел под метр девяносто, имел суровую внешность сибиряка и отличался спокойным и ответственным характером. С малолетства он жил на два дома, зимой с родителями-учителями в Благовещенске, а как сойдёт снег – с дедом-лесником в тайге. Мать – учитель физики – привила ему если не любовь к точным наукам, то уважение к точности – точно привила. Отец – учитель физкультуры, бывший циркач, занимался с Андрейкой спортом, и пацан, несмотря на голодные годы, вырос здоровым богатырём. Отец матери, прапорщик императорской армии, инвалид Русско-японской войны, на которой оставил два пальца, слава богу на левой руке, выйдя в отставку, поступил на службу в корпус лесничих Лесного департамента империи. В смутные годы Гражданской особо не активничал, иногда помогая укрыться-пропитаться партизанам и беженцам от передовой демократии американо-японских интервентов. За это новая власть и не подумала вспоминать его офицерское прошлое и оставила деда на прежней должности лесника. Каждое лето Андрюха проводил с дедом в тайге, научился стрелять лучше всех сверстников по кружку в Осоавиахиме и, когда исполнилось 16, пошёл работать охотником в заготконтору. Числился передовиком, даже один раз получил награду в виде поездки в Москву на ВСХВ. В начале лета 41-го по комсомольской путёвке Андрей поехал поступать в Московский Лестех. Вышел 30 июня из поезда на Северном вокзале и вместо института пошёл в ближайший военкомат. Красноармеец Аленькин оказался очень везучим – несмотря на свои габариты, он умудрялся почти не попадать в прицел к противнику. Однополчане шутили, что Андрей от пуль не прячется, а уворачивается от них. С осколками было сложнее. Два раза из-за них попадал в госпиталь. Один раз выходил из окружения под Вязьмой. Летом 42-го, после очередного госпиталя, в новом полку на младшего сержанта Аленькина с медалью «ЗБЗ» обратил внимание начальник полковой разведки. И вот уже полгода Андрей служит в разведке. Дорос до заместителя командира группы. В последнем выходе не повезло, а может, повезло, зависит от угла зрения. Группа вернулась в полном составе, но в строю остались только он да радист. Остальных семерых, включая командира группы, увезли в госпиталь. А сразу после этого перевод в разведбат дивизии. Назначение командиром группы. Группу пришлось формировать с нуля. Семь бойцов. Только сработались – отправляют на сборы, и радиста с пулемётчиком пришлось почему-то оставить в батальоне. Теперь их пятеро. Снайпер – местный осетин Аслан Боев 30 лет, его второй номер – двадцатилетний узбек Данияр Кадыбеков, и два автоматчика: казанский татарин Паша Батуханов и москвич, просто москвич Лев Моисеевич Сатановский – целиком и полностью в свои 25 оправдывающий внешностью своё имя и не оправдывающий национальность. Боксёр-тяжеловес Лёва габаритами даже немаленького Андрея превосходил. В учебный класс зашёл немолодой уже старший лейтенант, принял доклад от врио комвзвода. Представился не именем, а должностью. Он для взвода теперь главный инструктор и экзаменатор. На столе посреди класса под плащ-палаткой что-то явно стреляющее и большое лежит. Старлей сдёргивает плащ-палатку. – Итак, товарищи курсанты, кто в курсе, что это такое? Правильно, это противотанковое ружьё Дегтярёва. На ближайшем выходе оно будет основным оружием ваших групп. Снайпера сдают на склад свои винтовки и получают взамен ПТРД[91]. За пять дней все вы без исключения должны в совершенстве освоить это оружие, уметь применять его на предельную дистанцию, чтобы быть в состоянии заменить снайпера. Группы должны научиться передвигаться с ПТРД, выбирать позицию для стрельбы из неё, маскировать позицию, корректировать огонь, знать таблицы поправок для стрельбы. Через пять дней будут доставлены оптические прицелы, два-три дня будете осваивать стрельбу с оптикой. Готовность к выходу к 9 декабря. Вопросы? Задавать вопросы никто не стал, опытный воин и так знает, что то, что нужно, командование в нужное время доведёт до сведения, а что