Мы с Илюхой, когда познакомились, ни дня не выхаживали, сразу в койку, там и проводили все часы наших встречаний. Неудивительно, что я так быстро залетела, а он, как честный человек, смеялись ещё тогда, быстренько потянул меня расписываться. Отец его, Николай Николаевич, был страшно недоволен, какими только словами меня не называл: и приблуда, и присоска, и шалава подзаборная. Ну, а как я ему объясню, что это – молодость. Встретились, полюбили, гормоны кипят, что такого. Получается, не было у меня никогда нормальных свиданий. Я с животом готовлю на двух мужиков, а им завтрак обед и ужин с пивом подавай. За порядком следить, так засрались, что я когда пришла уже насовсем, в их квартире два дня выгребала. Была свободной, беспечной девчонкой, а стала женой с кучей обязанностей на меня навалившихся. Ну, а потом Егорка родился, так вообще не до свиданий. У Ильи бизнес начал налаживаться, они с отцом в мастерской дневали и ночевали. А я по дому. Спустя год после рождения ребёнка, с Николаем несчастье случилось, там вообще столько натерпелись, никому не пожелаешь. Короче, не до свиданий было. По фильмам вижу, бывает по-другому, гуляют люди, в кино ходят. В парк. В ресторан. Мне такое и не снилось… И вот, сижу в шикарной квартире, с шикарным мужиком за кухонной стойкой. В руках у него огромный нож и мясная вилка. Он её в кусок запечённого мяса воткнул и ножом его на дольки режет. Картина потрясающая. Вот уж не думала, что для меня вот такой мужик ужин приготовит. Чем дольше я рядом с ним, тем, кажется, для меня же хуже. Влюбляюсь. Ох, влюбляюсь. Отрезал кусок ровненький, аккуратненький, на тарелку положил и передо мной поставил. Ещё чашу с салатом. Приборы. – Дай догадаюсь, ты повар? – беру в руки вилку и нож. – Нет. Но готовить люблю. Давно хотел запечь вот такенный кусок. Но что-то он уменьшился, кажется, – осматривает мясо. – Если не повар, то кто ты по профессии? – начинаю понемногу нос совать в его деятельность. Интересно же, чем занимается такой большой человек. Наверное, сейчас скажет, что бизнесмен. Судя по обстановочке, так и есть. – Можно, так сказать, что у меня свой бизнес, – выдаёт Фёдор. – Почему – так сказать? – Потому что я только его купил, сейчас на этапе оформления. Ещё не начал работать, но совсем скоро примусь за активную работу. – А что за бизнес? – накалываю отрезанный кусочек мяса, посылаю в рот. Надо скорее попробовать и нахвалить, Фёдор же так старался. Небось, похвалу ждёт. – Станция техобслуживания, – положил два кусочка мяса на другую тарелку. Себе. Пережёвываю мясо, сначала торопливо, потом медленнее и ещё медленнее… и так же медленно на глаза наворачиваются слезы... смотрю Федору в глаза, а он и бровью не ведёт. Во рту у меня резко вспыхнуло! Положила вилку, нож, глаза силой воли удерживаю, чтоб не выпучились. Пытаюсь вздохнуть, схватилась за шею, одной рукой, другой быстро махаю, открыв рот. – Что с тобой? – глядя на мои действия, встревожился Фёдор. – Воды! Он вскочил с места, к крану, набрал воды, подал мне. Я схватила, расплескивая, глотнула, но это не прекратило приступ огненного рта. Вскочила со стула, не знаю куда бежать. – Где ванна? – кричу. – Там. Да что случилось? Бегу в ванную, включаю кран, подставлю рот, чтобы хоть как-то уменьшить огненные ощущения. – О боже, на хрена ты так мясо наперчил, ты идиот! Повар хренов! – кричу уже совсем невежливо, но других слов в данный момент у меня для него просто нет. – Сильно переперчил? – вошёл он в ванную, – я не думал… – Ты не думал, а надо было подумать черт, как печёт! – поставила губы под напор воды, уже всё лицо мое мокрое и водостойкая, мать ее, тушь потекла. Черт! Причёска испортилась, перекосилась. Мать твою! Это какой-то позор. Плескаю воду на лицо, на губы, все мое приличное платье уже забрызгано, а я не могу остановиться. Так печёт, блять! Вот не ругаюсь обычно, но тут без мата не справиться никак. – Давай помогу, – придерживает волосы, чтобы в раковину не свисали. – Черт, Федя, ты охренел, так блюдо перчить! – Я люблю острое, – оправдывается. – Ну, так, я не люблю! Какой нормальный человек такое есть будет? – Извини. Кажется, полегче стало, вода всё смыла. Ну, не всё, но уже можно жить. Ещё пару раз в лицо водой плеснула, в зеркало глянула – Баба Яга. Глаза панды во всей красе. Федя полотенце протягивает. – На, вытрись. Как-то даже обидно прозвучало – вытрись. – Ты не понимаешь, да? – говорю строго, глядя на него в зеркало, – эта тушь только специальным средством смывается. – Может, спиртом? – О Господи, каким спиртом, – намылила руки посильнее, глаза закрыла и мылом мылом эту тушь давай смывать. – На хрена так мазаться, что потом отмыть нельзя? – удивляется. Я гневно пытаюсь смыть тушь. Всё, разозлил он меня окончательно. Мясо ещё это – удивил, блин. Короче, пора мне домой сваливать. Неизвестно, что у него вообще на уме, если он такое мясо любит. Это же ненормально. Плеснула ещё водой, глянула в зеркало, всё, кажется, только темная дорожка у контура века осталась, глаза панды смыла, наконец. Повернулась, взяла у него полотенце, он стоит, смотрит виновато. – Прости, я не хотел. Тут я немного успокоилась. Наорала на мужика, он сейчас и сам меня прогонит. – Да ладно, бывает, чего уже, – говорю почти спокойно, а вдруг правда прогонит. А оставаться зачем, не доедать же то мясо? Он смотрит на моё лицо. Руку протянул, тронул бровь. – Вот теперь, это твоё лицо. Шагнул ближе. Это он чего удумал? Руку на бедро положил и крепко пятернёй сдавил. Другой рукой за талию схватился. К себе рванул, и я влипла в его мощную грудь. – Болтливая ты, Лилиана, ох, болтливая, – и губами в мои губы впечатался. Не успела даже ответить, что совсем неболтливая. Схватил за задницу, приподнял и посадил меня на мраморную столешницу. 14 Пока она моет лицо, стоя ко мне жопой, я, как дурак, пялюсь на её круглые половины и полосочку стрингов. Член мой, само собой, свободу мыслей почувствовал, ну, и давай оживать. Я даже не слышу, что она там болтает. Отвечаю на автомате, а сам точно знаю – из ванной ни ногой, я малышку тут как раз и представлял. Вот и исполним. Подхватил Лилиану, как пушинку, на столешницу посадил, ноги раздвинул, платье задрал. Сегодня эта красавица никуда от меня не уйдёт.