И вот, я вижу её. Медленно подойдя ближе, будто бы боясь спугнуть, я опускаюсь перед ней на колени. Она похожа на ангела. На настоящего ангела. Я заглядываю в ее карие глаза. Точно такие же, как у меня. И, впервые за многие годы я чувствую дрожь в своем теле. Качнув головой, словно отбрасывая в сторону все сомнения, я продолжаю внимательно смотреть на этой маленькое чудо. - Привет? – осторожно говорю я. Почему-то голос мой сейчас непривычно тихий и даже робкий. – Как тебя зовут? Девочка улыбается мне широко, тут же пряча свои маленькие ручки за спиной и крутя носком своей туфельки по полу. Стесняясь, но выглядя очень счастливой, малышка отвечает, старательно выговаривая каждую буковку своего имени: - Ляйсан. Я чуть склоняю голову на бок, думая о том, что ей очень идет это имя. Чудесное имя. - Сколько тебе лет? – спрашиваю я снова, продолжая внимательно смотреть на девчушку. Она выставляет вперед свою маленькую ладошку, смотря на нее, отгибая один пальчик за другим. А после, крепко держа большим пальцем свой мизинчик согнутым, показывает мне три. - Мне тли! – гордо произносит девчушка, улыбаясь. Внутри меня всё переворачивается. «Три года…» Мой взгляд ни на секунду не отрывается от ребенка. Она так сильно похожа на меня. Каждая черточка ее лица, особенно глаза - она словно моя маленькая копия. «Как… Как такое вообще возможно?...» - А где твой папа? – спрашиваю я осторожно. В груди в этот момент что-то сковывает. Поверить не могу. Неужели… Мне страшно? Страшно услышать ответ? Ляйсан вдруг начинает звонко и заливисто смеяться. Ее крохотный пальчик упирается мне в грудь. И мое сердце пропускает удар. - Ты же мой папа. – говорит девочка, снова хохотнув. Такая веселая и жизнерадостная малышка. На мгновение в моей голове происходит настоящий взрыв. Я одновременно пытаюсь и провести все возможные параллели, чтобы собрать представившуюся мне картину воедино, и справиться с бурей эмоций и чувств, захлестнувших мое сердце, бьющееся, словно сбившийся с ритма метроном. - Я… Твой папа? – мой голос на мгновение окрашивается хрипотцой от того, что горло сдавило комом. Девочка кивает, снова пряча ручки за спиной, крутясь из стороны в сторону. Ее платье, похожее на колокольчик, покачивается туда-сюда, вслед за движениями, а на губах ребенка сияет добрая и искренняя улыбка. - Да. Ты мой папа, - девочка снова начинает звонко смеяться. – У меня… Ум… У меня есть твоя фотография. Но, я не могу тебе ее показать. Она… Она дома. Вот. Я делаю глубокий вдох. «Эта малышка…» Она вдруг становится снова стеснительной, отводит взгляд, блуждая им по стенам детской комнаты. Сначала я думаю, что она ищет что-то, но потом, когда она, опустив голову, все же снова со мной заговаривает, я понимаю, что она просто пыталась спросить меня. - А мама… С мамой все хорошо? – спрашивает она. – Я по ней скучаю… Хочу к маме… Она… Она была с дядей доктором. Они разговаривали, а потом меня отвели сюда… Ей плохо? Я не хочу, чтобы маме было плохо… Хочу к маме… Можно, мы пойдем к маме? Видя то, как она смотрит на меня сейчас, с надеждой и беспокойством, я не могу сдержать эмоций. Внутри меня всё превратилось в какой-то коктейль невыраженных чувств. Так хочется обнять эту малышку, прижать к себе как можно крепче и защитить от всего мира. - Не переживай, с твоей мамой всё будет в порядке. Пойдем, сходим к маме в гости и навестим ее. К ней уже можно. Нам разрешили. - Да! Да! Пойдем! Пойдем скорее к маме! – девочка тут же оживляется, и на ее лице снова расцветает ласковая теплая улыбка. - Давай, я возьму тебя на руки? Так будет быстрее. Ты не против? – спрашиваю я ее. - Да! Конечно! Хочу на ручки! Возьми меня на ручки, папочка! – она тут же вытягивается на цыпочках и тянет ко мне свои маленькие ладошки. Она выглядит такой