не нужно – хоть обзадавайся вопросами – не ответят. И любопытство в их кругах поощряется сугубо в тылах у противника. Понеслась учёба. Сборка-разборка ПТРа, стрельба дефицитными БС-41[92], выбор и оборудование позиций на различной местности, особенности маскировки расчёта ПТР, самым сложным оказалось освоить скрытное передвижение с тяжеленным, почти двадцатикилограммовым двухметровым ружьём. Кросс на 5 км, ОФП, рукопашка, инженерная подготовка, марш-бросок на 20 км, стрельба из ПТРа на 500 метров, стрельба из личного оружия, стрельба из трофейного оружия, зубрёжка таблиц поправок. И так каждый день и через ночь. Хорошо – питание было организовано по фронтовой норме, не тыловой паёк. Через пять дней, как и обещал старшой, – привезли и выдали оптические прицелы. Добавилась стрельба из ПТРа на 1000 метров. Вместе с прицелами выдали вместо вещмешков удобные ранцы-рюкзаки размером как раз под два цинка патронов. Девятого декабря группы ушли в суточный учебный выход. Полк охраны тыла армии был сориентирован на их поиск. Искали-ловили их со всей серьёзностью. Группа Аленькина уверенно прошла свой маршрут, не попалась патрулям, заслонам-засадам, успешно обнаружила цели и отстрелялась по ним. К обеду 10 декабря все группы вернулись на базу. Обед. Повара расстарались – на обед были обалденные хинкали с мацони и люля-кебаб. После обеда начали вызывать в штаб сборов командиров групп. Постановка задачи. А задача вот такая. В результате действий бригады Брежнева группа армий «А» лишилась существенной части своих запасов, со снабжением проблемы, сильно затруднено железнодорожное сообщение в тылах группы и вообще прервано ж/д сообщение с Рейхом. Без снабжения очень быстро танки превратятся в металлолом, а пехота в толпу голодных замерзающих бомжей. Но в группе армий около 10 000 автомобилей. Они обеспечивают снабжение частей с армейских и фронтовых складов, они частично могут обеспечить манёвр частей и соединений группы. Правда, автомобили потребляют то же топливо, что и танки, и которого в группе уже не всем хватает. Но всё же бензин пока есть. Что будет, если лишить группу армий автотранспорта? Большинство пехотных частей уже через двое-трое суток не смогут вести боевые действия – патроны закончатся. Танки будут вынуждены тратить моторесурс на дальние поездки за бензином на топливные склады. В некоторых случаях эти поездки будут бессмысленны, количество заправленного и израсходованного на поездку топлива будут равны. Получаем ещё более быстрое истощение запасов ГСМ. В общем, если группу армий лишить автотранспорта, она не перестанет быть армией, но по своим возможностям приблизится к возможностям армии Наполеона. Как любит говорить Эберхард фон Макензен: «Жопа, будет жопа!» Хорошо, конечно, мечтать о лишении противника автотранспорта, но как всё-таки лишить? Одна группа разведчиков-диверсантов без особых проблем и риска быть найденными и пойманными может с километровой дальности разбить выстрелом из ПТРа двигатель у 3-4-5 автомобилей в день. За десять дней – это 40–50 автомобилей. Да, диверсантов будут искать. Но если таких групп 100? Искателей не хватит, и ведь искатели тоже не пешочком перемещаются, им тоже авто подавай. А сто групп да на 50 авто – это 5000 – половина автопарка здешних оккупантов. И если учесть, что и партизаны будут сориентированы не на отлов полицаев, а тоже на стрельбу по немецким грузовикам, причём в бой вступать запрещено, выстрелил по мотору и убежал. И если вспомнить высокую культуру стахановского движения и повышенных обязательств соцсоревнования, то смело можно прогнозировать – через 10 дней армия Клейста будет передвигаться сугубо пешим ходом. Так как и поезда не ходють. Не зря же на занятиях группы изучали силуэты паровозов-локомотивов и их уязвимые места. 