– Очень хорошо, – улыбнулся следователь. – Сейчас эксперт произведет экспресс-анализ, и мы получим предварительное заключение о химическом составе изъятого вещества… Пришла Кондратьева, открыла свой металлический чемоданчик, привычно надела резиновые перчатки, проколола скальпелем один из пакетов и, подцепив на лезвие порошок, высыпала его в пробирку. Затем капнула туда бесцветной жидкости, размешала стеклянной палочкой. Задержанные как завороженные наблюдали за этими манипуляциями, да и адвокаты смотрели с интересом. Даже охрану из числа собровцев заинтересовал процесс исследования. – Тест «Наркоспектр М 1» – результат отрицательный, – озадаченно произнесла, наконец, Татьяна Андреевна. – Пробую «Наркоспектр М 2». Поколдовав с образцом порошка, высыпанным в другую пробирку и залитым другой жидкостью, эксперт еще более озадаченно сказала: – Результат отрицательный… Отрицательный результат дали и тесты «Наркоспектр А», и «Наркоспектр Б», и «Наркоспектр С». Кондратьева развела руками: – Это вещество не относится к категории известных наркотических средств, – сказала она, рассматривая, разминая в обтянутых перчатками пальцах и нюхая белый порошок. – Правда, это предварительные результаты. Надо отобрать образцы из каждого пакета, прогнать их на газовом хроматографе, посмотреть спектрограмму… Но… – Что «но»? – цепко спросил Семин. Эксперт смотрела на Кулькова: отвечать или нет? Следователь кивнул. – На основании органолептического исследования могу сказать, что это вещество вообще не похоже на наркотическое средство. – А на что оно похоже? – спросил Кульков. Татьяна Андреевна придвинула графин с водой, налила немного в стеклянное блюдце, всыпала белое вещество, разболтала пальцем. Образец растворился, по воде пошли пузыри. В комнате стояла гробовая тишина. Пулат громко сглотнул, Ярема вздохнул. – Вещество похоже на стиральный порошок, – сказала Кондратьева, складывая свое имущество обратно в чемодан. – Вот сука! – скрипнул зубами Корнилов, бросив ненавидящий взгляд на узбеков. Пулат побелел и обменялся растерянным взглядом с Урманом. Тот тоже был заметно напуган. Стоящий за Корниловым собровец ткнул его кулаком в спину. – Еще раз выругаешься, будешь зубы в руке носить! – Да я же не на вас! Ты глянь, какая скотина! И сразу колонулся! Да Фома тебя на кишках повесит! – Вы хотите что-то дополнить? – спросил Кульков. Но Корнилов уже взял себя в руки. – Ничего. Я это говно впервые вижу. – Господин следователь, может, вместо препирательств мы осмотрим содержимое этого кейса? – спросил Семин и ткнул пальцем в черный пластиковый чемоданчик. – Обязательно. Понятые, внимание! – Кульков щелкнул замками, заглянул. – Здесь деньги. Валюта… Он взял одну пачку, пролистал… Потом другую, третью… И с довольно естественным удивлением воскликнул: – Так это не деньги! Это обычная бумага! – А-а-а, бумага вместо денег? А меня сукой назвал! – оживился Пулат. – Так кто из нас сука? Кулак в черной перчатке с обрезанными пальцами въехал узбеку в челюсть, зубы лязгнули, и он замолчал. – Чертовщина какая-то! – продолжал удивляться следователь. – У меня в практике такое впервые! – Все когда-то бывает впервые! – философски сказал Васильев. – Первый бокал вина, первая женщина, первая сигарета… Ну, что ж, как есть, так и описывай! – Да уж понятно, – сказал Кульков и принялся составлять протокол осмотра пачек розовой бумаги. – Я вам не нужна Сергей Иванович? – спросила Кондратьева. Она уже сложила свой чемоданчик и находилась на низком старте. – Спасибо, Татьяна Андреевна! Можете быть свободной! Эксперт ушла. – Извините, господин следователь, – вмешался Семин. – Но за что вы задержали моих подзащитных? И подзащитных моих коллег? Да еще нескольким разбили лица? За что?! Разве возить стиральный порошок и цветную бумагу запрещено?! Я требую немедленно освободить их! – Сейчас разберемся, – следователь повернулся к охране. – Уведите их пока! И адвокаты пусть ждут в коридоре. Впрочем, господин Семин может задержаться: мы работаем совершенно прозрачно и открыто. Я отзвонюсь своему начальству и выполню полученное указание. А вы послушайте, чтобы не возникало слухов и кривотолков! Кульков набрал номер, доложил обстановку, долго объяснял