- Дочь, я принес тебе теплого чая, - говорит он и приобнимает второй рукой свою внучку. - Пап, я хочу попросить тебя об одолжении, - говорю я тихо, собравшись с духом и настроившись на серьезный разговор с Давидом. – Возьми, пожалуйста, Лясю, погуляйте с ней немного по больнице? Хорошо? Это ненадолго, - обещаю я ему. - Лия, доктор сказал, что тебе нельзя волноваться. И напрягаться тоже не стоит, разве не может это подождать? – говорит строго отец, как будто принципиально не смотря в сторону Зверева. - Пап… Я обещаю не нервничать, - говорю я, смотря на него с просьбой в глазах. Отец вздыхает, но соглашается. Кивнув, он берет Лясю на ручки. - Ну что, пошли, посмотрим, что в этой больнице есть интересного, - говорит он внучке. - Но, я не хочу уходить, а как же… - начинает было Ляся, смотря на меня жалобным взглядом. Я мягко улыбаюсь дочке. - Лясенька, доченька моя, ты еще успеешь пообщаться с папой. Все будет хорошо, но сейчас нам нужно поговорить с ним про плохого дядю, - поясняю я дочке. Отец смотрит на меня шокировано, но я ничего ему не объясняю. - Про того, который на тебя напал ? – спрашивает с любопытством Ляся. - Да, все верно. Мы поговорим, а потом вы обязательно с папой поболтаете. - Хорошо! – говорит Ляся. – Пока папа! Я скоро вернусь! Ты никуда не уходи! – она улыбается, машет ему ручкой и они с моим отцом выходят из палаты, прикрыв за собой дверь. Повисает неловкое молчание. Я смотрю на свои руки, лежащие на больничном одеяле. Зверев стоит надо мной, словно пуленепробиваемая стена. Сейчас меня это очень сильно угнетает. Хочется, чтобы он немного отошел. Я понимаю, что разговор будет не из приятных, но поговорить нам нужно. Когда я уже собираюсь с мыслями, чтобы произнести хоть что-нибудь, Зверев нарушает молчание первым. - Значит… Ляся, она… - начинает Давид. - Твоя дочь, да. Я перевожу на него свой уверенный, но очень уставший и измученный взгляд. - Какого… - мужчина замолкает, будто бы сам себя остановив от страшного ругательства. На самом деле, я понимаю его чувства. Точнее, тот коктейль из чувств, что сейчас кружится у него в груди. Отчасти, в этом есть и моя вина, но по-другому поступить я просто не могла. Если бы получилось, я бы скрыла все от него, но, как видим, судьба распорядилась иначе. - Черь возьми, Лия! – восклицает он суровым голосом. – Почему? Почему ты мне не сказала про дочь? — он рычит на меня, сцепив пальцы в замок. Я прекрасно вижу, что он еле сдерживается, однако, не только у него накопились ко мне претензии, и сейчас настала пора высказать их друг другу лицом к лицу. — Каким образом, Зверев? Ты же тогда уехал! И, как я понимаю, довольно быстро забыл про моё существование! – негодующе заявляю я. – Ты даже не позвонил! Ты… Он резко перебивает меня. — Много ты знаешь, Ли! — выплёвывает мужчина от переизбытка чувств. — Впрочем, я даже не о том, что было тогда! Ты уже две недели, как приехала в родной город, и у тебя было две чёртовых недели, чтобы рассказать мне про Лясю! Почему ты промолчала и подвергла вас обеих такой опасности?! Проклятье! — он со всего размаху бьёт кулаком по стоящей около моей больничной койки тумбе, отчего я вздрагиваю. Я вижу, что он злится, сильно злится, но, я не ощущаю от него той злобы, что направлена на меня напрямую. Он будто бы бесится из-за того, что я, прекрасно понимая, в какой опасности нахожусь, не потрудилась сообщить ему ничего. Я все же и правда чувствую вину, но, вместо оправданий могу лишь продолжать высказывать ему все то, что так долго кипело и бурлило внутри меня самой. - Почему?!!! А ты сам не понимаешь? Потому что я не была уверена в том, что тебе все это вообще нужно! Какой смысл был втягивать во все это Лясю, давать ей призрачную надежду, если бы потом все равно ничего не вышло?! Ты бросил меня тогда, оставил, сбежал, я не получила от тебя ни единой весточки, а сейчас, когда я было подумала, что может и правда стоит тебе все рассказать, я узнала, что у тебя есть другие отношения. Так что ты хочешь от меня? - предъявляю я ему в порыве отчаяния. - Какие, нахрен, отношения? Что ты вообще такое несешь, я не понимаю тебя! – возмущается он. - Какие отношения? Ты думаешь, что я тупая? Я прекрасно видела, как ты миловался с той шваброй в полицейском участке, когда мы работали над делом! Видела, как она тебя облапала всего! По-твоему, это не отношения? Кто вообще будет позволять посторонним людям так себя трогать?! - не унимаюсь я, потому что туго затянутый клапан всех моих переживаний и чувств, наконец, окончательно сорвало. - Лия, ну ты и правда ненормальная… - говорит он, устало вздыхая. – Ну, ты что, на каждую женщину так реагировать собралась? И не лапала она меня. Она моя коллега и не более! Я даже в ум не взял, трогала она меня там, не трогала, она со всеми мужиками в отделе себя так ведет. На нее никто уже давно внимания не обращает! Просто спросила бы, я бы тебе все объяснил! - В смысле на каждую? Ну, если это для тебя нормально, значит, у тебя проблемы! А про спросить, кто я такая, чтобы спрашивать у тебя такие подробности? Ты мне ничем не обязан. И отчитывать передо мной не надо, и объяснять мне тоже ничего не нужно! – продолжаю я. – Между нами с тобой ничего нет! - Ты не можешь говорить так после той ночи, - прерывает он меня. – И уж тем более ты не можешь так говорить теперь, когда я знаю, что у меня есть дочь! –Давид нервно проводит своей пятерней по волосам, почесывая затылок. Он проходит к окну, как –то дергаясь, а я неотрывно слежу за ним. - Я… До сих пор поверить не могу, что ты столько лет скрывала ее от меня… - бормочет он, выдыхая. Его голос стал тише и спокойнее. Я тоже затихаю. - Знаешь, Давид… Ты не имеешь никакого права осуждать меня, - произношу я уверенным немного грустным голосом. – Я тогда поставила свою жизнь на кон. Я тебя от пули закрыла, а ты… Ты… Ты просто исчез… - Разве это не была твоя прихоть? – произносит он. Я смотрю на него непонимающе. - Что это значит? – спрашиваю я шокировано. - После случившегося… Твой отец встретился со мной и передал мне письмо от тебя. – Там было написано о том, что ты видеть меня больше не желаешь. Чтобы я навсегда исчез из твоей жизни и больше не появлялся никогда. - Что? – задохнувшись, переспрашиваю я.