10 декабря в 20.00 ЗНШ Закавказского фронта полковник Васильев доложил командующему о готовности к началу операции «Лесник», проводимой силами разведуправления фронта. Младший сержант Апенькин, в свою очередь, получил в штабе боевой приказ и карту с выделенным его группе районом «охоты» и отправился готовить группу к выходу. Выход для всех групп был полностью автономным, поэтому радиста с рацией не брали, но был компактный детекторный приёмник. Боестолкновения с противником тоже не планировались и даже впрямую запрещались. Сделали два-три выстрела и ушли. Боеприпасы к личному оружию, 100 патронов к ПТРД, сухпай, зимние и осенние маскхалаты, минносапёрные принадлежности по минимуму. Вот и всё, что брали с собой. Возвращение групп планировалось либо по израсходованию патронов к ПТРД, либо при занятии района «охоты» уже нашими частями. За час до полуночи группу отвезли на аэродром. 11–17 декабря, 1941 год, г. Кропоткин. Вся ночь для группы Аленькина прошла в самолётах. Сначала с ещё с несколькими группами на Ли-2 их отвезли на аэродром где-то у Туапсе, а затем на двух У-2 забросили к месту высадки, в километрах 30 южнее Кропоткина. Андрея и Льва как самых габаритных посадили на вторые места в кабинах самолётов, а вот остальные бойцы провели два часа полёта в специальных контейнерах, укреплённых на нижних крыльях бипланов. Кукурузники тихонечко просочились через ущелья, соединяющие побережье Чёрного моря и равнины Северного Кавказа. Иногда, когда не было возможности обогнуть расположение немецких гарнизонов, – глушили двигатель и летели бесшумно, как планер. Как пилоты ориентируются в ночном небе – загадка природы. Андрей, устав вглядываться в черноту ночи, даже успел немного подремать. Прилетели. Короткая пробежка с уже выключенным двигателем, остановка. Андрей выбирается из кабины, сзади уже приземлился второй У-2. Вместе с лётчиком достают из контейнера замерзшего Аслана. И пока тот разминается, выгружают из второго контейнера ПТРД с цинками патронов к нему. Лёва выколупывает из контейнеров затёкших Данияра и Пашу. Вместе с пилотами собираются в кружок. Подсвечивая себе синим фонариком, сверяются с картой. Получают от пилотов заверение, что группу привезли куда заказывали. Пожелания друг другу – ни пуха ни пера, и дружно же все посланы к чёрту. Лётчики в кабины, разведчики подхватывают хвосты самолётов и разворачивают бипланы в сторону отлёта. Дружно заурчали моторы, короткий разбег – и самолётики исчезают из вида. Почти тут же и пропадает звук двигателей. Разведчики подхватывают с земли ранцы и повторяют трюк с исчезновением в ближайших зарослях. По условиям боевой задачи группе давалось два дня на изучение местности, выбор позиций для засад и маршрутов подходов-отходов. С восьми вечера 13 декабря каждые 4 часа надо было слушать радио. Услышав условный сигнал, можно было начинать охоту. Если сигнала не будет, то охота начинается с 8.00 15-го числа. За двое суток обежали-проползли окрестности Кропоткина, для начала выбрали пяток позиций, присмотрели столько же мест для схронов, где будут прятаться между акциями. Первая позиция была выбрана в длинном, километров пять с востока на запад, заросшем кустарником и даже небольшими рощицами овраге, что в 8 километрах северо-западнее Кропоткина. У восточного края оврага проходила шоссейная дорога, а с западной стороны – железная. Обе дороги, идя параллельно, соединяли Кропоткин с Тихорецком. Выдохнули, обосновавшись в небольшой пещерке посередине оврага. Подошло время слушать радио. И сразу – услышали условный сигнал. Жаль. Думали, поспят маленько. Но приказ есть приказ. Подумав, Андрей принял решение сначала занять позицию у железной дороги. Уже стемнело, немцы ночью на авто не любят ездить, а железная дорога должна работать круглосуточно. Где-то через час со стороны Кропоткина раздался гудок и вскоре появился резво разгоняющийся поезд. Порожняком в Рейх пошёл. Паровоз, пользуясь низкой облачностью, светомаскировку не соблюдал, включил прожектор. Вагоны и платформы хорошо просматривались на присыпанной снегом насыпи. Дорога делала плавный поворот, за изгибом дороги мелкое, заболоченное и ещё не замёрзшее