ситуацию, отвечал на вопросы, – словом, все выглядело вполне убедительно, он даже вспотел от напряжения. Наконец, он отключился и спрятал телефон в карман. – Ну, что делать… – растерянно сказал он Васильеву. – Дали команду всех задержанных отпустить. – Как отпустить?! – довольно естественно возмутился Васильев. – Как отпустить? – вслед ему повторил Степанов, но менее убедительно. – Да очень просто, – назидательно сказал Кульков. – За что мы можем привлекать их к ответственности? За стиральный порошок и нарезанную бумагу? – Вообще, да, – почесал в затылке Васильев. – А что же это за х… ня получилась? – Разберемся, – буркнул Кульков. – Похоже, хотели кинуть друг друга! – Похоже на то! Ладно, отпускать так отпускать. Никуда они не денутся: на чем-то другом попадутся, и тогда мы их точно приземлим! – Ну то, что будет когда-то, защиту не интересует, – заметил Семин, пряча в папку листки с записями. – Мы подождем подзащитных на улице! Спасибо, с вами было приятно работать! Сегодня вы поставили рекорд прозрачности и доброй воли! – Мы всегда так работаем, – пожал плечами Васильев. Оставшись одни, они сняли маски. – Позвони Кедру: пусть вначале выпустят речпортовских, а потом узбеков. А то еще устроят пальбу прямо здесь! В комнату зашли два адвоката. Они оказались лишними. – А где наши подзащитные? Вы же задержали восьмерых, а в наличии шестеро! А мы должны оказать им юридическую помощь! – Не возражаю, – кивнул Васильев. – Они на дне Дона, в районе разобранного моста. И если сможете им как-то помочь – юридически или по-другому, то вперед! И забудьте наши лица, а то… Сами понимаете! Адвокаты исчезли. Через несколько минут ошарашенные Корнилов с Яремой вышли из отдела. На проезжей части, запаркованные, как положено, их ожидали машины группировки. Неподалеку так же скромно стояли машины узбеков. Ничего не понимающие речпортовские во главе с Горой бросились к своим командирам. – Ну, что там такое? Какие рамсы? – Выпустили, – коротко сказал Корнилов. – А Карась где? Но Карась с разбитым лицом тоже показался на крыльце. Следом за ним вышел Весло, который выглядел не лучше и, морщась, растирал запястья. – Туго зажали наручники, гады, – пояснил он. – Дурила, радуйся, что выскочили, – сказал Гора. – Да-а, это надо отметить. – Как бы поминки не пришлось отмечать, – озабоченно оборвал Корнилов. – У нас большие проблемы! Быстро гоним отсюда! На ходу он звонил Фоме Московскому, но тот не брал трубку. Под завистливыми взглядами узбеков речпортовская братва расселась в машины и умчалась. А через несколько минут появились Булат с Урманом. Они тоже безуспешно пытались дозвониться гаранту сделки, их так же радостно и удивленно встретили сотоварищи, и они так же быстро уехали. Только их кортеж направился в другую сторону. Адвокаты тоже стали расходиться. Они были уверены, что хорошо выполнили свою работу и дело уже закрыто, а значит, можно идти домой и ложиться спать. Но они ошибались, потому, что не знали главного. * * * Этой ночью никто не спал. Речпортовские были подняты по тревоге. Все получили оружие и сидели в машинах, ожидая команды. Никто не знал, какой конкретно она будет, но смысл знали все: гасить узбеков за совершенно бесчеловечное по наглости кидалово. Медленно и тягуче капали в небытие минуты. Нервы у бойцов были натянуты, ладони потели, то и дело слегка клацали затворы: кто-то нервно проверял наличие патрона в стволе, убеждался, что он там есть, но через несколько минут снова заглядывал в патронник. То ли забывали, то ли просто успокаивали нервы. А что еще оставалось: от них ничего не зависело – определиться должны командиры. Но Корнилов не отдавал приказа. Он со своим штабом сидел в офисе группировки, который официально считался отделом логистики порта, и обсуждал проблемы, не связанные с перемещением водным путем грузов, прибывающих и убывающих из Тиходонска. Вокруг стола в его кабинете находились все причастные к провалившейся сделке, и атмосфера была весьма напряженной. – Не представляю… Ну, а если бы нас менты не свинтили и мы стали проверять товар? – качал головой Карась. Выглядел он так, будто перенес допрос третьей степени: гематомы на лице посинели и набухли, царапины покрылись коркой.