счастливой и радостной. Я даже выдыхаю, потому что мгновение назад, когда она с грустью говорила о том, как хочет к маме, мое сердце готово было разорваться на куски из-за невозможности успокоить ее. «Папочка…» Это слово, такое непривычное, будто бы, совсем не ко мне обращенное, но, так приятно слышать его в свой адрес. «Папочка…» Я никогда не видел себя в роли отца. Да и, признаться честно, никогда не думал, что смогу с этим справиться. Но вот она передо мной. Моя родная дочь. Неужели, это правда? Я все еще не могу никак уложить это в своей голове. Это в буквальном смысле слова вышибло землю у меня из под ног. - Папа, папа, я так рада, что ты, наконец, нашелся! Вот мама обрадуется, когда увидит тебя! – девчушка вдруг крепко обнимает меня за шею. И на мгновение я просто закрываю глаза, и вокруг нет ничего в этом мире, кроме меня и этого маленького существа, чьи крохотные ладошки обхватывают меня за голову. Я поднимаю Ляйсан на руки, вставая вместе с ней с колен. - Ух ты… Как высоко! Папа! Я выросла! – смеется девочка, смотря по сторонам. – Я теперь самая большая! - Бесспорно, - отвечаю я ей, осторожно держа ее на руках. И мы вместе с ней выходим из детсвой комнаты, двигаясь к лифту. Поднявшись на этаж выше, мы подходим к палате номер 416. Я останавливаюсь у двери на мгновение, крепче прижимаю к себе ребенка, копающегося пальцами у меня в волосах, и выдыхаю. - Папа? А почему мы не заходим? Ты же сказал, что мы пойдем к маме… Пойдем, пап? – тихо говорит Ляйсан окол моего уха, словно это какой-то секрет, и никому, кроме нас двоих, слышать эти слова нельзя. - Да, идем, - уверенно говорю я и тянусь к ручке двери, ведущей в палату, открывая ее. Мы, наконец, попадаем внутрь, и я вижу ее. «Лия…» Она лежит на больничной койке, укрытая простыней. От ее руки идет небольшая прозрачная трубка, которая тянется до самой капельницы. Когда мы с Ляйсан заходим внутрь, Лия тут же поворачивает свою голову, смотря на нас. Мы цепляемся друг за друга взглядами, и я вижу, что она всё поняла. Ее взгляд перемещается к ребенку, а затем она снова смотрит на меня. Пристально и внимательно. По выражению ее лица, я сразу же вижу, что скрывать что или делать вид, что никому ничего не известно – просто бессмысленно. Она знает, что я знаю. Наш безмолвный диалог прерывает малышка, завертевшаяся у меня в руках. Ее звонкий голосок тут же развеивает тишину больничной палаты. - Мама! Мама! А я папу нашла! ПРИГЛАШАЮ В НОВИНКУ ДЕВОЧКИ ТОРА — Это что? — Торецкий хватает меня за руку и оттягивает рукав блузки, оголив огромный фиолетовый синяк. — Он бьёт тебя, Аня? — Это не ваш..е дело, Максим Константинович, — тяжело сглатываю и опускаю взгляд, чтобы не видеть сгущающуюся темноту в глазах босса. — А дочку? Дочку тоже? — Торецкий практически рычит, игнорируя мою попытку выдернуть руку и уйти. Я не хочу отвечать на его вопросы о моём муже. Я вообще не хочу говорить о муже. Ни с кем. Моё молчание ещё сильнее его злит. Тишина повисает над нами бетонной плитой, а затем раздаётся жёсткое: — Вы к нему больше не вернётесь. Я вас себе забираю. *** Муж контролирует мою жизнь. Позволяет распускать руки и не даёт развод. Угрожает тем, что заберёт дочь, и я никогда не увижу мою Ксюшу. Я должна держать язык за зубами. Никто не должен знать, что мой муж — чудовище. Но мой новый босс случайно видит следы побоев, и теперь он хочет забрать нас вместе с дочкой к себе. Вот только я не понимаю, почему мы ему так нужны? Аня – Ты… ты нам больше не нужен, – сглатываю и прикрываю глаза. Дрожащими пальцами сжимаю телефон в руках, чувствуя, как сердце в груди разрывается на миллионы осколков. – Мы с Ксюшей не нуждаемся в тебе. И никогда не нуждались. Мы… решили уехать. Не звони нам больше… Горячая слеза стекает по щеке и касается верхней губы.