русло речки с почти нравоучительным названием Бейсуг. До локомотива 700 метров. Аслан стреляет по бегунковой тележке, три секунды на перезарядку, выстрел по переднему сцепному колесу. Звуки выстрелов скрадываются окружающими позицию кустарниками и тонут в пыхтении паровоза. В движении локомотива что-то неуловимо меняется, пропадает целеустремлённость, передние колёса начинают искрить, через миг правое переднее сцепное колесо разваливается. Его осколки попадают под следующее, и паровоз начинает заваливаться на левую сторону. Валится поначалу нехотя, но центробежная сила подхватывает входящий в поворот локомотив и скидывает его с насыпи в речку. За ним под откос летят вагоны. Через несколько секунд за насыпью раздаётся не сильно похожий на взрыв хлопок. Порвались трубки в котле и залили топку. Даже если паровоз достанут из речки, ему одна дорога – на переплавку. На окрестности опять опускается тишина. Уводить группу из оврага Андрей не стал. Вряд ли быстро смогут установить причину крушения. Следов взрыва на путях нет. А что там с колёсами произошло? Это паровоз из речки достать надо. Дрезина ремонтников появилась только через полчаса. Посмотрели на завал из вагонов и ретировались. Видимо, состав действительно шёл порожняком. Через час маневровый паровозик притащил железнодорожный кран, и он быстренько откинул мешающие движению платформы. И тоже вернулся в Кропоткин. Видимо, немцы решили отложить расследование катастрофы на утро. Утром группа переместилась к шоссе. Там сразу после рассвета в ещё не рассеявшихся сумерках разом успешно отстрелялись по колонне из автобуса и двух крытых грузовиков и свалили подальше от начавшейся на дороге веселухи. К обеду были у станицы Тбилисская. Сначала с одной стороны станицы подстрелили два грузовика, а уходя с позиции, не удержались и шмальнули по одиночной машине с бочками в кузове с другой стороны станицы. А машина возьми и взорвись. «Видать, бензин вёз, аднака», – подумал Данияр. А Аленькин подумал, что план на сегодня они выполнили и даже перевыполнили, пора и о себе подумать. Утопали километра на четыре от места пожара и стали устраиваться на перекус и ночлег. 15, 16 и 17 декабря группа перемещалась в окрестностях Кропоткина, периодически поднимая себе настроение стрельбой по движущимся машинам и изредка по паровозам. Очень помогало в передвижениях то, что Аслан до войны несколько лет в этих краях работал пастухом в местном совхозе. Увеличили боевой счёт до 21 машины и 3 паровозов. Один раз стали свидетелями попытки немцев их поискать. Немецкий БТР пригнал целый обоз телег, штук восемь или девять. С телег выгрузилось около 50 полицаев. Немецкий унтер построил полицаев в шеренгу, указал направление и отправил полицаев прочёсывать местность. Была лёгкая оттепель, снег подтаял, обнажив подтаявшую землю. Полицаи, пройдя полтора километра по полю, насобирали себе на сапоги по пуду мокрого чернозёма, заползли в лесополосу. А с другой стороны не вышли. Посидели два часа под деревьями и вернулись на дорогу. Группа всё это время сидела в той же лесополосе в километре от полицаев и угорала от наивности немецкого унтера, ожидавшего полицаев у дороги. Видимо, из Рейха недавно прибыл. 17 декабря, 1941 год, г. Мариуполь. Группа Зиберта-Шпеера, ещё затемно выехав из Чалтыря, по полям и просёлкам обогнула Таганрог и к рассвету уже подъезжала к станице Будённовской, что у впадения в Азовское море прикольной реки Грузский Еланчик. У моста через речку остановились. Капитальный когда-то мост разбит, один пролет валяется в воде. На месте повреждённого пролёта – деревянная времянка. Въезд на мост перекрыт рогатками. Охраны нет. Рядом с мостом будка-сараюшка. Растолкали спавших в сараюшке у моста двоих полицаев. Надавали тумаков за небрежение службой. Ласково поспрошали за местную власть. В станице немецкого гарнизона нет, только два десятка полицаев. Отправили мостоохранников за местным старостой-бургомистром. Сами запалили костёр у сараюшки и расположились завтракать. Минут через пятнадцать прибежали четверо – два давешних полицая, староста и главполицай. Кланяются. Зиберт на ломаном русском распоряжается наказать разгильдяев. Отправляет главполицая за курко, яйко, млеко, сальо, самьогёнь. А старосте предлагает пройтись к мосту. Представился, показав документы, в которых староста ни черта не разобрался, но понял, что пред ним какой-то важный фрукт из самого Берлина. Зиберт расспросил оробевшего старосту о печальной участи моста и причинах плохого ремонта. Староста ссылался на отсутствие материалов для ремонта. – Мастера-то у нас есть, герр майор, были б рельсы да дерево строевое, за день бы сделали, так ведь нету, и в Мариуполе уже у коменданта просил, не даёт, а у самого в порту на складе чего только нету. – Хорошо, гер Стецько, я понял ваши проблемы, – задумчиво сказал Зиберт. – Ваши проблемы создают теперь мне проблемы. Через несколько дней по этому мосту должны проехать тяжёлые машины. Мы поступим следующим образом. Зиберт достал бумажник, вытряхнул из него десять золотых царских десяток. – Это вам. Обалдевший староста дрожащими руками принял червонцы и от общего мандража даже попробовал их надкусить, чем вызвал раскатистый смех герра майора. – Это вам, за труды. Вы сегодня же поедете в Мариуполь и купите на том складе всё, что необходимо для ремонта моста. Я дам вам официальное требование от Организации Тодта, по которому начальник склада будет обязан вам продать материалы. Вот здесь 5000 рейхсмарок для уплаты в кассу за стройматериалы и 2000 – для начальника склада, чтобы он всё быстро отгрузил. – В руки к старосте перекочевали две пачки денег. – И вот вам заказ-наряд на производство работ по ремонту моста. Через пять дней мост должен быть как новый. – Эрвин ещё раз с улыбкой взглянул на старосту и добавил: – Через пять дней я вернусь, и вы получите ещё столько же монет, но, если качество ремонта моста меня не устроит, вы, ваша семья и ваши родственники будут расстреляны. – От улыбки, чудным образом сочетающейся на лице немецкого офицера с волчьим оскалом, староста чуть не обделался и слегка испортил воздух. Прибежал главполицай. За ним двое мужиков тащили две корзины, набитые чем бог послал. Зиберт дал главполицаю 50 оккупационных марок за продукты. Поручил помогать старосте в ремонте. В случае успешного ремонта главполицаю было обещано 5 червонцев, а в случае неуспеха – он обязан, чтобы сохранить свою жизнь, арестовать старосту и всех его родственников. Нагнав жути на коллаборационистов, группа осторожно преодолела мост и двинулась дальше. Изредка попадались посты фельджандармерии. Но они, как правило, старались не докапываться до крутой шишки, едущей в дорогущем лимузине. Пара часов неспешного движения, с частыми остановками, с любованием окрестностями, и группа уже в окрестностях Мариуполя. Проверку на въезде в город документы выдержали без проблем. Эрвин поинтересовался у старшего на посту унтер-офицера, где в городе можно найти приличное место для недолгого отдыха и приятного обеда. – Есть приличный ресторан, герр майор, у комендатуры, но туда обычно набивается куча штатских шпаков из управления порта и дирекции заводов. И неплохое заведение на вокзале с рестораном для офицеров и хорошим кафе для солдат. Между вокзалом и комендатурой – три гостиницы, но, если вы хотите туда заселиться, вам, герр майор, необходимо зарегистрироваться у коменданта города. – Спасибо за информацию, унтер-офицер. Вы, я слышу, из Вены? – Так точно, герр майор, с самой что ни на есть Вены, у отца кофейня недалеко от Оперы. Вы ведь, герр майор, тоже венец? Наверняка у нас бывали. – Ваш отец – владелец этой знаменитой Cafe Sacher Wien? – К сожалению, нет. Наша кофейня чуть дальше на Тегетхоффштрассе, но глясе и кофе по-венски, по отзывам клиентов, у нас всегда был ещё лучше, чем у них. – Словоохотливый унтер подобрел лицом и даже сглотнул, видимо, вспомнив десерты, подававшиеся в кофейне. – Давно не были дома?